Марина Броницкая - Я не Поттер!

Так что мне оставалось только висеть на этой цепи, но как только позади меня скрипнула дверь и мужчины вскочили на ноги, я понял, где нахожусь — Нора. Чужой дом, принадлежащий чужой семье, уверенной, что цель оправдывает средства, уверенной, что правы лишь они и никто больше. Ненавижу этот дом, ненавижу!

— Я постирала, мальчики, он теперь как новенький. Передайте мальчику, как в себя придет… — бормотала женщина. — Оденьте на него, забыла я комнату прогреть, совсем забыла…

— Молли… — простонал Ремус.

— Всё–всё, ухожу!

Пропустить возможность подразнить Уизли я не мог. Не знаю, как нормальные люди, а они считали себя такими, решились пленить врага, вина которого не доказана, да не где‑нибудь, а в супружеской спальне. Какие слова может произнести мать семейства, глядя на мою окровавленную руку? Поинтересуется самочувствием, пожелает здоровья, обвинит во всех грехах?

— Позвольте поинтересоваться… — просипел я и изловчился немного обернуться. Боль в руке становилась невыносимой, а моя ненависть крепла, словно цветок под благодатными лучами солнца. — Вы свитер от чего чистили? От крови? Или так, пыль стряхнули?

— От пепла… — быстро ответила Молли и взвизгнула от ужаса открывшейся перед ней картины. — Сириус, у него кровь на руке!

— Ничего, вытрем, — спокойно ответил тот. — Позже. Идите, Молли, ради всего святого. У нас времени мало, сами знаете.

— Да–да, иду я, иду… Может, он пить хочет?

— Молли, он не вспомнит, успокойся!

Попятившись к двери, женщина просто вылетела из комнаты, и мы остались одни.

— Добрый день! — поздоровался я. — Давно не виделись, Сириус. Но я все равно не ожидал, что вы так сильно по мне соскучитесь. Не то чтобы я был удивлен приятно, но удивлен — это точно… — издеваться над белым как полотно крестным было приятно.

Он смотрел мне в глаза немигая и боялся сделать хоть шаг. Ну, хорошо хоть идея допроса с пристрастием не ему принадлежала, и на том спасибо.

— Тебе что, не страшно? — прошептал мужчина.

— Мне? Страшно? — я постарался удивиться, но чувствовал, как лицо, покрытое испариной, просто отказывается выдавать нужные мне гримасы. — Конечно, нет.

— Видишь! — ко мне подбежал Ремус. — Ему не страшно, и он не врет, не может он сейчас врать!

— И что? — как‑то тоскливо спросил Блэк.

— Как что? Он не может чувствовать, он как бревно!

— Прекрати, немедленно.

И Люпин послушался, перестал торжествующе улыбаться и успокоился. Они вдвоем присели на кровать передо мной и постарались придать ситуации немного нормальности. Два друга, разрешившие между собой все, ну или почти все, противоречия. Они воевали с моей жизнью так, словно нет никого страшнее на свете, чем бесчувственный мальчик. Шли бы лучше Темного Лорда искать, раз считают себя борцами за её величество никому ненужную правду. Узнай они её, они бы уши заткнули и предпочли оглохнуть!

— Гарри, прости нас… — первым заговорил Сириус.

— А можешь и не прощать! — встрял Ремус, но под тяжелым взглядом Блэка замолк и отвернулся.

— Гарри, прости нас, но все происходящее здесь и сейчас нам просто необходимо. Если ты действительно не скрываешь ничего страшного и непоправимого, все закончится быстро… Ты и не вспомнишь ничего! Обещаю!

Да, видел я уже такого уверенного, не вспомнишь… как же! Я помню все свои беды и неудачи, всю боль и одиночество. Забывать нельзя, говорил Риддл, а я живу по его законам, мои взрослые друзья. Зря стараетесь, зря…

— Ненавижу.

Блэк дернулся, как от удара. Не выдержал даже Ремус — встал и отошел к окну.

— Начинай, Сириус. Мы и вправду немного палку перегнули… — наконец сказал он.

Схватив руками край кровати и смяв покрывало, Блэк принялся раскачиваться на ней, еле сдерживая кипящие в нем чувства.

— Да, Гарри, начнем. Сегодня ты выпил зелье правды, и не сможешь нам солгать. Мы всё проверили, пока ты был без сознания. Ты будешь говорить прав…

— Гарри, ты знаешь Фенрира Сивого? — перебил друга оборотень голосом, лишенных всяких эмоций. — Отвечай.

— Нет.

От потрясения Люпин растерялся.

— Как нет?!

— Я видел его в лесу, возможно, он направлялся в Малфой–мэнор. Но мы не знакомы, если вы об этом…

— А запах?

— Говорю же, возможно, он в замок направлялся.

— А отец? Твой отец знает его?

— Думаю, да. В молодости они встречались, папа рассказывал, что Сивый очень сильный, и опасный. Сказал держаться от него подальше, даже если дядя Люциус захочет нас познакомить.

— Но как же… — в немом удивлении мужчина развел руки. — Как…

— Убить тебя мало, профессор Люпин. Нападаешь по ночам на маленьких девочек, похищаешь маленьких мальчиков…

— Издеваешься?

— А то! — я ухмыльнулся. — И то ли еще будет, когда мы с глазу на глаз встретимся…

— Сириус, это не ребенок, это мразь.

— Ремус!

— Я знаю, что я Ремус! А ты знаешь, кто он?!

— Время идет, продолжай ты, а я больше не могу… — с раздражением заявил Блэк.

Настала очередь Сириуса любоваться пейзажем за окном, и роль наблюдателя точно пришлась ему по вкусу. Обидно, но и этот друг моей матери оказался обычным трусом…

— Северус Снейп — Пожиратель?

— Нет. Уже тринадцать лет — нет.

— Как ты относишься к Волдеморту?

— Я уничтожаю его части, рискуя собственной жизнью, пока такие как ты, Ремус, протирают задницы в пивных, жалея себя! Ты свою рожу в зеркале видел?!

— Ты ненавидишь Невилла Долгопупса?

— Я ненавижу всех грифиндорцев, — и я многозначительно посмотрел на Сириуса, — без исключения. И никогда не буду им помогать, а пухлый не понимает таких простых истин. Он мямля, ему такие чувства неизвестны, разве только обидеться может, да разреветься, как девчонка. Наверное, на маму свою полоумную похож, как считаете?

Ремус заскрипел зубами, так сильно ему захотелось мне врезать.

— Где Плакса Миртл?

— Я её упокоил, над ней все издевались, и я ей помог. Она же — не грифиндорка!

Люпин начал осознавать страшное — я невиновен. Его лицо вытянулось, а руки задрожали, словно он и впрямь принял на грудь изрядную долю алкоголя. Хотя на самом деле он четко и ясно понял одно — на его совести не будет греха большего, чем я, сидящий перед ним. Его прошлое подшутило над ним со звериной жестокостью. Ведь не приняв сына того, кого он терпеть не мог, будучи еще ребенком, и только лишь потому, что он его сын и ничей больше, мужчина обрек себя на вечные муки совести. Мое окровавленное запястье будет сниться ему в кошмарах до самой смерти. Однако не думаю, что её, смерть, ему придется ждать долго. Я точно знаю — она уже ищет его адрес.

— Ты… счастлив?

— Нет, я несчастлив, — ответил я вполне честно.

Правда, забыв упомянуть, что обязательно таким стану, как только Волдеморт воплотится.