Марина Броницкая - Я не Поттер!

Однако в моей комнате стоит тропическая жара, и будь я более веселым человеком, то один другой шезлонг вместо кроватей, и она превратилась бы в настоящий пляж. Симус свыкся со мной и моим умением все делать лучше, чем кто‑либо. Думаю, можно смело записать себе в заслуги заражение ирландца здоровым пофигизмом. Во втором ящике его тумбочки теперь хранятся вещи не одного, а сразу двух сезонов: шапка, куртка, вязаные панталоны, а также красные шорты и белая майка. По мере изменения климата в спальне, незаметно и тихо меняется одежда ирландца. Как раз вчера он написал письмо маме, в котором просил выслать ему вьетнамки, и еще попросил не спрашивать — зачем. Невилл и Дин не обладают терпением истинных горцев и возмущаются постоянно, тем не менее, за пределы помещения их возмущения не вышли ни разу. Я расту, и вместе со мной растет их опасение. Нравится ли мне такое положение дел, или плевать я хотел на этот страх — не знаю. В зеркале на прикроватной тумбочке я вижу тощего подростка с безгранично пустыми глазами. Наверное, они были такими всегда, но присмотреться к своему отражению повнимательнее я догадался только после похорон Седрика Диггори, единственного ребенка в семье и просто хорошего человека. Мне стало интересно — как же я на такое решился?!

На кладбище отправились лишь пуфендуйцы, но и прощания во дворе школы мне хватило с лихвой. Рыдали все: и девчонки всех без разбору факультетов, и Минерва, и Флитвик, и родители мальчишки, поддерживающие друг друга, чтобы не упасть на гроб сына и не вцепиться в него мертвой хваткой. Крышку гроба закрывать не стали и те, кто хотел, могли подойти к мертвецу и дотронуться пальцами до его лба, бормоча слова прощания. Первыми на этот скользкий путь, полный неловкости, ступили слизеринцы. Стройными парами, построенными в ряд, они как муравьи потянулись к Седрику. Достойно, с лицами являющими собой одну сплошную скорбь, они в считанные минуты выполнили свой общественный долг, развернулись и ушли. За ними подтянулось десятка два самых смелых пуффендуйцев, следом нехотя поковыляли остальные. Последними выступили преподаватели, немного растерянный директор и плачущий Хагрид. Я, понятное дело, подойти не захотел. Но особого уважения покойнику никто, кроме представителей змеиного факультета, так и не выказал. Большинство просто боялось трупов и до сих пор не понимало — а что, собственно, произошло? Он же вчера до вечера в библиотеке просидел!

Уверен, о причинах своей смерти хорошо осведомлен сам Седрик, да еще несколько персон, в число которых вхожу я. Остальным придется гадать долгие годы. Честное сердце не выдержало борьбы с тем, у кого его нет, и сдалось. Волдеморт теперь не совсем призрак, а я его наследник, хотя, по сути, наследовать то и нечего. Разве только упорство в достижении целей и просто нечеловеческую усидчивость. Первым минусом первого шага к его воплощению в нечто живое стала дурная привычка Риддла подглядывать из‑за плеча и дышать в затылок.

«— Коряво! — излагал он свое недовольство, стоя у меня за спиной и мешая услышать хоть слово декана. — Ты можешь не зачитывать все слова, ты можешь их просто представить! Жаль, что данный женский экземпляр появился в школе уже после меня… — подросток сложил руки на груди и с долей мечтательного разочарования улыбнулся».

— Мистер Снейп! — завизжал только что упомянутый экземпляр. — Прекратите размахивать руками. У нас не урок полетов!

— Я муху отгоняю… — пробормотал я в свое оправдание.

«Муха» в виде невидимого остальным Лорда хмыкнула, пренебрежительно махнула рукой на Минерву и деловито пошла проверять практическое задание Драко. Нашептывая ему свое видение предмета, Риддл сводил приятеля с ума. Тот становился похож на поэта, с визитом к которому нагрянула чокнутая муза, комкал исписанные листки бумаги, грыз перо и вглядывался в потолок в поисках откровения, даже не догадываясь, кто учит его уму–разуму. Пора бы их уже лицом к лицу познакомить!

МакГонагалл всплеснула руками, довольная подвернувшейся возможностью меня уязвить. С некоторых пор ей надоело меня расхваливать, и понравилось потешаться.

— Неужели сын такого знаменитого отца не знает заклинания, способного отогнать муху? — еле заметно усмехнулась она, чуть скривив губы. — Вы поразили меня в самое сердце!

— Я другое знаю, но мне муху жалко… — ответил я тихо, но все сидевшие вокруг меня замерли. Казалось, шевелятся только их уши.

— Вы боитесь нанести ей моральную травму? — продолжала допытываться Минерва, не теряя своей знаменитой строгости. — Не бойтесь, мистер Снейп, не стоит.

В ту же секунду материализованная мною муха была мною же и уничтожена, немного подсушена, а после скинута с потолка прямо в центр учительского стола, на румяное и блестящее яблоко декана, явно предназначенное не для демонстрации чудес Трансфигурации, а для съедения.

— Ну раз вы настаиваете… — я пожал плечами. — Мухи тоже жить хотят, вообще‑то!

Мои слова заставили Минерву открыть рот, переводить взгляд с яблока на меня и обратно, и удивляться тому, как запросто размахивание ученика руками на уроке может привести к обвинению в черствости и бесчеловечности самого учителя. Не смешка, ни улыбки в свою поддержку декан Грифиндора так и не увидела. Надо мной уже давно никто не шутит, кроме узкого круга лиц, ну просто не хотят.

С таким положением вещей не может смириться Ремус Люпин. Не знаю, кто он по профессии и есть она у него, но, похоже, мужчина всерьез взялся за жизнеописание несостоявшегося Гарри Поттера, и не стесняется интервьюировать не только грифиндорцев, но даже детей своих врагов. Не пойму, он верит в чудеса похлеще магических? Потому как приятель слова такого не знает — «правда».

— Малфой, останьтесь после урока. Мне необходимо… проверить вашу тетрадь, — сказал он, глядя в пыльный угол и смущаясь неизвестно чего. — Пожалуйста.

Драко не сразу поверил, что это к нему обращаются, но когда Гойл утвердительно затряс головой в ответ на вопрос в его глазах, обернулся и уставился на преподавателя, словно в первый раз видит.

— Подойдите, подойдите… А вы можете быть свободны. Не забудьте добыть гнома на следующее занятие, но только не садового, домашнего! — крикнул он слизеринцам вслед.

Оставшись наедине с выпученными глазами приятеля и им самим, Люпин попытался взять верх над юностью белобрысого наследника древнего рода.

— Ну что, молодой человек, поговорим?

Драко как воды в рот набрал. Скорее всего, это у него речь от удивления отняло.

Закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула, Люпин возвел глаза к потолку и развел руки в немом вопросе.

— Кто он?

Тут приятель всё же не выдержал и потерял самообладание: