Артем Лунин - Перед бурей (СИ)

— Здравствуй, старший брат, — поклонился Гарий. Говорить с мёртвым было… странно. Ему казалось, что за ним следит взгляд из-под опущенных век, и убитый внимательно оценивает его.

— Здравствуй, — пролепетала Мона.

— Если тяжело, — Алек опустился на пол у ног тела, оглянулся на детей, — вам необязательно оставаться здесь.

Мона была бы рада удрать прочь. Но Гарий вопросительно посмотрел на неё, сам явно намеревался остаться. Дети сели, и Алек начал тихо читать стихи из старого Покона.

Мысль о смерти — как кислота, которой можно испытать дела своей жизни. Истинные из них только те, которые не растают в дымке и не обесцветятся под воздействием её.

Выходя из корабля, Гарий пропустил девочку вперёд. Алек шёл последним, болезненно зажмурился. После сумрака трюма свет дня показался ослепительным.

Голубой дым стелился над руслом ручья. Прибывшие зажигали огни не для готовки пищи — всё нужное, уже готовое, принесли с собой, — для поминовения. Разговаривали тихо, двигались неторопливо. Так диктовали правила уважения к мёртвым, но мальчишке на какой-то страшный миг все окружающие показались похожими на тех, что остались в деревянном чреве корабля.

Мона потянула его за рукав, указывая в сторону:

— Нас зовут.

Они подошли, и Линда вручила два берестяных стаканчика с крепчайшей рябиновой наливкой. Оглянулась:

— Наверное, будет правильно, если Алек скажет…

Алек не стал спорить и снова нараспев прочёл стихи Покона. Плеснул на нос корабля, и тёмно-красную струю унесла вода, остаток залпом выпил, и все последовали его примеру.

Гарий, подражая старшим, опрокинул в себя стаканчик и задохнулся, усилием воли придавил кашель. Ему случалось пробовать на праздниках слабое ягодное или молочное вино, но чего-то более крепкого — никогда.

Мона аккуратно похлопала его по спине, явно придавив желание врезать от всей души. Гарий кивком поблагодарил, говорить он ещё не мог, пыхтя и обливаясь слезами. Девочка поглядела на него и нерешительно сунула нос в стаканчик.

— Слушай. А мне вообще можно? Сейчас?

Гарий так и замер с открытым ртом, чувствуя, что он начинает разъезжаться в улыбке. Спохватился — ещё посмейся на поминках…

— Можно, — разрешил великодушно и тут же добавил, — немножко.

Мона осторожно отпила, передёрнулась и вылила остаток, разделив между ручьём и поминальным костром. Они отошли к столу, где уже были разложены самые простые яства. И, конечно, ничего сладкого.

Девочка подтолкнула локтём, глазами указала в сторону. Гарий изумлённо выдохнул через зубы, обнаружив за соседним столом Тролля.

— Какого он вообще припёрся? — свирепо зашептал он. — Почему не остался при караване?

Берич сидел, повесив голову и опустив кулаки на колени. Не нужно было быть сердцеведом, чтобы понять, насколько неуютно он, чужак, ощущает себя тут.

— Смерть всех уравнивает, — сказала Мона. — Если уж он припёр… пришёл сюда, пусть его.

Вот Алек что-то сказал Троллю, и он ещё больше вжал голову в плечи, съёжился. Неуверенно протянул руку, взял кусок грубовато накромсанной дичины, лепёшку.

Гарий фыркнул, глядя, как осторожно он жуёт.

— Небось думает, что навлекает на себя проклятье от наших мёртвых.

— Как раз этим мёртвым ни к чему проклинать берича, — задумчиво сказала Мона. — К племенам болотников они никакого касательства не имеют — здесь только те, что погибли в боях с империей. Куда это он?

Алек встал, Мона сначала подумала, что он хочет пересесть, избежав неприятного соседства с Троллем. Однако молодой вой пошёл куда-то в сторону кораблей.

Мона и Гарий переглянулись. Стараясь не привлекать внимания, медленно поднялись, отправились следом.

Парень миновал первый корабль, проведя по носу, на котором сохли потёки рябиновки. Зашагал, опустив голову, что-то разглядывая под ногами, одарил войскими поклонами прочие корабли. Несколько раз забредал в ручей и наконец остановился, найдя то, что искал.

Опустился на камень и медленно потянул из ножен меч. Полюбовался узором бесчисленных слоёв стали, вытянул перед собой клинок и легко подрезал себе правое предплечье, там, где на загорелой коже выделялись одинаковые шрамы.

Побежала кровь, яркая-яркая на серой стали. Алек что-то говорил, наблюдая, как кровь стекает от основания клинка к острию. Тяжёлые капли сорвались, запятнали камень, на котором стоял вой, замутили чистые быстрые струи ручья. Алек стоял, глядя на полоску крови на мече, наконец встряхнулся. Достал из поясной сумки чистую тряпицу, залепил порез, вытер клинок, омыл в ручье. Подержал перед собой, дожидаясь, пока вода испарится, и вернул в ножны.

Гарий тихо выдохнул сквозь зубы — оказывается, всё время ритуала он простоял, забыв дышать. Почувствовал в своей руке горячую ладонь Моны.

— Пошли, — тёплый шёпот щекотнул ухо. — Он же сейчас пойдёт обратно…

— Угу, — Гарий попятился.

Они укрылись в лесу, дождались, пока Алек пройдёт мимо.

— Думаешь, заметил? — опасливо прошептала Мона. Гарий пожал плечами. Выбравшись из кустов, покрутился на берегу ручья, покосился на Мону:

— Слушай, ты иди, я догоню…

Тон он взял неверный. Мона мгновенно приняла вид жены-ждущей-загулявшего-мужа — сурово насупилась, руки в боки.

— С чего бы это? — сурово спросила.

— Тю на тебя! Ну, оставайся, если хочешь!

Мальчишка прошёл на камень, где стоял Алек. Поглядел на бурые, успевшие подсохнуть потёки. Медленно потащил из ножен меч и дагу.

Мона сдавленно охнула и прикусила язык. Чуть не ляпнула, чтобы он перестал воображать себя войем. Такое не спишешь на все "скверные настроения".

— Ты хоть знаешь, что положено… как положено… — начала, запинаясь. Гарий усмехнулся.

— Не знаю. Но какая разница? Скажу что-нибудь, — поколебался. — Может, всё-таки уйдёшь?..

Мона замотала головой. Гарий посмотрел сурово, убедился, что она понимает всю серьёзность происходящего. Встал на колени и вытянул перед собой левую руку, подёрнув рукав. Мона торопливо села, полуотвернулась.

Короткое движение, и поверх бурых пятен на камень легли алые.

— Вот он я, — негромко сказал Гарий. Он на самом деле имел смутные представления о ритуале. — Вкуси моей крови и стань моей плотью, возьми моей силы и стань направлением её. Служи верно.

Край его багрово-чёрного плаща полоскался в воде.

Напоив и дагу, Гарий почистил оружие, высушил и вернул в ножны. Мона так и сидела, глядя в другую сторону.

— Всё, — тихо позвал Гарий. Девочка подскочила, как пружинкой подброшенная, метнулась к нему и едва не выругалась. Вот ведь резанул от души!..

Гарий неловко перебирал содержимое поясной сумки, держа левую руку на весу. Тканевые полоски были неуловимы. Девочка сдавленно зарычала и принялась помогать, парня замотало туда-сюда.