M. Nemo - Песнь Люмена

Невольно Карнут перевёл взгляд на Шайло и, видя расширенные глаза того, пожелал оказаться где угодно, только не здесь, не видеть этой тихой ледяной ярости, не слышать произносимых Им слов.

— Ты соберёшь отряд и отправишься туда, где его держали. Каждого, кого найдёте там, сожжёте. Не должно остаться ни одного отверженного.

Ощущая холод в жилах, Карнут поклонился. Император не смотрел на них, когда оба легионера покинули тронный зал. И лишь тогда в темноте на выходе Карнут позволил себе остановиться.

— Это не должно распространиться за пределы зала.

— Конечно.

Карнут до конца не знал, что именно должно остаться здесь.

— Наш создатель абсолютен как в Своей любви, так и в гневе, — сказал Шайло.

Этот легионер, куда младше его, пытается дать ему утешение? Тогда Карнут обернулся к Шайло и по-новому взглянул на того, с удовлетворением отмечая свою правоту. Теперь, особенно после произошедшего с Люменом, Люмен никогда не сможет… теперь… мысли не желали обретать ясность. Возможно это даже к лучшему, как бы чудовищно не звучало. Теперь только Шайло может претендовать…

— Карнут, твоё лицо изменилось.

— Ты честен. Что ж. — Голос тал жёстче. — До встречи.

И оба поклонились друг другу. Оставшись один, некоторое время Шайло ещё стоял на месте, вспоминая то время, когда они встречали каждый раз друг друга после разговора с Императором. Теперь же коридор был пуст и звёздный свет холодно очерчивал линии на полу.

Бесшумно ступая, он пошёл к комнате Люмена. Уже подходя к ней, Шайло увидел привычную пустынность коридоров и залов. Эта часть Чертога стала под запретом для других легионеров. Только дети последнего поколения имели права быть здесь.

Они привыкли к тому, что оставляя Люмена и приходя в следующий раз, заставали его в таком же состоянии. За последние дни тот несколько раз подымался и делал несколько шагов по покоям, а потом так же резко уходил в себя.

Потому тишина изнутри показалось привычной. Только когда Шайло вошёл, его охватило моментальное беспокойство — Люмена в комнате не было. Он вышел обратно в коридор и тут же свернул направо. Преодолел несколько арок и, миновав небольшой зал с четырьмя ведущими на верхнюю площадку лестницами, снова свернул в широкий коридор.

В самом конце уже был виден одинокий силуэт на фоне высокого окна. Здесь, как и во всей запретной для других части Чертога, было темно. Там, в горе, было слишком много света, ничто не должно напоминать. И всё же в этой чернильной темноте было нечто пугающее, когда Люмен стоял так один посреди круглого зала.

Голова его была запрокинута, руки свисали вдоль тела.

— Люмен.

Тот не отозвался.

— Люмен, — позвал снова и на этот раз друг повернулся на звук его голоса, моргнул и только потом Шайло увидел в нём некое узнавание. — Что ты здесь делаешь?

Молчание.

Шайло уже хотел повторить вопрос, как услышал:

— Я не знаю.

И всё же это «Я» порадовало его и вселило надежду. Ещё недавно друг не демонстрировал осознания собственной самости. Это хороший знак. И тогда Шайло решил приободрить его, всё равно он ничего не понимает и не запомнит, но может хоть на секунду Люмену станет лучше.

— Всё хорошо, Император отдал приказ уничтожить всех отверженных, что сделали это с тобой. Скоро их не станет.

Ему почудился вспыхнувший огонь в глазах, хоть это так же могла быть игра света и тени. Люмен вдруг уставился на него, а Шайло, не замечая перемены, продолжал:

— Их сожгут. Ни одному пошедшему против Его воли не избежать справедливой кары.

Что бы это ни было, оно ушло так же быстро, как и появилось. Люмен всё ещё смотрел на Шайло, но теперь без того жадного выражения. Всё в нём разом потухло.

— Пойдём.

Но тот всё так же продолжал стоять на месте не реагируя на слова.

— Я вижу как лёд сковывает океан, — это было самое длинное предложение, какое Люмен сказал с момента прибытия в Чертог.

— Хорошо, — снова бессмысленные видения.

— Я вижу агор внутри кристаллов. — Люмен не смотрел на него, продолжая говорить еле шевеля губами. — И время, оно уходит назад.

— Агоры не проникают в кристаллы, — возразил Шайло. — Всё это — галлюцинации и они исчезнут как только уровень кристалла в тебе снизится.

Тут только Люмен посмотрел на него и Шайло впервые узнал своего друга, перед ним стоял прежний Люмен. И хоть он понимал, что это не продлится долго, но надежда оставалась. Всё чаще тот приходил в себя, всё дольше мог мыслить разумно.

— Ты был спроектирован, чтобы ответить так.

— Все мы таковы, какие есть, пойдём, тебе не нужно бродить здесь одному.

— Шайло?

Вошедший Лукас остановился увидев Люмена.

— Всё в порядке. — И ту же добавил. — Что-то не так?

— Пришлось успокоить нескольких легионеров. Лучше тебе поговорить с ними.

— Сейчас буду.

Кивнув и бросив последний взгляд на Люмена, Лукас так же поспешно ушёл. Произошедшее повлияло на весь Небесный Чертог и даже легионеры не знали правды — то не могли не догадываться.

— Пойдём, я отведу тебя.

Это произошло больше двадцати лет назад, но Аджеха помнил случившееся как будто всё было только вчера. В тот вечер бушевала страшная метель и они с братом грелись у камина. За окнами была одна чернота и даже когда мать подошла и отодвинула шторы, не смогла разглядеть, кто стучится к ним.

Поместье было достаточно большим и заметным, и одним из самых богатых во всей округе. К ним, бывало, приходили замёрзшие путники и просили приюта и тепла. Вот и сейчас стук повторился, но как-то иначе, слишком уж уверенный. Так стучал отец, когда возвращался с охоты. Это сразу не понравилось Аджехе и он повернулся к двери. Анука продолжал возиться с вырезанными из камня фигурками медведя и охотника.

А потом отец что-то услышал, будто удар по снегу. Хотя тогда ещё Аджеха не знал, что то были вездеходы. Брат запустил медведя в ворс шкуры и поморщился, подставляя лицо огню в камине, происходящее его нисколько не волновало. Сам же Аджеха поднялся и посмотрела сначала на отца, тот вдруг встал и поспешил к двери пока мать её не открыла. Отодвинул засов и склонился. Потом Аджеха посмотрел на дверь.

Никогда прежде ещё он не видел, чтобы отец кланялся и смутился. Анука у его ног улыбнулся. Первым показался высокий статный человек в меховой накидке, полностью скрывающей его. На голове у него была обычная шапка и всё же та смотрелась настолько чуждо, что это бросалось в глаза.

— Это большая честь для нас, — проговорил отец по-прежнему не выпрямляясь. Склонилась в поклоне и мать, успев бросить предупреждающий взгляд старшему сыну, однако тот не понимая, почему должен кланяться незнакомцу, продолжал стоять напротив огня и смотреть снизу вверх на чужака.