M. Nemo - Песнь Люмена

— Аджеха, ты всё время отвечаешь одно и тоже.

— Как угодно жрице.

Он как будто весь закаменел. Мийе на секунду показалось, что стоит дотронуться, и весь пойдёт трещинами. Она и сама замолчала, только смотрела внимательно на застывшего стража. Слишком внимательно, так что ему оставалось или заговорить, или уйти. Вдруг стало так тяжело, что казалось — вот сейчас тишина окутает уши. Напряжение росло.

И вдруг ему на голову упал снег. Аджеха нахмурился как ребёнок. Первой расхохоталась Мийя, за ней и сам страж. Оба смеялись, пока она не утёрла слёзы и не выпрямилась.

— Всё будет хорошо. Они приедут рано или поздно.

— Меня волнует не это.

Будь мир чуть теплее, они могли бы сесть на каменный круг тут же и разговаривать. Аджеха впервые ощутил возвращение в Чертог так осязаемо. Чертог всегда будет ждать его, через снега и равнины. Громоздящийся в вечности рукотворный айсберг со стенами без единого огреха, точно выточенный волнами.

Правда была в том, что ему хотелось остаться здесь.

— Тогда что?

— Здесь хорошо, — слова прозвучали так просто и естественно, что ни один не удивился.

— Я тебя понимаю, — Мийя говорила со свойственной ей убеждённостью. — Мне тоже нравится бывать среди людей. Я люблю их.

— И их тепло.

К тому времени они уже стояли рядом. Она улыбнулась, отчего Аджехе захотелось улыбнуться точно так же. Кажется, всё таки что-то отразилось на его лице. Потому что глаза Мийи зажглись и стали ещё красивее. Они были большими и тёмными, и очень тёплыми.

Некоторое время оба смотрели на звёзды.

— Мне нравится их свет, — удивительное дело, она произнесла это так, что Аджеха по-новому вглядывался в далёкое холодное сияние. — Когда-то давно нам рассказывали, что это те агоры, что покинули планету. — Снова улыбка. Аджеха задержался взглядом на мягких губах. — Может, так оно и есть. Тогда это были агоры удивительных людей, их тянуло вверх. Ты бы хотел стать звездой?

— Что?

Аджеха как будто с трудом перевёл взгляд снова на небо.

— Стать звездой. Освещать путь другим.

— Не знаю.

— Ты слишком серьёзен.

— Разве не таким полагается быть стражу?

— Так-то лучше.

Он хмыкнул.

— А чему учат жриц в Обители?

— Слушать суть мира.

— Получается?

Казалось, Аджеха готов рассмеяться. В Мийе взыграла природная скромность.

— Я на это надеюсь.

Он в который раз удивился такой перемене. Когда разговор касался служения Обители и её целям, Мийя делалась другом. Или же раскрывалась глубже, этого он понять не мог. Менялось даже её лицо, взгляд становился глубже. И порой Аджехе казалось, что ему не дотянуться туда, не узнать истоков того, что преобладает в ней.

— Расскажи мне о храме.

Память настойчиво пыталась выудить нечто стоящее.

— Ты права, там и правда, холодно.

— Что ещё?

— Много тренировок.

— Ты справлялся.

Это прозвучало так, как будто она видела всё лично и с чем-то ещё. С чем? Как будто гордость.

— Я вижу людей, — отвечая на невысказанный вопрос, сказала Мийя. — Это основная задача жрицы огня — понимать того, с кем устанавливаешь контакт. Только так мы можем быть услышанными.

— Стражу понимание не требуется.

Уловила ли она иронию в его голосе? Похоже, нет. Но это и не бывало важно. Аджехе просто нравилось стоять здесь и слушать тишину, изредка нарушаемую голосом Мийи. Здесь было спокойно, только снег и пустые дома, нависшие над ними крыши собирающие тень в углах, затихшие далеко за небом звёзды.

Было спокойно. Месть и долг отступили, давая ему возможность просто быть здесь и наслаждаться прикосновением холода при дыхании и икрящейся темноте кругом.

Эти жрицы, ведь их так и воспитывали, чтобы умели подчинять без силы.

— У каждого свой путь. — Мийя подмигнула Аджехе. — начертанный Им.

— Что ж, ты наверно тоже очень хорошая жрица.

Она как будто смутилась.

— Да… — и добавила. — Долг это то, что делает нас людьми.

Упоминание последнего Аджеху не побеспокоило. Он всё так же спокойно всматривался в небо. Иногда ему казалось, заговори он сейчас обо всём, и даже то прозвучит отстраненно, как будто не имело к нему отношения.

— Тогда жизнь упрощается, — слова звучали без эмоций.

— Напротив.

Это заинтересовало Аджеху. Теперь он смотрел на Мийю. Очень внимательно и она пояснила:

— Не всегда можно отличить истинный долг от того, что названо положенным.

— Я думал, жрицы хранят закон.

— Так и есть. Но порою сложно разобраться, что хорошо, а что плохо.

У неё всё звучало так просто.

— Иногда люди принимаются интерпретировать закон и из того выходят недоразумения.

Что ж, стремление к интерпретации обличали ещё в незапамятные времена. Само понятие субъективности выступало пугалом и мишенью для насмешек со стороне того же храма.

— Иногда им сложно понять его суть.

— И вы облегчаете эту задачу.

— Мы вносим ясность, где её не хватает.

— «Хаос — это отсутствие ясности», — процитировал на память Аджеха.

— Именно так, — Мийя улыбнулась. — Порядок — всё позитивное в жизни человека. От него исходит счастье. Когда человек живёт в гармонии с собой через связь с Ним, его жизнь проходит, как и должно. Через одну жизнь порядок охватывает мир. Потому для нас важен каждый.

— А хаос?

— Сомнение, эгоизм, ограниченность. Нужна мудрость, чтобы бороться с этим в себе. Вырывать из сердца и охранять дарованную нам милость. — Руки у неё были бледными в свете звёзд и наверняка замёрзли. Только виду она не подавала или же была так увлечена, что не замечала того. Пальцы с розовыми ногтями коснулись грубой ткани куртки и скользнули верх по рукаву. Аджехе хотелось, чтобы она коснулась выбившейся пряди вьющихся волос. Но вместо этого Мийя вздохнула и затихла.

А он продолжал смотреть на прядь, испытывая желание протянуть руку и самому пропустить её через пальцы. Ощутить на прикосновение.

В этот момент Мийя обернулась к нему желая сказать нечто и застыла. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. На её лице отразилась боль и сожаление, что она не может утешить его дотронувшись. Аджеха помнил об этом и всё же смотрел на неё.

Ей было невыносимо. Тогда Мийя попыталась улыбнуться, улыбка вышла слабой. И бледной как тень звезды.

Он же понимал…

— Аджеха.

Тот молчал. Просто в какой-то момент пришлось отвернуться и смотреть впереди себя, всё на те же звёзды и тёмные крыши домов.

— Мне всегда хотелось, — Мийя заговорила тише, чем обычно, слова её звучали матово как колыбельная, — вылепить из снега птицу и попытаться отпустить её в небо. Только старшая сестра сказала, что это ерунда и не разрешила заниматься глупостями. Хотелось посмотреть, как птица будет лететь. Хотя этого конечно быть не может. — Улыбнулась в темноте украдкой.