Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Ох, не тот он, – тихо проговорил Асмунд. – Всё время думки какие-то у него…

– Ну-у, переживает, небось, – сказал Тур, шумно обсасывая кость. – Всё ж таки, вроде как, с братом встречается.

– Это понятно, – сказал Рагуйло. – Выпьем братцы, выпьем…

– Давай, Семен! – толкнул его Тур.

– Нет. Я лучше квасу.

– Рассказал бы кто чего, – предложил Аскольд. – А то скучно…

– А что рассказывать? – растерянно спросил Путята. Простак мужик, Семен давно к нему присматривался, и он ему нравился.

– Ты-то ничего не расскажешь, – усмехнулся Рагуйло. – Ты и двух слов связать не можешь.

– Ну, ты! Следи за словами!

– Ну-ка, хватит, Рагуйло! – отдернул его Аскольд. – Тут вам не Сосна! Вот Семен, насколько я знаю, знает много историй…

– Во-во! – встрепенулся Тур. – Батька! Давай-ка, позабавь товарищей!

Семен призадумался, почесал щёку, с неудовольствием отметив двухдневную щетину, и сказал:

– Ладно вам. Нашли рассказчика.

– Про воровское прошлое… – заикнулся Тур.

– В моем воровском прошлом были только черствые сухари, помойки, а потом – Порча. Чего тут интересного?

– Я знаю! Я! – сказал Варда, заметно осмелевший после ухода Военега.

– Говори, мальчишка, – велел Асмунд, кинув на коменданта острый, как нож, взгляд. Семен чуть не засмеялся – палач, видать, пытался смутить парня, скорей забавы ради, нежели по злобе. Только это зря – Варда никого не боялся, кроме князя. Неплохой малый, шустрый, рассудительный – Военег дураков не держит.

– Я не обратил внимания на всякую здешнюю болтовню, – деловито начал он. – Но болтали тут, что Вышеслав, мол, э-э-э, как это… как же мне… а-а! Ходит призраком! Несколько раз он появлялся, дайте припомнить… как там? Так, вид у него, ага! страшный, окровавленный, ну… и все такое.

– Из тебя рассказчик, как из сапога лошадь, – сказал Рагуйло, недовольно сморщившись. – Я уж приготовился всласть побояться, а ты! Тьфу! Больше не говори ничего.

Варда надулся и уставился в свою тарелку.

– А! – вздохнул Тур. – Выпьем, мать вашу так! Напиваться, вишь ли, нельзя. Выпорет он…

Нега стояла, прислонясь к стене, хрупкая, изящная, длинные прямые каштановые волосы водопадом легли на плечи; юное овальное личико, маленький рот, ямочка на подбородке и большие карие глаза – кроткие, печальные, загадочные.

Она не пошевелилась, когда в опочивальню зашла служанка, лишь настороженно проследила за женщиной, поставившей поднос с яствами на маленький столик с фигурными ножками. Шелковый тончайший балдахин над ложем, застеленным хрустящим атласом, всколыхнулся в ответ на осторожные движения горничной.

Потом раздались неторопливые шаги, скрип двери и девушка, наконец, увидела князя. Его хитрые, недобрые глаза затмили легкую улыбку. Он смерил её взглядом, таким обжигающим, что она, повинуясь инстинкту, закрылась руками, хотя была одета.

В руке Военег держал подсвечник с двумя зажженными свечами.

– Не бойся меня, – сказал он как можно ласковей. – Иди ко мне, дай мне руку.

Нега отрицательно покачала головой. Военег поставил подсвечник на стол и подошел к ней.

– Не надо, – прошептал он. – Чего ты боишься?

Нега сделала усилие и посмотрела на него. А он красив. Он великолепен. Но… у него злая душа. Девушка почувствовала это. И пусть, пусть она обманывается – за этим человеком тянется шлейф зловещих слухов, делавших его заложником предрассудков, – но она не могла заставить себя успокоиться. Военег, даже такой… молодой, роскошный, внушал ей страх и оттого был противен.

Князь прикоснулся к ней – ладонь холодная и влажная.

– Пойдём. Сядь сюда. – Он усадил её на край кровати, сел перед ней на корточки, обхватил её ноги руками, посмотрел в глаза…

– Я… не дамся, – прошептала Нега, зажмурив глаза и слушая, как сильно колотится сердце.

– Сколько тебе лет? – этот вопрос прозвучал так неожиданно, что она отшатнулась и спросила:

– Чего?

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать, нет, пятнадцать.

– Четырнадцать… – повторил Военег. Нега заметила, что он на время углубился в свои мысли, и, казалось, совсем забыл о ней. Он встал, сложил руки на груди и уставился в одну точку. В этот момент девушка осторожно подумала, а не слишком ли она преувеличивает, видя в нем только плохое? Ведь что-то доброе должно в нем присутствовать? И сейчас в его взгляде читается тревога, беспокойство…

Военег перехватил её взгляд и улыбнулся.

– Прости, – сказал он. – Я, кажется, отвлёкся. Может, выпьем?

Нега опять отказалась, и тут же упрекнула себя за это.

– Экая ты… – Военег никак не мог подобрать слово. – Дикая! Ммм… нет. Подозрительная. Да!

Нега выдавила из себя слабую улыбку.

– Ну вот! Уже кое-что! – Князь налил вино в серебряный бокал и протянул ей. – Это рецина с Белого озера. Попробуй, тебе понравится.

Девушка пригубила напиток.

– Ну как? – спросил Военег, сев рядом с ней.

Когда он её обнял, все страхи вернулись. Девушка попыталась вырваться, но Военег сжимал её хоть и нежно, но твердо. Он шептал ей нежные слова, и его горячие уста прикасались к щеке, кружа голову, но Нега не сдавалась. Она уперлась локтем в его грудь и с отчаянием в голосе сказала:

– Я боюсь.

Князь отпустил девушку и увидел слезы, заблестевшие в её глазах. Взгляд его смягчился.

– Объясни, что пугает тебя? Моя дурная слава?

– Да, – еле слышно произнесла Нега, опустив глаза.

Военег сгорбился, словно ощутив огромную тяжесть.

– Я знаю! – резко заговорил князь, сжав кулаки. Вино, выпитое им сегодня, взбудоражило его и дало волю гневу. – Про меня говорят, что я убийца, мучитель… Черноярский душегуб. Так, да? Однако если я скажу, что меня там не было, ты ведь не поверишь? А поверишь ли ты, что Солоха был повешен по моему приказу в прошлом году? Это несправедливо. Несправедливо! Да что я, исповедаюсь тебе?..

Нега взяла его за руку, и князь с удивлением посмотрел на неё.

– Не надо, – произнесла она. – Не злись.

Военег почувствовал, что прикосновение этой необычной, в каком-то смысле, девушки дарит ему спокойствие. Он глубоко вздохнул и понял, что ему хорошо с ней. Очень хорошо. Эти ясные, глубокие глаза – за ними крылось нечто большее, чем он мог подумать. Хуторянка. В глуши, бывает, попадают настоящие самородки.

Военег внезапно проникся нежностью к ней. Он ни за что её не тронет. Не даст её в обиду. Не отпустит. "Вот напасть… я что, влюбился? О-о-о, старик, теряешь хватку. Тур будет ржать. А Лют, старая скотина, будет еще подковыривать меня".

– Я посижу с тобой? – робко спросил он, совсем как мальчишка. Собственно, он им и был – все его сумасбродства продиктованы скорей горячностью юноши, нежели рассудительностью опытного вождя. Военег нахмурился, подумав об этом – ведь он лукавил, да нет, обманывал Негу. Он обманывал и себя, так часто говоря всем, что этого не было, что почти поверил в собственную ложь. В то роковое весеннее утро князь был среди головорезов Солохи.