Андрей Дай - Искра Зла

- Это и есть ваш лазутчик? - брезгливо поморщившись, процедил он.

- Да, Мирослав. Лонгнаф поймал его в лесу у самого лагеря. Малец говорит - пришел из Ростока взглянуть на чужеземцев.

- Далековато завело паренька его любопытство, - засмеялся посол.

- Это точно, - искренне поддержал Сократор и нагнулся ко мне. - Ничего не хочешь добавить, малыш? Что-нибудь такое, из-за чего я должен был бы сохранить тебе жизнь...

Мое тело нашли бы через час. Через три часа о моей смерти узнал бы Вовур. К вечеру отряд, прошедший тысячи верст от Модуляр до Ростока, уже хоронили бы на опушке Великого леса. Ибо в противном случае через трое суток мои родичи там же хоронили бы Вовура. Было ли мне что сказать этому большому и сильному человеку? Поверил бы этот, закаленный битвами и путешествиями воин связанному щуплому парнишке в обмоченных штанах?

- Если хочешь встретить завтрашнее утро, ты меня отпустишь, - прохрипел я. И понял - не поверит. Неожиданно сильно захотелось жить.

Я изо всех сил сжал зубы. Чтобы предатель-язык не вздумал молить о пощаде.

- Отнесите его в лес, - вяло махнул рукой посол. - Прибейте гвоздями к дереву потолще...

- О! Мирослав! - громко засмеялся командир. - Как там Владыка говаривал в старые добрые времена? "Искупайте грехи своего народа"! Вот и пусть искупит...

- Да здравствует король Эковерт! - дружно гаркнули дружинники.

Палачи, радостно улыбаясь, поспешили снять меня с жерди. Конечно, нежностью их руки не отличались, и конечно, им показалось забавным несколько раз пнуть меня по дороге...

Я не помню короткий путь к лесу. Наверное, я падал. Наверное, меня били. Может быть, кто-то из них возвращался к деревне - вряд ли дружинники носят в поклаже гвозди.

Я не помню, как мои ладони прибивали к толстенной березе.

Я не знаю, как долго я провисел.

Я тонул в пучине беспросветного ужаса и боли. И единственное, о чем я молил подлых ушедших в спячку богов - дать мне силы, чтобы не орать и не выпрашивать у врага жизнь. Чтобы сохранить последнее и самое главное, что оставалось у меня, - честь.

7

Лошадь мягкими губами тыкалась мне в щеку. Сквозь мутную пелену в глазах, соловушка показалась мне неведомым чудовищем, вроде драконов из детских сказок. Но страха я, почему-то, не испытывал. И боли в пробитых железом руках не чувствовал. Капающий с мизинцев березовый сок, тепло живой бересты за спиной, шелест ветра в нитях плачущих веток. Мой крылатый ветряный друг, воздушными перышками щекочущий тело в прорехах одежды. Странное покалывание на груди. В том месте, где следопыт по имени Лонгнаф резал мою кожу на лоскутки... И необычайная легкость во всем теле. Вот только в глазах какая-то муть.

И я сам себе не поверил, когда сквозь розовое марево разглядел вернувшихся к дереву палачей.

- Слава Басре, малец вроде жив еще, - поскуливал первый.

- Надо ему морду оттереть - в гроб краше кладут, - суетился второй.

- Смотри, он кровью плачет...

- Убери хлебало, скотина безмозглая! Видишь, снимаем хозяина твоего...

- Дай ему воды, вдруг ему сказать чего-нибудь нужно будет...

- Он вообще не моргает?

- Руки-то, руки ему тряпицей перемотай...

- Все! Садим... Тпрууу, тварь, а то продам!

Мир качнулся, и я оказался в седле соловой лошадки. Я улыбнулся. И продолжал улыбаться всю дорогу до самых ворот Ростока.

Сотни четыре тяжело бронированных дружинников с ростовыми щитами в плотном строю перегородили дорогу. За их спинами приготовились лучники, бегали мальчишки со связками стрел. Второй отряд стрелков поджидал на стене. Конница гарцевала чуть в отдалении - почти у Княжьих ворот. И весь этот парад ради чужеземного посольства - ради кучки растерянно озирающихся воинов, закрывших щитами командира и посла.

Но первым встретил нас все-таки Лонгнаф. На своей низкорослой кобылке вынырнул из зарослей черемухи на опушке и вдруг, в одну секунду, оказался рядом.

- Жив, паренек из леса, - кивнул сам себе следопыт. И засмеялся. - А старший брат все-таки есть!

Я не успел ответить. Лохматая лошадь лесовика снова рванула с места в сторону посольской охраны. И вовремя. Ростокская кавалерия с Балором во главе уже летела ко мне. Палачи, не прощаясь, повернули лошадей и заторопились за спины модулярцев. Так что наследника я встретил уже в одиночестве.

- Жив?! - заорал княжич. - Клянусь подушкой Спящих! Жив!

А я, вдыхая пыль, поднятую сотнями коней, мечтал умереть.

Почти полтора десятка столетий, со времен Старого Белого, орейские княжества любили своих спасителей из леса. И больше тысячи лет они же ненавидели своих завоевателей - лесной народ. Годы и годы балансировали два народа на острие клинка - уже не умея жить друг без друга и накапливая взаимные обиды. Сколько раз только угроза острых стрел из чащи мешала разрозненным княжествам объединиться в одно государство?! Сколько раз белоголовые лесовики собирали отряды по городам, чтоб дать отпор иноземному вторжению?! Мы ссорили и мирили князей, наказывали забывших Правду и поощряли ее защитников. Нас благодарили и боялись. Пока однажды юный лучник не отправился поглазеть на чужаков на опушке...

Да! Воины Старого Белого прекратили голод и болезни. Но теперь дружина князя Вовура вернула долг - спасла от лютой смерти младшего сына князя лесного народа. Росток вернул долг. Останется лишь вторая сторона монеты - длинные стрелы в лесу.

Если бы Сократор внял моим угрозам и отпустил глупого парнишку подобру-поздорову - этим бы все и кончилось. Ну, нашли бы в выгребной яме пару потерявшихся палачей с перерезанным горлом. Поняли бы - лесной народ держит слово. И все.

Если бы я умер, прибитый сталью к дереву - Вовур спокойно перебил бы пришельцев и продолжил искать шаткое равновесие с моим отцом.

Но случилось самое ужасное - князь меня спас. И этим вернул орейский долг. А чужаки теперь гости. Их и пальцем тронуть нельзя, пока не покинули границы княжества.

И все испортил глупый мальчишка с непомерным любопытством.

- Держись, Арч! - разглядев заляпанную кровью одежду, воскликнул Балор. - Сейчас мы им вломим!

- Стой!

- Что?! Ты держись! Тебя проводят в детинец.

Грохот сотен лошадиных копыт отдавался багровыми пятнами в глазах.

- Оставь их, - как мог громко выговорил я. - Их сейчас нельзя...

Княжич резко осадил коня и подъехал стремя в стремя.

- Не по Правде это - послов побивать...

- Как скажешь, - скривился наследник, привстал на стременах и заорал, перекрывая шум мельтешащего вокруг войска:

- В город! Атаки не будет!

Конный полк стремительно построился в походную колонну и рысью потянулся в сторону ворот. Чуть в стороне поехали мы с Балором.

- Мы можем потребовать с них личную виру, - наконец, кивнул своим мыслям княжич. И заглянул мне в глаза в поисках согласия. Пришлось остановить соловушку. Говорить, подпрыгивая в седле, сил не хватало.