Ellith The Shadow - Чужие миры

— Как ты ухитрился в этом разобраться?

— Слушал.

Снова интонация «это же очевидно». Я хотел уточнить, не знает ли Умник разницы между «его смелостью» и «его ловкостью», но побоялся, что мой авторитет и так упал ниже крышки, и спросил о другом:

— Шел, ты не знаешь, с каких пор в Школе позволено хвастаться знатностью?

— В школе Кен хвастается тем, что маг в третьем поколении.

Сперва я подумал, что ослышался. Шелис повторил. Я снова подумал, что ослышался. Шелис снова повторил. Эфин, каким неописуемым идиотом надо быть, чтобы этим хвастаться?! А какие идиоты должны собраться вокруг, чтобы хвастовство сработало?

К счастью для моей репутации, разговор прервался. Сиятельный лорд Лис (помню, озвучивали мне его родословную… поколений на двадцать точно) изволил обнаружить странную зелёную верёвку и, видимо, принял её за побег диковинной лианы. Верёвка оказалась щупальцем семиножки-древолазки. Остаток вечера Шелис лечил ожог на носу чересчур любопытного жеребёнка. Бедный Лис по-кошачьи шипел, жалуясь то ли на судьбу, то ли на эфин, и прятался за хозяина при каждом шевелении веток.

А я размышлял о безграничности идиотизма.

Нет, я понимаю, лестно, когда родители из числа своих (большинство магов к концу школы становится круглыми сиротами при полном комплекте живой родни). Но твоей заслуги здесь нет, зато…

Зато сомнительно, что они положились на эфин.

Известно, что в девяти из десяти случаев ребёнок мага рождается с даром менять неопределённость.

Десятому магу очень приятно наблюдать, как его дети стареют.

Если волшебники оба родителя, ребёнок достаточно неопределёнен примерно в пятнадцати из шестнадцати случаев.

Паре номер шестнадцать тоже весело.

А вот уровень неопределённости ребёнка всегда ниже (трансформированных родителей в расчёт не берём — идиоты). Говорят, если вы — архимаг, а дитятко защищало девятую степень сорок лет (и то пришлось лично беседовать с комиссией в укромном закоулке), ощущения незабываемые. Прямо спрашивать у Веды Вельжневой, так ли это, я не рискну.

Чтобы ребёнок наверняка стал волшебником и не оказался слабее родителей, используют «круг Элежа» — сложнейшую фигуру начерталки, полностью предопределяющую наследственность в момент зачатия. Способ единственный и о двух недостатках. Во-первых, несколько тысяч параметров, и все взаимодействуют. А во-вторых, где-то в четвёртом-пятом поколении появится резонанс, неопределённость зашкалит, и родится нечисть.

Если Прошлая Королева была «слабым» магом, Эланхис и Нилла — маги средней силы, а Кен в шестнадцать сравнялся с родителями, то круг применялся минимум дважды. Гордиться своей граничностью? Хвастаться?!

Хотя, снежно-белую кожу и светящиеся глаза тоже часто почитают за эталон красоты. То, что красота нечеловеческая (а также, нешерская, неирксская, и вообще неживая), старательно забывается.

Утро оказалось сиреневым. Безоблачное небо, размытое неяркое солнце, тени звёзд — непривычных, дневных. Очаровательная картинка, если не летать.

Шелис заикнулся было об «испытании каскада», но я произнёс (в пространство): «Рекомендую предварительно ознакомиться с показаниями предыдущего испытателя. „Дороги трилистника“ за прошлый месяц, автор Ян Арнис, примечания мои. Кстати, попробуй угадать, почему мои». Умник вздохнул и пообещал ознакомиться.

Уже в дороге я спросил:

— А почему ты редко летаешь стихийной? Всё-таки, независимость от высоты, деревьев, стен и полнолуний… Почти свобода.

— Почти колодки. Кратчайшая дорога к трансформации. Чувствовать, что раньше умел, а теперь не получается, ушло, и никак не дотянуться… — Умник покачал головой, словно не хотел даже воображать подобное чувство.

— Ты необычный стихийник, Шел.

— Вы тоже необычный некромант, учитель.

— И в чём моя «необычность»?

— Вы умеете готовить.

— Вызубрил «Сборник походных рецептов» перед поездкой. Согласись, любое зелье сложнее авирной каши.

— А вот и нет. В этом что-то эфинное. Я слышал, что Шелар Онельская и с рецептом ухитрилась испортить гречку, и в результате проспорила ценный янтарный амулет.

Я припомнил, что тоже о чём-то подобном слышал. Кстати, от самой Шелар — мне даже амулет на шее князя Ясеня Эш Вирена показали.

— Могло бы получиться забавное исследование: «Влияние некротрансформаций на умение готовить пищу».

— Вы сужаете проблему. Надо «Исследование влияния эфинных факторов на способность мага готовить пищу», — очень серьёзно поправил Шелис, — Вы как думаете, на магистерскую потянет?

— Для теоретика — да, для практика — возможно, для остальных — только на пару статей.

— Надо подать идею… Лис, не лезь в муравейник! Учитель, давайте поедем быстрее, а то у него любопытность восстановилась.

После ужина, когда я валялся на одеяле, смотрел в небо и от нечего делать вспоминал байки о лженауке звездочтении, рядом возник мощнейший всплеск магической энергии, подбросивший меня в боевую позицию.

Практикант сидел на коленях и увлечённо чертил угольком на большом куске коры, мурлыча под нос незатейливую песенку. Я прислушался — по своему опыту знаю, что именно из незатейливых песенок получаются самые мощные заклинания. Тут и «На крови трава, на траве дрова», и «Во поле берёзка стояла», и «Ой, на зорьке выйду в поле, оборву три колоска», и, конечно, бессмертное «Як у небе ветрык белы», и полгорода без крыш.

Песенка была на лиутском диалекте — восточном наречии, прекрасно сбивающем с толку посторонних. Лиутский похож на канонический надморский, это обманчивое сходство здорово успокаивает, кажется, что всё понятно… потом оказывается, что не понятно ничего. Я диалект изучал (чем больше языков тебе известно, тем проще строить вербальную программу, подбирая слова с нужным значением и оптимальным звучанием, да и полезно знать, что «блага тебе!» — пожелание больших неприятностей), но бегло говорить не умел. Кажется, песенка была об облаке. Что-то вроде «далеко ли ты летало, и не скучно ли в небе». Я успокоился и медленно приземлился. К счастью, стихийник даже глаз не поднял. Хорош бы я был — «боевая» и в каноническом-то варианте выглядит забавно, а уж в моём…

Шелис положил кору на землю. Равносторонний треугольник, по углам иероглифы «ветер», в центре — «вода». Струйки белого дыма закружились над рисунком. Квадрат, пентаграмма, шестиконечная звезда… эфин, неужели…

— Шелис, не смей!!!

Шелис хладнокровно свёл ладони «лодочкой» и плеснул воображаемой водой в небо.

Дымок исчез, ощущение магии пропало.

— Учитель, я же мог ударить, — укоризненно сказал мальчик, — Вы вмешались точно в момент формирования.

— Ты шутишь?

Шелис закивал. Что-то я не понял. Песня про кровавый дождь, плюс расширяющийся навев… стоп, а песня ли была заклинанием? Перед оформлением навева Шелис держал пальцы «полуднем», а «полдень» в сочетании со звоном лиутского диалекта, маг сероглазый природный блондин, одежда льняная, ливень месяц на дворе, вечер, лес еловый, справа ежевика, слева мухоморы… то есть…