Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере

Один из вражеских ударов снова достиг цели, его бок спас только толстый кожаный ремень. Матей сумел-таки проткнуть насквозь хромавшего черта, но когда он вытаскивал из темного тела клинок, еще один черт успел забежать справа и нанести быстрый, но точный рубящий удар по ключице. Герцог потерял равновесие и полетел в воду. На его спину обрушились еще удары, а затем все стихло.

Матей пришел в себя в хижине Энсеты. Когда он необдуманно резко поднялся, то вскрикнул от неожиданно сильной боли в плече. Вообще-то, все порезы давали о себе знать, но плечо… Это просто адская боль…

На крик в хижину прибежала Энсета. Герцог, делая вид, что не замечает ее, на ощупь попытался определить тяжесть ранения и еще раз, только значительно медленнее, опираясь на левую руку, попытался для начала сесть. Это ему удалось, правда, начал болеть еще и проколотый бок.

— Неплохо тебя отделали, а? — Злорадно усмехнулась Энсета, разогревая какое-то зелье в очаге.

Отдышавшись, Матей так же медленно поднялся на ноги и проковылял к столу, надеясь, что в стоявшей на нем кружке — вода. Он сделал сразу порядочный глоток и закашлялся, отплевываясь.

— Попросить воды тебе гордость не позволяет? — Прикрикнула на него Энсета. — Поэтому пьем морскую? — И, демонстративно отвернувшись от герцога, сунула ему кувшин с пресной водой. Он залпом осушил половину, но тут колдунья отобрала у него воду:

— Больше не пей, а то по швам треснешь. Между прочим, я на тебя потратила свои любимые нитки. — Едко заметила она. Глаза ее светились от злорадства. Матей, готовый уже ко всему со стороны старой ведьмы, осторожно сместил повязку на плече и увидел, что края ран стянуты нитками веселой ярко-голубой расцветки. Глядя на его ошарашенный вид, Энсета расхохоталась.

— И на том спасибо, — сквозь зубы ответил он, заметив, что ведьма согнулась пополам от смеха. Герцог, чувствуя, что стоять становится трудно, оперся здоровой рукой о стол.

— Да ты ложись, полежи. — Все так же едко посоветовала Энсета, наблюдая за его действиями.

— Как-нибудь в другой раз. — В тон ей ответил герцог. — Нужно еще Дыма найти, если до него твои черти, конечно, не добрались.

— Да кому он нужен, — небрежно махнула Энсета, зная, что эти слова заденут герцога за живое. — Он на привязи, во дворе.

— В любом случае, вынужден тебя покинуть. Дела, знаешь ли, — Матей набросил на плечи свою неизменную мантию, заботливо вычищенную Энсетой, но не стал продевать руки в рукава.

— А ты ничего мне сказать не хочешь? — Ведьма преградила ему выход из хижины.

— Думаю, мы в расчете.

— А я так не думаю, — возразила колдунья, жестикулируя кочергой. — Ты мой должник. Я спасла тебе жизнь — спасла тебя от чертей, — она принялась загибать пальцы. — Вытащила из воды, даже сделала искусственное дыхание…

— О-о, — протянул Матей, все еще держась за стол. — Не забудь еще про нитки упомянуть твои любимые.

— Шелковые, — подсказала Энсета.

— Именно, шелковые. Но мне пора.

Энсета бухнула на стол всклинь набитую торбу.

— Это еда и питье. Не бойся, не отравленное.

— Надеюсь.

Матей, придерживаясь за стену, вышел из хижины и тяжело взгромоздился в седло, привязал к нему энсетину торбу с продовольствием и тронул поводья. Конечно, лучше было бы остаться у ведьмы, пока раны хотя бы не подсохнут. Но черт возьми, его замок все еще в осадном положении, да еще и без владельца. В прошлый раз за время его отсутствия Рокберн взял замок приступом, а теперь он не собирается давать ему такого шанса. К тому же оставаться в лапах ведьмы… Нет уж, лучше медленно, но все же двигаться в сторону Хиль-де-Винтера.

И как ни тяжело ему было ехать в седле, он заторопился к Белому Древу.

— Ты все еще должен мне за спасение! — Крикнула ему вдогон Энсета.

— Старая ведьма, — прошептал Матей, останавливая и разворачивая коня.

— Я все слышу!

Матей вздохнул. Он был меньше получаса в сознании, но боль уже порядком вымотала его.

— Что ты предлагаешь?

— Для начала мог бы почтительнее относиться к своему наставнику и учителю по Искусству! Не запечатывать, например, во всякие скляночки…

Матей кисло улыбнулся.

— И не являться без приглашения, — продолжала она. — С заклинаниями на смерть наготове. Чему вас, герцогов, только учат! Где твои манеры? Знала бы, что ты приедешь, я бы что-нибудь поинтереснее чертей приготовила…

— Это все?

— нет, не все! Хоть пальцем тронешь ту девчонку, что залезла в твой чулан, я до тебя доберусь, даже в твоем треклятом замке доберусь, слышишь?

— Как же, — сказал про себя Матей и пустил коня шагом. — Удачи, Энсета, не хворай.

— Нет, ты не понял! Даже не приближайся к ней, вот что! Иначе мы из тебя всем адом отбивную сделаем!

— Я пришлю тебе ниток. Спасибо за все, — уже из чащи крикнул Матей.

Энсета продолжала громко возмущаться на пороге своей лачуги, грозя ему кулаком, но Матей уже не разобрал, что она там кричала.

Как только ведьма исчезла из виду, он свернул коня на короткий путь к древу и заставил его идти еще тише, а сам ехал, придерживая плечо и закусив губу.

Не сбоку, а сверху. Именно сверху, через дымоход, лился свет в эту странную хижину. Като мутило и подташнивало, все тело ныло и болело, и она двинулась вдоль округлых стен в поисках хоть капли воды.

Какие-то котелки и корзинки. тьфу, черт, в одной из них спасается от жары змея.

О, бутылочные тыквы. Ну в них-то змеям делать нечего, там точно быть воде.

Сделав несколько порядочных глотков, Като ощутила странный солоноватый привкус. Нет, это не вода. В лучшем случае — сок какого-то растения. Было бы еще хорошо, если не ядовитого.

Где вообще она находится? В рукотворной пещере? Каменные стены занавешены белым войлоком с рыжеватыми узорами хной. Пол — дощатый настил, но что-то ей подсказывало, что внизу, под ней, есть еще один подземный этаж или даже несколько.

На вешалке из антилопьих рогов — шкура фаэрино и вся ее одежда, предусмотрительно кем-то вычищенная от морских водорослей. Только огненная шуба почему-то погасла, и сейчас ничем не отличалась от обычной шкуры. Видно, морское купание не пошло ей на пользу.

Като машинально почесала плечо и отдернула руку от внезапной боли — кожу словно ободрали наждачной бумагой.

Кошмар!

Как же она не почувствовала? Как чья-то рука вспарывала ее кожу, оставляя в ней навеки частички черной краски…Да уж, это явно не мехенди.

На плечах теперь — выбиты словно бы доспехи, на них — черные же плетущиеся узоры… Письмена это или просто рисунки? Татуировки плавно переходили на предплечья, и дальше — двумя извивающимися ветками на кисти. На запястьях и фалангах пальцев теперь словно браслеты и кольца…