Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере

Откуда-то с моря задул теплый, почти горячий ветер. Огни качнулись, окружающая действительность словно смазалась, потухла, а затем словно родилась заново из ничего. Като согнулась пополам от головокружения, к горлу подкатил какой-то комок, и она выпала из колесницы. Газели мелькнули белыми задами среди вековых деревьев и скрылись, увлекая за собой колесницу. А Като осталась лежать одна на узкой лесной тропе, в глинистой пыли и опавшей листве, одна среди мрачного леса.

Хватая пропитанный чем-то липким воздух ртом, Като потихоньку начала приходить в себя. Очертания ночного леса становились четче, словно кто-то невидимый баловался с резкостью. Деревья перед ней перестали кружиться в полуобморочной пляске, она стала различать лесные запахи и звуки. И как только в голове все вернулось на свои места, перепуганная девушка вскочила на ноги и бросилась прочь с окруженной мерцающими огнями тропы.

— Здесь с тропы не сходят, — предупредил ее невесть откуда донесшийся до нее странный, щелкающий голос.

Като оглянулась. Никого. Впереди на тропе ее внимание привлекла какая-то коряга, но ведь не мог же кусок дерева разговаривать с ней.

— А почему? — Спросила она в надежде узнать, кто говорит с ней.

— И еще не задают вопросов, она этого не любит.

Коряга на тропе слегка пошевелилась.

— Кто она? И кто вы?

— Для начала твое имя, — потребовала «коряга».

Като обуяла смесь страха и тревоги. Для чего этому неизвестному существу на ее пути понадобилось ее имя?

— Канта, — буркнула она первое, что пришло в голову.

— Твое имя, твое собственное, — потребовала «коряга», издавая какие-то странные щелкающие звуки.

— Като. Мое имя — Като Камбрези, — созналась девушка и отпрянула назад, потому что в ту же секунду, как она произнесла свое имя, существо на тропе сбросило с себя плащ и поднялось с четверенек на ноги.

Голову гигантской крылатой фигуры венчали длинные тонкие рога. Сероватое лицо с большими синими, подернутыми белой паволокой глазами чем-то напоминало человеческое, если бы не вытянутый острый клюв, издававший пощелкивание вперемешку с речью. Передние и задние лапы существа напоминали птичьи, отчасти благодаря загнутым когтищам. Кожа, обтягивавшая хвостатую фигуру, делала чудище похожим на ощипанную посеревшую курицу, и лишь синеватые глаза без зрачков и радужки поблескивали во тьме. «Глаза, как сапфиры в тумане» — вдруг пронеслась в голове у Като строка из Книги, и цепочка мыслей замкнулась. Гул, перед ней гул — ночной убийца путников в песках пустынь. Като вспомнила растерзанное тело воина неподалеку от лесной сторожки, и ее пробила крупная дрожь. Нужно бежать, скорее бежать от этого монстра куда подальше. Но ноги словно приросли к тропе, отказались подчиняться ей, сводя на нет все ее попытки к бегству.

— Оставь дурные мысли, — посоветовало ей чудовище. — и следуй за мной.

Гул двинулся вперед, взрывая опавшую листву когтищами на лапах, а Като ноги сами понесли вслед за ним.

По мере того, как они шли по тропе, огней по сторонам становилось все больше, они уже ясно освещали им путь, и скоро их стало так много, что они слились в одну сплошную светящуюся линию.

И тут гул остановился. Потянулся куда-то вверх, чуть расправив кожистые крылья, и принюхался, со свистом втягивая воздух.

— дальше пойдешь одна. Свернешь с тропы на северо-запад к морю…

— А… где это, северо-запад? — спросила все еще не пришедшая в себя Като, глядя, как гул разворачивает крылья чтобы взлететь.

— …Отродья Адама и Евы, — рыкнул гул, предварительно выругавшись и злобно блеснув глазами. — Это прямо и налево. Там тебя встретят, а я теперь свободен.

И, несколько раз с силой взмахнув крыльями, чудовище взвилось в ночное небо, задев верхушку лещины у тропы.

Като постояла еще немного, загипнотизированная покачивавшейся из стороны в сторону лещиной, и побежала с тропы к морю, налево, с такой скоростью, словно гул вернулся и гнался за ней по пятам.

Устав от бега, Като перешла на торопливый шаг. Лес вдруг резко оборвался, уступив место мокрому от росы прибрежному песку. Прямо по курсу шумело Кэтлейское море, крутило соленую воду пенистыми волнами, обрушивало ее на берег, грозя подобраться к Ульмскому лесу.

Перед тем, как исчезнуть, гул предупредил ее, чтобы по выходу из леса она не оглядывалась. Но, забыв советы чудища, Като не смогла побороть искушения, оглянулась и увидела, что лес позади нее исчез, вокруг только бескрайняя белая пустыня, а вместо темных стволов вязов позади нее — целая армия. Только то было не человеческое войско, ее преследовали вооруженные мечами и копьями закованные в латы крылатые гулы. Их сапфировые глаза бешено блестели в ночном мраке, они хищно щелкали клювами, и им вторили волколаки, кишевшие у них под ногами и, судя по всему, бывшие в сговоре с пустынными тварями. Над рогатыми головами гулов кружили черные вороны, падальщики, что непременно бы поживились поверженными воинами любой стороны.

Като, обуреваемая ужасом, бросилась к морю, словно оно могло спасти ее от этих демонических преследователей. Шум позади нее нарастал, тяжелый мокрый песок взрывали сотни, может, даже тысячи когтистых лап, вороны протяжно каркали в предвкушении добычи, подвывали волколаки, гнавшие свою жертву, гулы со свистом расправляли крылья и взлетали в воздух, вызывая недовольство воронов. Еще чуть-чуть и они настигнут ее, по пути Като перепрыгнула небольшой овражек, и вдруг позади все стихло.

Като даже позволила себе оглянуться — и надо же, все демоническое войско исчезло! Позади снова шумел резными листьями на ветру Ульмский лес, верхушками подпиравший звезды.

— Невиданное везение, — изумился кто-то за ее спиной.

Като резко обернулась к морю. Ее словно ждали. На витом троне прямо посреди песка, у самой кромки воды, так что набегавшие волны омывали ей ноги, сидела женщина с длиннющими зелеными волосами, похожими на водоросли, в которых роились крошечные крабы и другая морская живность. В руках женщина держала небольшой белый посох, увенчанный какой-то рогатулькой, голову ее украшала жемчужная диадема, и больше из одежды на ней ничего не было. Более того, ярчайшие, цвета гибискуса, соски и губы вызывающе алели на фоне темно-зеленой кожи, местами переходящей в чешую. По бокам от Морской Владычицы стояли тритоны с факелами, у ее ног жались русалки, освежавшие кожу повелительницы чем-то из больших раковин. В отличие от ее спутников, у Владычицы были настоящие, человеческие ноги, и в целом она могла бы сойти за раскрашенную зеленкой, хоть и весьма экзотическую, девушку — если бы не змеино-длинный живот, какой-то нескончаемый от бедер до пупка — и не заостренные зубы.