Джо Аберкромби - Герои

Позади него показался офицер Союза в самой распрекраснейшей броне, которую Утроба вообще когда-либо видел, сплошь в гравировке золотых узоров. Он бестолково лупил запачканным грязью мечом, противостоя Чёрному Доу, и умудрился отбросить того на колени. Стой со своим вождём. Взревев, Утроба шагнул вперёд, башмак грохнул молотом по луже, взметая грязную воду. Не раздумывая рубанул поперёк чудесной кирасы, кромка меча прочертила блестящий желобок по всей искусной работе, пошатнув её обладателя. Снова вперёд, союзный стал поворачиваться, укол. Клинок Утробы скребнул по нижнему краю доспеха, на всю вошёл в тело офицера и вынес того назад. Утроба пытался совладать с рукоятью, горячая кровь липла к ладони, ко всей руке. Придерживал этого мужика, чтоб стоял прямо, налегая, выкручивая из него меч. Они качались в безумных обнимашках, посреди грязищи. Лицо прижато к щеке Утробы, скубит щетина, дыханье скрежещет прямо в ухо, и Утроба сообразил, что никогда не был так близок к Кольвен. Выбор сделан, ага? Выбор…

Хотения не всегда достаточно, и как сильно бы Горст ни хотел, он никак не мог там оказаться. Слишком много рвущихся в битву тел на пути. К тому времени, как он отрубил ногу последнему из них и откинул его в сторону, старый северянин уже пронзил Челенгорма прямо в живот. Горст заметил кровавое острие меча под золочёной окантовкой росистой от дождя брони. У генерала было наистраннейшее выражение лица, когда его убийца пытался вытащить из него свой клинок. Почти что улыбка.

Искупил.

Старый северянин, изворачиваясь, рванулся кругом, как только услышал Горстов вой, вытаращил глаза, поднимая щит. Длинный клинок глубоко врубился туда, раскалывая древесину, сдёргивая щит с руки, всаживая металлическую кромку ему в башку и отбрасывая в сторону, на землю.

Горст шагнул вперёд, докончить дело, но на его пути опять кто-то оказался. Как всегда. Едва ль не мальчишка, раскрутил топорик, крича. Наверное, обычная лабуда — сдохни, сдохни, тыры, тыры, тыры. Горст, само собой, был бы и рад сдохнуть. Но только не от такой дурацкой оказии. Он отклонил голову, дал топорику без вреда отскочить от латного наплечника, перекрутился, длинный клинок описал дугу в промозглой сырости. Мальчишка безнадёжно попытался его блокировать, но тяжёлое лезвие вырвало топорик из руки и широкой трещиной раскололо его лицо, выплёскивая мозги.

Острие меча что-то шепнуло ему, и Горст от пояса хлестнул назад — почуял ветерок у щеки, неприятно заныло под глазом. Пространство в орущей толпе разверзлось, бой от единой сплошной давилки разросся и расцвёл до густой поросли бестолковых вязких стычек в самом центре Героев. Все понятия строя, тактики, направлений, приказов и даже сторон испарились, как не бывало. Какое счастье, они только наводили бардак.

Какой-то, почему-то обнажённый по пояс, северянин стоял, встречая его, с самым большим мечом, когда-либо виденным Горстом. А повидать мне довелось немало. Чудовищно, нелепо длинный, словно ковался для великанов, тускло-серый металл переливался дождём, у рукояти выбита всего одна буква.

На вид он казался каким-то зловеще-безумным порождением художника, который никогда не был на поле боя. Вот только придурочные на вид, могут оказаться не менее смертоносны, чем придурочные на слух, а Горст уже выкашлял всю свою заносчивость в дыму Дома удовольствий Кардотти. Мужчина обязан воспринимать каждый бой, как последний. Неужто это последний? Будем надеяться.

Он откачнулся назад, осторожничая, когда противник вздёрнул локоть для бокового замаха, сдвинул щит, чтобы его встретить, сталь готова контратаковать. Но вместо взмаха северянин сделал выпад, пользуя громадный клинок, как копьё, наконечник устремился за край горстова щита и проскрипел внизу о нагрудник, сбивая его с равновесия. Финт. Тяга отскочить назад была мощнейшей, но он пересилил себя, не сводя глаз с лезвия, смотрел за кривой его пути под дождём, за идущей следом дугой радужных блёсток.

Горст извернулся вбок, и великий меч прошелестел мимо, задел локтевой щиток и распорол его в болтающуюся жестянку. Он уже колол сам, но кончик клинка поймал лишь падающую воду, а его полуголый соперник скользнул прочь. Горст отвёл оружие обратно для лютого секущего удара на высоте головы, но воин змеёй поднырнул под него, с остолбененной скоростью поднял великий меч одновременно со снижением взмаха Горста, лезвия звонко встретились — от такого перезвона занемели пальцы. Они распались, оба собраны, глаза северянина спокойно сосредоточены на Горсте, несмотря на барабанящий ливень.

Его оружие могло казаться пошлым реквизитом из балагана, но шутом этот человек явно не был. Установка, баланс, скос длинного клинка позволяли ему все варианты и обороны, и нападения. Навряд ли его техника отыщется в «Уложениях мечника» Рубиари, но то же касается и самого меча. Как бы ни было, мы оба — мастера .

Прежде чем Горст успел сдвинуться с места, между ними, спотыкаясь, вклинился союзный солдат, согнувшийся от раны в животе, черпая горстями собственную кровь. Горст нетерпеливо сшиб его с дороги щитом, прыгнул, вынося меч на полуголого северянина, но тот увернулся от выпада и парировал режущий полувзмах быстрее, чем Горст вообще мог бы представить возможным, глядя на такой кусок металла. Горст сфинтил вправо, перевёл влево, низким взмахом. Северянин был наготове и отскочил с линии удара, сталь Горста подровняла грязь, а потом перерубила ногу цепляющемуся за жизнь солдату, с визгом повергая его на землю. Ну так не стой на дороге, дурила.

Горст оправился как раз вовремя, чтоб различить, как приближается великий меч, и, сбившись с дыхания, пригнулся за щитом. Лезвие врезалось в щит, прорубая громадную вмятину на уже побитом металле, жёстко выгибая его поверх предплечья Горста, вбивая его кулак ему же в рот. Но он устоял на ногах, отшагнул назад, чувствуя вкус крови. Щитом вперёд, всем телом врезался в северянина и отбросил его прочь, хлестнул прямым и обратным, высоко и низко. Северянин уклонился от верхнего, зато нижний зацепил его поперёк лодыжки, самым-самым кончиком, кровь подлетела в воздух и подогнулось колено. Один — ноль, я веду. А теперь закончим.

Горст стеганул на противовзмахе, краем глаза поймал какое-то движение, поменял угол удара и широко, наотмашь с рёвом, открывая плечо, врезал карлу по виску шлема, так сильно, что того подкинуло в воздух и вверх тормашками насадило на забор из копий. Горст рванулся обратно, занося клинок, как косу, но северянин откатился, проворно, как белка, и вскочил на ноги в тот самый миг, когда меч Горста взметнул ливень грязной воды рядом с ним.

Горст поймал себя на том, что улыбается, когда они опять встали друг перед другом, и битва — лишь сырой кошмар вокруг них. Когда я в последний раз так, по-настоящему, жил? И жил ли хоть когда-то? Его сердце качало огонь, его кожа пела под дождевыми струйками. Все разочарования, препятствия, провалы теперь ничто . Каждая тонкость вырисовывалась чётко, словно пламя во тьме, каждый миг длился эпоху, каждое мельчайшее движение, его или его противника, рассказывало собственную повесть. Здесь есть лишь победа или смерть. Северянин ответил улыбкой, когда Горст стряхнул разгромленный щит с руки прямо в грязь, и кивнул. И мы находим друг друга, и узнаём, и понимаем друг друга, и сходимся как равные. Как братья. Здесь есть почёт, но нету пощады. Малейшая поблажка с одной стороны являлась бы оскорблением умению другой. Поэтому Горст кивнул в ответ, но, ещё не подняв головы, он уже разворачивался в прыжке.