Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима

С тех пор лорд Эдвард окончательно зарекся поддаваться эмоциям.

Этот вечер перевернул всё в его жизни, разрушил устоявшийся было семейный уклад, и без того весьма далекий от идеала. Эрик был взят под стражу, но мать, узнав о случившемся, помогла ему в сумасбродном желании бегства. Инфант бежал, как преступник, под покровом ночи и сгинул где-то в её безднах. Разумеется, теперь ничто не могло остаться прежним. Разумеется, Лидия не могла быть оставлена в живых. Разумеется. Разумеется...

Правитель побледнел и перевел взгляд из прошлого в настоящее. Поздно. Альварх уже совершил свой последний ход и упивался победой без остатка, с искренностью ребенка, в обличье которого находился. Севиллу было не спасти. Пальцы ящера пробили кожу её горла легко, как оберточную бумагу и сцепились вокруг шейных звонков. Умирающая женщина задыхалась в безжалостных руках, даже не пытаясь оказать сопротивление. Умирающая женщина была прекрасна. Кровавые стебли, извиваясь, густо росли из-под пальцев ящера, погруженных в нежную плоть, ползли от шеи к груди и ниже, к соблазнительным изгибам бедер. У беспомощно подогнувшихся ног натекла уже целая рубиновая лужа. Севилла была еще жива и, о ужас, даже в сознании - дракон полностью отпустил разум несчастной, позволяя осознавать агонию и сам сокровенный момент смерти. Пленительное юное лицо затуманилось страданием. Картинка, вселяющая легкий, приятно щекочущий нервы ужас.

Лорд Эдвард сузил глаза, наблюдая. Влажный, лакомый запах крови целиком заполонил сознание, быстро приводя его в измененное состояние. Запах, который был притягательнее и слаще самого дорогого парфюма, который искажал саму человеческую природу мага. Он проникал, просачивался в кровь, и что-то в ней отзывалось на этот первобытный сигнал, на древний зов, пробуждая чуждую человеку жажду - наследство золотой драконьей крови. Чуждую человеку... К сожалению - или к счастью? - он уже не человек. Он чудовище, нежить - только и всего. Его маленькая Севилла умирала, а его заботит только тягучая, сахаристая патока её крови, похожая на подтаявший на солнце вишневый конфитюр.

Острота восприятия мага необычайно усилилась, и он впервые смог четко увидеть энергетику светоносного существа, увидеть целиком - и осознать. Вместить, вобрать в себя то, что как, говорили драконы, было вне понимания смертных.

Сущность ящера была неоднородна, она состояла словно из неких лент. Ленты сплетались в диковинные узоры, прорастая в пространстве и времени и растворялись где-то на самой границе их слияния... Впрочем, нет, не растворялись - витком спирали они словно бы замыкались в самих себя, не создавая при этом самопересечения, что было, в общем-то, невозможно в обычном трехмерном пространстве. Но видимо в мире старейшей расы существовало гораздо больше координат реальности. Возможно, ящеры не просто видели, но и жили одновременно в прошлом, настоящем и будущем...

Мысленным движением лорд Эдвард провел черту ровно посередине одной из этих лент, быстро разрезая её алмазным скальпелем магии, но, несмотря на поистине хирургическую точность, разрез ускользал, предательски уходил куда-то вглубь плоскости. Вместо того, чтобы разделиться на две части, лента вильнула и сделалась в два раза длиннее, приобретя откуда-то еще один виток. Так вот оно что! Энергетика дракона не имела внешних и внутренних поверхностей, непрерывно переходя сама в себя. Она не имела начала и конца. Вот в чем секрет.

Продолжая разрез, маг со жгучим любопытством естествоиспытателя наблюдал за тем, что произойдет. Получилась очень интересная комбинация колец: на сей раз лента была завита в диковинный узел, вновь удлинилась, но все еще оставалась единой. Она изменилась, но при этом осталась прежней. Осталась собой. Как же с этим бороться? Дело дрянь.

Альварх обернулся, почуяв эти рискованные манипуляции.

- Достаточно на сегодня, дитя, - вкрадчиво проговорил он. Ах, как страшен был этот невинный тон, эти невинные чистые глаза, которых следовало бояться больше всего на свете. - Подойди ко мне. Ты проиграл, но я приглашаю тебя разделить со мною сладость сей маленькой победы.

Поймав пристальный взгляд человека, ящер улыбнулся, свободной рукой подзывая стража. Заклинатель вздрогнул и ничего не успел ответить, утонув в смеющихся драконьих глазах.

***

Премьер перевел взгляд на часы, но стрелки предательски расплывались и сливались, а сам циферблат превратился в бесформенное светлое пятно. Те же чудеса творились с документами: буквы рябили и переливались жизнерадостными красками, причем вся эта фантасмагория продолжалась перед усталыми глазами даже после закрытия век.

Это было верным признаком, что сейчас далеко за полночь и работу пора заканчивать, пока она сама не закончила его.

...В Ледуме шел дождь.

Дождь занавесил город прозрачно-серой пеленой, превратив его в тихий акварельный пейзаж. Кристофер всем сердцем любил Ледум, в особенности таким: безлюдным, загадочным, чуточку нереальным. В такие минуты казалось, что там, за границами видимого, за высокими дверями дождя, нет больше ничего. Ночь и струи блестящей воды творили волшебство, и город тек, плыл куда-то, как одинокий корабль в открытом море, расправив звездные крылья парусов. И то, что ждало его впереди, терялось в холодном мраке.

Отложив неразобранные бумаги на завтра, Кристофер отправился отдыхать, вновь оставшись наедине со своим сплином. Ночь - лучшее время для мыслей, воспоминаний и надежд. И бессонница привычно принялась мучить его рассудок.

Не только осмысление прожитого, но и предчувствие грядущей неотвратимой катастрофы тяготило премьера.

По натуре своей Кристофер был дипломатом, и надвигающаяся крупномасштабная война серьезно пугала его. Это было не то решение, которое лично он предпочел бы, если бы точка зрения придворного интересовала того единственного, кто здесь принимал решения. Нежелание лорда Эдварда искать мирные пути выхода из сложившейся непростой ситуации будет стоить Ледуму больших жертв. За это решение придется расплачиваться многими жизнями, средствами и стратегическими ресурсами, некоторые из которых могут оказаться невосполнимыми. И самое страшное, блестящий аналитический ум Кристофера подсказывал ему, что конфликт кончится ничем - все останутся при своем, и потери окажутся напрасными. Как выразился бы треклятый Винсент, чтоб ему провалиться, нынешние позиции ключевых фигур и пешек неминуемо сведут партию к пату. Небольшие преимущества, которые получит в результате одна из сторон, ни в счет - абсолютной победы не произойдет.

Премьер отчетливо понимал, что лорд Эдвард, при всем его колоссальном опыте, не может не осознавать этого. Но он понимал также и то, что этот факт ни в малейшей степени не остановит правителя. Политика его всегда была рискованной и агрессивной, являясь продолжением цельного характера и самой личности лорда. Конечно, это не могло не привлекать в нем как в человеке, но как государственный деятель... Кристофер печально покачал головой. Как государственный деятель лорд Эдвард мог бы действовать гибче и мудрее, и прийти наконец к тому, что политика должна быть безликой, бесцветной и напрочь лишенной эмоций. Мир - это не сцена, чтобы устраивать широкомасштабные театральные постановки. Возможно, длительные переговоры и взаимные уступки гораздо скучнее обычных ярких выходок правителя, ставящих с ног на голову всю Бреонию, но в перспективе - гораздо эффективнее.