Анна Мистунина - Проклятый

— Это здесь.

— Друг Дингхора — булочник?

Калхар усмехнулся.

— Он не простой булочник.

Привязав кобылу к вбитому в землю столбу поодаль от стола, направился к дверям булочной. Кар последовал его примеру.

Молодой парнишка-продавец вышел навстречу неспешно, как человек, уверенный в своем товаре и не считающий нужным ронять достоинство перед покупателями.

— Что угодно господам? — спросил он, будто не замечая скромных одежд.

— Видеть хозяина, — кратко ответил Калхар.

— Подождите, — так же коротко сказал продавец. Исчез за неприметной дверью.

Человеку, вскоре появившемуся оттуда, на вид можно было дать лет шестьдесят. Был он ладно сложен, с выправкой скорее воина, чем лавочника. Очень светлые глаза смотрели внимательно, в густых, припорошенных мукой усах пряталась усмешка. Мятый передник поверх рубашки был тоже запачкан мукой. Но приметной внешность булочника делало другое. На его правой руке не хватало трех пальцев; левой ноги не было вовсе. Короткая культя заканчивалась деревянным протезом, и можно было только дивиться искусству мастера, сделавшего его. Булочник стоял твердо, без костыля или трости, и смотрел на гостей с насмешливой улыбкой.

— А я-то все гадал, когда пожалуете, — сказал он Калхару, как доброму знакомому. — Рад тебя видеть.

Обернулся к Кару, нахмурился. Левая рука поднялась, словно булочник хотел сделать охранный знак, но вместо этого похлопал Кара по плечу.

— Я слышал о тебе, — сказал он.

Юный продавец смотрел во все глаза. Хозяин указал ему на дверь.

— Позаботься о конях. Потом запри лавку и скажи матери, что к обеду будут гости. И нечего пялиться, иди!

Парень сглотнул и бросился исполнять приказание. У дверей он украдкой сделал-таки охранный знак против колдовства. Булочник покачал головой.

— Мой младший. Смышленый, разбойник, но одна дурь в голове! — и, нисколько не смущаясь нелепостью сказанного, открыл перед гостями дверь. — Идемте.

Он провел их на второй этаж, в просторную комнату, большую часть которой занимал тяжелый дубовый стол, предложил сесть. Исчез и через минуту уже вернулся, успев по дороге избавиться от передника и отряхнуть муку. С самым торжественным видом водрузил на стол темный кувшин и поднос, где исходил паром нарезанный крупными кусками пирог.

— Это с дороги подкрепиться, — объяснил булочник. — А потом и обед подоспеет.

— Нам не до обеда, Гарион, — сказал Калхар. — Ты знаешь, что здесь опять войска?

Тот нахмурился. Ловко разлил по кружкам вино и потом только ответил:

— Как не знать, здесь каждая собака о том только и говорит. Озверел, говорят, Верховный жрец сверх меры, али откровение ему такое было явлено — пора, выходит, научить еретиков почтению к Истинному Богу. Собирают теперь по всей Империи таких, кто бы поселился на востоке. На ваших землях, то есть. Землю обещают во владение. Не больно много соглашаются, войска-то уйдут, а вы вернетесь… А все ж кое-кто рад. Даже старых родов младшие сыновья. Им на отцовское наследство не особо-то стоит надеяться, а тут земли навалом…

Булочник замолк и значительно покачал головой.

— Плохо, Гарион, — тихо сказал Калхар.

— А то. Я сам думал предупредить Дингхора, да вот… Хорошо, что ты приехал. Расскажи, что у вас.

Калхар взял кусок пирога, но есть не стал. Задумчиво повертел кружку с вином.

— У нас… Было нападение, мы отбились.

— Уйдете, как всегда?

— Нет, Гарион. Не уйдем. Нас послали узнать, сколько здесь войск… И сколько осталось в столице. Какие дороги свободны… Ты поможешь?

Гарион задумчиво молчал. Кар наконец вцепился зубами в мягкий пирог. Начинкой оказалась птица, щедро приправленная специями — много лет он не пробовал ничего подобного. Вино, правда, оставляло желать лучшего, но с таким пирогом сошла бы и вода.

— Выходит, молодой Чанрет добился своего? — спросил Гарион.

— Да, — ответил Калхар.

— Что ж… Трудно вам придется. Помогу, чем смогу. Мой долг Дингхору со мной до смерти. Но вы останьтесь на ночь. Раньше никак. Утром уедете, как откроют ворота.

— Спасибо, Гарион, — сказал Калхар.

— Пока не за что. Вот узнаю все, тогда и благодари. Дингхор-то здоров?

Калхар посмотрел на Кара: тебе отвечать.

— Он не ранен, — сказал Кар. — Но здоровье его неважно.

Гарион наклонил голову.

— Все мы стареем. А ты, значит, пропавший брат-принц?

— Сейчас я аггар, — спокойно произнес Кар и заметил одобрительный кивок Калхара.

— Верно, — усмехнулся Гарион. — А ты смелый парень, раз сюда приехал.

Поколебавшись, Кар все же задал мучивший его вопрос:

— Скажи, Гарион. По дороге сюда мы видели… человека, похожего на меня. Он выбирал нож в лавке… И, казалось, ничего не боялся.

Гарион кивнул.

— У нас тут почти край света, всякое случается. Живут. Немного, правда. Закон-то вроде соблюдаем, если какая женщина родит от колдуна, ее на костер, а дитя в реку — не при тебе будь сказано, Карий. Но живут. Если мор или неурожай, а бывает, и на праздник жрецы раззадорят толпу, тогда им трудно приходится. Дома грабят, жгут, а кто попадется под руку, забьют или прирежут попросту. Потом опять тихо. Один колдун держит лавку у северных ворот, так ее четыре раза громили, он всегда по новой отстраивается. Упрямый…

Гарион говорил буднично, как о деле обыкновенном, да таким оно и было для него. Кар отложил безвкусный пирог, отставил отдающее болотной водой вино.

— Да ты не серчай, парень, — сказал Гарион. — Я в тех расправах не участвовал ни разу. И детей в реку не бросал. А что законы такие, так не мной они писаны. А тебе скажу — молодец, что спасся, и Дингхор молодец, что тебя принял.

Калхар пришел на помощь — или просто вернул разговор к делам более важным:

— Почему они решили занять наши земли? Почему сейчас?

Гарион пожал плечами.

— Жрецы, говорю ж тебе. Вроде когда императрица умерла…

— Что?! — воскликнул Кар.

— Дитя умерло во чреве. Врачи три дня вокруг нее бились, молодой император каждому обещал дворянство, если спасут. Но она истекла кровью…

Сильно заболело сердце. Будь все проклято, почему горе Эриана до сих пор ранит острее собственного? Откуда горькое, как полынь, чувство вины при мысли, что Эриан там совсем один, среди льстивых придворных и хищных жрецов? Разве не Эриан собирался казнить его на главной площади, разве не он выбрал поверить убийце-жрецу? Разве не его солдаты убивают мирных аггаров?

Кар почти не слышал Гариона, повествующего, как молодой император после смерти жены почти обезумел, как Верховный жрец предсказал, что беды станут преследовать Империю и ее императора, пока тот не встанет решительно на защиту веры и храма, как император вручил жрецу свою печать и позволил поступать с восточными землями, как знает, и каждый приказ жреца теперь будто бы исходит от самого императора. Боль внутри росла, и только острое чувство опасности, поджидавшей за чужими стенами, помешало Кару утопить ее в вине.