Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

— Рад нашему знакомству, — в тон ему ответил Вольфгер, — для меня большая честь, что его императорское высочество соизволил прислать ко мне своего медикуса, рискуя сам остаться без врачебной помощи. Я ценю это, и при личной встрече не премину принести свою почтительную благодарность.

— Позвольте же, ваша милость, перейти к исполнению своих профессиональных обязанностей и осмотреть вас, — принимая профессиональный тон, сказал лекарь, — и расскажите мне, что с вами случилось, ибо причины болезни часто помогают понять её следствия.

— Да ничего особенного не случилось, — поморщился Вольфгер, — сам виноват, всё из-за моей невнимательности. Скакал на лошади, был разгорячён и не заметил, что выехал на лёд замёрзшей реки. А ночью была оттепель, ну, лёд и не выдержал моего жеребца, ухнули мы с ним в воду. Хорошо хоть, не глубоко там было, не захлебнулись, выбрались кое-как. Пока до замка доехал, простудился. Вроде бы обычная хворь, лет десять назад я бы и внимания на неё не обратил, а тут чуть не умер. Старею, наверное. Благодарение Господу, всё-таки выжил, а выходили меня фройляйн Ута и мои друзья, им я и обязан жизнью.

Ута, стоявшая рядом с кроватью Вольфгера, слегка покраснела.

Лекарь повернулся к ней:

— Вот как? Не ожидал найти коллегу в лице очаровательной фройляйн. Какой же, позвольте узнать, вы изволили поставить диагноз больному, и какое назначили лечение? — спросил он, перейдя на латынь.

Ута покраснела ещё больше и стала с запинкой отвечать, мешая латинские и немецкие слова. Лекарь внимательно и доброжелательно её слушал, время от времени подбадривая кивками.

— Благодарю вас, фройляйн, — наконец сказал он, — теперь причины и течение болезни мне совершенно ясны. Поистине радостно встретить столь образованную и ясно мыслящую сестру по профессии, позвольте мне, старику, вас так называть. Но всё-таки я должен сам осмотреть больного. Прошу понять меня правильно, фройляйн, и не обижаться, это мой профессиональный долг.

Вольфгер понял, что отвертеться от осмотра не удастся, вздохнул и начал стягивать рубаху.

Лицо Ганса Шлюттера немедленно стало необычайно серьёзным и сосредоточенным. Он попросил Вольфгера лечь, долго щупал его пульс сначала на левой руке, потом на правой, наконец на шее, причём пальцы у него оказались сухими, тёплыми и на удивление сильными. Закончив изучать пульс, лекарь некоторое время раздумывал, нахмурившись и глядя в окно, затем сказал: «Гм!» и стал выслушивать Вольфгера, прикладывая ухо к его груди и щекоча бакенбардой. Вольфгер с трудом сдерживался, чтобы не захихикать, и поэтому обычные докторские «Дышите, не дышите» выполнял не с первого раза.

Лекарь сунул нос Вольфгеру подмышку и, смешно сопя, долго изучал запах его пота, потом извлёк из своего мешка склянку и потребовал наполнить её мочой. Вольфгер хотел возмутиться, но поймал взгляд Уты, вздохнул, забрал склянку и отправился в отхожее место. Мочу лекарь долго рассматривал на свет, нюхал, и Вольфгеру в какой-то момент показалось, что он сейчас отхлебнёт из склянки, но, слава богам, обошлось без этого.

Закончив осмотр, Шлюттер объявил, что, по его мнению, в данный момент угроза жизни Вольфгера отсутствует, и пациент находится на пути к выздоровлению, о чём он будет рад почтительно доложить курфюрсту и герру Фуггеру. Назначенное лечение целитель также считает в целом верным, однако, полагает полезным установить диету, то есть ограничение в потреблении некоторых продуктов питания, что, несомненно, должно ускорить исцеление.

Ута почтительно слушала учёного медикуса, но Вольфгер не сомневался, что после его отъезда она всё равно всё будет делать по-своему. Поэтому барон решил извлечь из визита лейб-медика хоть какую-то пользу.

— Позвольте узнать, господин доктор, что врачебная наука думает о пользе или вреде красного, а равно и белого виноградного вина при исцелении больных вроде меня? — елейным тоном спросил он.

— Хм, вина? — не уловив подвоха, переспросил лекарь. — Я полагаю, что в разумных количествах… Вполне…

— Ута, тогда будь добра, прикажи принести нам с герром доктором кувшинчик красного, — решил закрепить успех Вольфгер, — мне хотелось бы начать лечение прямо сейчас.

Ута скорчила недовольную гримаску, но спорить с Вольфгером в присутствии постороннего человека не стала.

— О-о-о, превосходное вино! Ваше здоровье, господин барон! — причмокнул Шлюттер, с явным удовольствием отхлёбывая из кубка.

— Благодарю вас, доктор, ваше здоровье, — вежливо ответил Вольфгер. — Я понимаю, что вы устали с дороги и с моей стороны было бы невежливым донимать вас расспросами, но поймите и меня: мы живём вдалеке от столиц, новости до нас не доходят. Не соблаговолите ли рассказать, что происходит в стране?

— Хм… Что происходит? — задумчиво переспросил Шлюттер. — Да пожалуй что ничего не происходит, какие же могут быть новости зимой? А вот когда наступит весна и растает снег, вот тогда и начнутся новости, и, клянусь кровью Спасителя, это будут скверные новости.

— Почему вы так думаете?

— Понятно, почему, всё дело в Реформации, которую затеял доктор Мартинус Лютер. Знаете, легко можно столкнуть вниз камешек, лежащий на склоне, просто пнув его. Это может сделать любой мальчишка, но вот предугадать, куда он покатится и какие камни потащит за собой, не смогут и сто мудрецов. И, если гора высокая, то камнепад будет крушить всё на своём пути, пока не остановится в низине, завязнув в каком-нибудь болоте. И след, который оставит за собой этот камнепад, будет кровавым, очень кровавым.

Многие у нас сейчас думают, что Лютер совершил огромную ошибку, не подумав о последствиях своих Девяносто шести тезисов, прибитых к дверям Виттенбергского собора.

— И каковы же будут эти последствия, как по-вашему?

— Они уже привели, — хмуро ответил лекарь, внезапно перестав излучать довольство и оптимизм, — к крестьянским бунтам по всей империи они привели, вот к чему. Не обманывайте себя, не уподобляйтесь некоторым князьям, которые думают, что с подавлением Рыцарского восстания и восстания Башмака всё кончилось, наоборот, всё только начинается. Пожар крестьянского бунта нельзя потушить водой, его можно залить только кровью. И эта кровь скоро прольётся, помяните моё слово. Где и когда — не знаю, но она прольётся обязательно.

— Вот как… — расстроился Вольфгер, — я, признаться, не ожидал, что дела зашли так далеко. Но скажите, кто же встанет во главе крестьян? Ведь бунта без вожаков не бывает, а Франца фон Зиккингена и Ульриха фон Гуттена давно нет на свете…

— Вы требуете от меня слишком многого, ваша милость, — покачал головой лекарь, — ведь я всего лишь врач. Впрочем, я совсем забыл: ведь я должен был передать вам письмо от господина Фуггера, вот проклятая память! Может быть, в нём вы найдёте ответы на свои вопросы?