Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

Через несколько минут из-за угла дома боязливо выглянула бедно одетая пожилая женщина. Увидев хозяйку, она охнула, бросилась к ней, упала на колени, обняла её ноги и расплакалась.

— Госпожа моя Ута, слава Спасителю, ты жива! А мы уж и не надеялись…

— Жива, жива, — ответила Ута, — благодари за это рыцаря фон Экк и его спутников, Зельма. Это они в последний момент спасли меня от костра!

Служанка на коленях подползла к Вольфгеру, схватила его руку и стала покрывать поцелуями:

— Спасибо, спасибо, благородный господин, да возблагодарит вас Спаситель за это доброе дело!

— А где Вилда? — спросила Ута, в голосе которой появились хозяйские нотки.

— Сидит в погребе, боится выйти… Я сейчас её приведу.

— Не надо, идите сразу на кухню, мужчины, наверное, проголодались.

Женщина мелко закивала, поднялась с колен и, подобрав юбки, убежала.

— Я отведу коней, — сказал Карл, — госпожа, где у вас конюшня? Найдётся в ней место для пяти лошадей?

— Для пяти, наверное, нет, — сказала Ута, — но вьючных лошадей можно привязать снаружи, а вот овса хватит на всех. Правда, конюха у меня нет, придётся уж тебе всё сделать самому. Конюшня вон там, за углом, увидишь.

Карл взял под уздцы своего коня и коня Вольфгера и повёл за дом, остальные лошади потянулись за ними.

— Прошу в дом, господа, — сказала Ута, открывая дверь. — Оружие и доспехи можно оставить в прихожей, но если хотите, можете взять их с собой…

— Мы оставим их в прихожей, фройляйн Ута, — улыбнулся Вольфгер. — Отец Иона, помоги мне снять кирасу.

Стены гостиной в доме Уты были чисто выбелены, дощатый пол отмыт до блеска и натёрт воском, вдоль стен стояли лавки, застеленные домоткаными холстами, в дубовом буфете поблёскивала дорогая стеклянная и серебряная посуда, в углах комнаты висели пучки ароматных трав, посередине стоял большой стол.

Распятия в комнате не было.

— Располагайтесь, господа, усаживайтесь, где хотите, — сказала Ута и вышла из комнаты. Скоро она вернулась, неся в руках тяжёлый поднос, на котором стоял серебряный кувшин и тарелка с яблоками. Вольфгер вскочил, чтобы принять поднос, и его руки коснулись пальцев Уты. Девушка лукаво улыбнулась и передала поднос барону. Она достала из буфета три бокала тёмно-зелёного гранёного стекла и налила в них вино. Первый бокал она с поклоном подала Вольфгеру, второй вручила монаху, а третий взяла себе.

— Благородные господа, — сказала она, — позвольте мне выпить за ваше здоровье и ещё раз поблагодарить за моё чудесное спасение. Я у вас в неоплатном долгу…

Она легонько коснулась своим бокалом бокалов гостей, отпила немного и поставила его на стол.

— Прошу меня извинить, — сказала Ута, — но я должна ненадолго оставить вас. Мне нужно переодеться и смыть с себя кровь и следы рук моих… добрых односельчан.

Она присела в церемонном поклоне и вышла.

— Девица что надо… — тоном ценителя пробормотал монах и причмокнул, — видел, какая ножка?

— Ну, иди, потри ей спинку, старый греховодник, — засмеялся Вольфгер, — заодно и гм… утешишь её, для женщины нет лучшего утешения, чем это.

— Что ты говоришь, сын мой?! — испугался монах, — она же ведьма!

— Ну и что? — продолжал дразнить монаха Вольфгер, — я нигде не читал, что женские части ведьмы чем-то отличаются от тех же частей доброй католички. Вот заодно и проверишь!

Отец Иона неискренне перекрестился:

— Из-за твоего нечестивого языка, сын мой, нам придётся гореть в Чистилище лишнюю тысячу лет!

— Подумаешь, — усмехнулся Вольфгер, — из-за такой девушки мужчина может принять на себя и некоторые неудобства. А как ты хотел? Всё и всегда чего-то стоит!

Вольфгер нарочно дразнил монаха, чтобы хоть как-то развеселить его, смеющийся старик ему нравился куда больше, чем унылый.

Отец Иона, наконец, сообразил, что барон над ним смеётся, обозвал его охальником и погрузился в изучение содержимого своего бокала.

— А неплохое винцо у ведьмы, а, сын мой? — причмокнул отец Иона. Он уже забыл, что находится в Крестовом походе и должен воздерживаться от вина.

— Неплохое, — подтвердил Вольфгер, — вот, держи яблочко, закуси, а то когда ещё обед? Слышишь, на заднем дворе куры квохчут? Наверное, на обед будет куриная лапша.

— Да её служанки и курицу-то поймать не смогут, — отмахнулся отец Иона, — разве что Карл поможет. — Ой, а что это в вазочке? Кажется, домашнее печенье? М-м-м, сто лет не пробовал домашнего печенья! Скажи, Вольфгер, вот почему у тебя в замке не пекут такого печенья?

— Не знаю, — растерялся барон, — наверное, слуги совсем разбаловались… Вот вернёмся, будет тебе печенье. О, смотри-ка, а этого зверя мы сегодня уже видели! Кис-кис-кис!

В комнату вошёл знакомый чёрный кот, внимательно осмотрел гостей, дёрнул хвостом и ушёл вглубь дома.

— Так значит, это котик Уты, — пробормотал Вольфгер, — интересное совпадение, надо же…

— Что ты говоришь, сын мой? — переспросил отец Иона.

— Ничего, — отмахнулся Вольфгер, — это я так, сам с собой…

Наконец появилась Ута, она успела причесаться и переодеться. Только тут Вольфгер смог оценить, насколько спасённая ими девушка красива. Высокая, статная, голубоглазая, с прекрасной фигурой. Густые волосы цвета спелой пшеницы она заплела в косы. Ей было не более двадцати лет. Она выбрала длинное платье с глубоким вырезом, отороченным голландским шитьём, и белый накрахмаленный передник. Взгляды мужчин непроизвольно упёрлись в её грудь. Ута заметила это и, довольная произведённым впечатлением, мило улыбнулась.

— Господа мои, пока обед готовится, не желаете ли помыться? На кухне вы найдёте две кадки с горячей водой, мыло и чистое бельё, своё бельё оставьте там же, Вилда постирает.

Отмывшись от дорожной пыли, распаренные и умиротворённые, Вольфгер и монах уселись за стол. Карл сесть за общий стол, как обычно, отказался и ушёл обедать на кухню с прислугой.

Несмотря на то, что обед готовили в спешке, он вышел отменным, очень сытным и вкусным. Отвыкшие от еды, приготовленной женскими руками, мужчины даже слегка объелись.

Когда обед закончился, начало смеркаться. Отец Иона задремал, сидя на лавке. Увидев это, Вольфгер осторожно, чтобы не разбудить, поднял старика на руки, перенёс в соседнюю комнату и уложил.

Ута с некоторым удивлением следила за ним.

— Прости, мой господин, этот монах, наверное, брат твоего отца? — несмело спросила Ута.

— Почему ты так решила? — засмеялся Вольфгер.

— Но… ты так нежен с ним, так заботишься о нём, я и подумала…

— Нет, мои родители давно умерли, — ответил Вольфгер, — а отец Иона — мой старый учитель и друг. На самом-то деле, он для меня как второй отец, ведь он научил меня большей части того, что я знаю о мире.