Павел Буркин - Сила Мира

— Кто же решает, злоумышляют прихожане или нет?

— Богиня, конечно…

Невзирая на военное время, ворота открыты. Впрочем, в час вечернего богослужения так и должно быть, и в молитвенном зале Храма не протолкнуться. Все жаждут получить на сон грядущий благословение от богини в лице храмовой танцовщицы и Верховной жрицы. Смешавшись с толпой, храбро ступаю под древние своды, став, таким образом, первым из почитателей Владыки, удостоенным подобной чести.

Вертеть головой, как попавший во дворец нищий, неприлично, но я не удерживаюсь. Так, наверное, изумлялась бы и жрица Исмины, если бы вдруг очутилась в Великом Храме Лиангхара. Храм поистине огромен, хотя наш, Марлиннский — побольше. Неудивительно: наш Храм строило большое и богатое королевство, а здешний — один-единственный город.

— Служба уже началась, поспешите, — торопит усатый стражник с алебардой, стоящий при входе в молитвенный зал. Поставили его тут, ясное дело, для приличия, чтобы никто не думал, что Храм скупится даже на стражников или, наоборот, что их слишком много — значит, Верховная прячется от народа… А так все в порядке, и приличия соблюдены, и от народа Храм не отгораживается. Немногие задумаются о том, что от воров и грабителей Храм защищает магия, куда более могущественная, чем людские мечи и копья. — А то пропустите благословение…

В огромном, забитом до отказа народом зале душно, знойный и влажный ветер с улиц Эрхавена, гуляющий над головами, кажется дыханием печи. В воздухе плавает запахи аркотских курений и благовонных масел, смешанный с соленым дыханием моря и гарью пожаров в городе. Толпа столь плотна, что пробиться через такую невозможно, даже прилежно работая локтями. Лихорадочно соображаю, как бы побыстрее попасть к Верховной жрице, осматриваю Молитвенный зал. Но каким бы богатым ни было убранство, каким бы разноцветьем не рябили праздничные одежды жрецов и верующих, взгляд возвращается к огромному серебряному изваянию богини, застывшей в изящной позе танца. Идол изготовлен не лучшим мастером (ничего лишнего, почти никаких подробностей наряда и украшений, а браслеты на тонком девичьем запястье и медальон на высокой груди вообще просто обозначены), но ему удалось передать нечто более важное.

Я видел изваяния, выполненные величайшими скульпторами Мирфэйна, где отображена каждая малейшая деталь. Но в них нет жизни. Они не вызывают чувств, не бередят душу, ни к чему не зовут. Ими можно любоваться, ни о чем не задумываясь. А здесь мастер ухитрился передать и вечную юность богини, и ее беспредельную мудрость. Босоногая девушка кажется парящей в небе, хотя идиотских крылышек, которыми наградили Вестников своего Единого жрецы Рыцарской земли, нет и в помине. Стоит взглянуть на нее (или, точнее, Нее), чтобы вновь почувствовать себя юным, счастливым и влюбленным, когда все кажется возможным. Когда в мире еще множество нехоженных дорог, каждое утро приносит что-то новое, а земная печаль еще не легла на плечи свинцовым грузом…

Приходится сделать заметное усилие, чтобы отвлечься от созерцания идола. Помогает осознание дикой неестественности происходящего: я прекрасно помню, как действовали на меня исминианские заклинания прежде, даже вдали от храмов. А тут, в средоточии Силы богини, я должен уже корчиться на полу, проклиная все на свете, а из моих носа, рта и ушей должна идти кровь пополам с рвотой. Но… я чувствую лишь странное умиротворение и тепло, да тихую радость, навеянную изваянием. Не причиняет хлопот и амулет, виящий под рубашкой на груди Жаклин: он висит себе, как обычный кусок металла, не подавая признаков жизни… Или нет?

Нет, я все-таки свихнулся. Амулет живет — источает странное, почти живое тепло, и это тепло не только не причиняет вреда, но как бы ласкает, снимая усталость, тревоги и заботы. Хочется в нем раствориться, хоть ненадолго стать тем, кем стал бы, не родись я в роду Атаргов… Странная Сила, исходящая от амулета Жаклин, похоже, окружает меня незримым коконом, защищая… Да-да, именно защищая!.. от магии Храма (так же, как я когда-то защитил Жаклин от подземной Тьмы). Теперь я ничего не боюсь, ни магии богини, ни жриц: такое может случиться, лишь если мой приход нужен их богине. Правда, я опасаюсь, что здешняя Верховная подпадет под власть иномировой Силы, как мои бывшие коллеги, но едва ли. В отличие от Владыки, их богиня на свободе и не даст изменить делу Мирфэйна. Стало быть, ничего не боимся, ждем конца службы.

— Жаклин, ты чувствушь? — спрашиваю я чуть слышно.

— Да, — отвечает девчонка, благоговейно касаясь амулета. — Помолчи, сейчас молиться будем…

Я послушно замолкаю. Слов исминианских молитв я не знаю, да и не выжил еще из ума, чтобы молиться кому-нибудь, кроме Владыки. Во мне глубоко сидит озианство… Но смотреть на обряд интересно. Высокая, красивая жрица обносит богиню кадилом, источающим благовонный дым, ее помощники водружают на тонкую шею серебряной девушки цветочные гирлянды. Серебряную Исмину окропляют какой-то жидкостью, от которой за милю несет исминианской магией, к установленной у ног богини тележке, которую привез немолодой, изрядно растолстевший жрец, тянутся толпы верующих. Одни жертвуют цветы, другие — деньги (хотя бы гроши, лишь бы, пояснила Жаклин, от чистого сердца), третьи — сладости, четвертые — украшения… Часть им потом вернут, и эта часть, освященная богиней, как считается, изгонит из домов всю скверну и злых духов до следующего обряда. Впрочем, как их не изгоняй, а все равно они появятся после третьей бутылки. Уж я-то знаю…

— И истинно было сказано, — говорит жрица, завершая обряд. — Все дала нам благая богиня. Если мы рады жизни — потому, что Она дала нам радость. Если мы любим — потому, что Она дала нам любовь. Если, танцуя, изливаем мы радость в мир — то танец тоже дала нам Она. Если наш род есть кому продолжить — благая богиня дала нам продолжить себя в детях. Не дары нужны богине — но наша любовь, что сделает мир лучше. Восславим же Ее, богиню любви нашей, ибо нет большего счастья, чем выразить свою истинную любовь.

Молитва длится долго, я ее не запомнил. И правильно — основное уже прозвучало в словах жрицы.

— А теперь жрица — передаст вам благословение богини.

Только в четыре главных праздника Храма выступления храмовых танцовщиц проводятся на крыльце молитвенного зала, дабы их могли видеть десятки тысяч собравшихся на огромном храмовом дворе. В обычные дни богослужений жрицы танцуют перед изваянием богини, на небольшом возвышении у дальней стены зала.

Играет музыка. Двери приоткрываются, из них стремительно и грациозно выплывает танцовщица в расшитой золотом талхе, которую — готов поставить собственную голову против дохлой крысы — шили еще до Нарамис. Она немолода, за сорок лет, тут уже не сделает девчонкой никакой грим, но собой очень недурна. Я бы не отказался провести с такой ночку-другую…