Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

Я толкла и мешала, резала и поджигала, мужественно глотала гадкие напитки и жевала горькие коренья, но ничего не привело к желаемому результату. Суть моя была темна, как ночь.

От обиды за свою неудачу, тётка Марья заставила меня перемывать все пробирки и плошки, которые она использовала для варки снадобья. Я покорно вывалила грязную посуду в раковину, а тётка Марья со вздохом констатировала:

— Одно могу сказать точно — она не целитель. Блеска мысли нет.

В душе я возмутилась такому определению моей мыслительной способности, но спорить не стала: не чувствовала к процессу изготовления снадобий никакого влечения.

— Надо её на дело выводить, — деловито объявила бабка Настасья. — Попробуем на месте определиться, кто она есть.

— На какое дело? — осторожно осведомилась я.

— В лес поедем, — пояснила бабка. — Будешь зверем оборачиваться. Ежели книгу прочла, стало быть, сможешь.

До утра оставалось часа четыре, спать хотелось неимоверно, но упрямых старух было не переубедить.

— На чём мы поедем? — вяло возражала я. — Какой лес? Ночь на дворе…

— То-то и оно, что ночь. Самое для оборотней время. А до леса нас Тамара довезёт, она на автомобиле.

— Три дня назад купила, — похвасталась тётка Тамара. — Уж больше на трамваях со старухами не поеду, дудки!

— Ты же водку пила, — возразила я. — Тебе за руль нельзя.

— Так это когда было-то?! — возмутилась тётка Тамара. — Двести грамм, да и то, считай, вчера. Нашла, что вспомнить.

Мы наскоро оделись и погрузились в тётки Тамарины старые «Жигули»: автомобиль холодный и неудобный.

— Держитесь, домчу с ветерком, — весело сообщила тётка Тамара и мы «помчались».

Автомобиль полз еле-еле, то и дело возмущённо рыча, пуская клубы чёрного дыма и виляя всем своим металлическим телом. Старухи не обращали на поведение автомобиля ровно никакого внимания. Они гордо сидели, закутанные в шали и с сожалением поглядывали на пустынные улицы, сокрушаясь, что никто не видит их триумфального выезда.

По дороге выяснилось, что сёстры Вера и Настасья были лунными оборотнями и обращались в чёрных волков, а вот Тамара была воином солнечным.

— Я тебе покажу, — пообещала тётка Тамара. — Вот солнышко выйдет и увидишь. Наша ведь беда какая? Сёстры могут только ночью воевать. Я днём. Потому мне Марья помогает.

— А как?

— Разные способы есть, — просипела тётка Марья, зажатая в тесном автомобиле со всех сторон. — Бывало, целые деревни от моих снадобий гибли.

— Деревни?!

— А ты что думаешь, из Бездны только лешие да вурдалаки лезут? Эти-то почитай самые безобидные. Схоронятся в укромном месте и поджидают своей добычи. Ежели какой одинокий путник попадётся к ним на обед, так и сам виноват — нечего одному по лесу шастать. А вот если из Бездны люди пожалуют — жди беды.

Автомобиль свернул с шоссе и остановился на кое-как очищенной площадке. В выходные сюда съезжались городские лыжники и любители пожарить шашлычок на природе.

— Выходите, девки, — скомандовала тётка Тамара. — Начнём.

На улице нещадно завывал ветер.

Я топталась в бабкиных осенних сапогах и старенькой куртке. Холодно.

— Ты только не пугайся, — предупредила бабка Настасья. — По-первой каждому страшно, да только тебе вреда не будет. Стой и смотри.

— Ага.

У меня зуб на зуб не попадал.

Сёстры: бабка Вера и бабка Настасья разом шагнули вперёд, крикнули, ухнули и, перекатившись через голову, обратились в крупных чёрных волков. Если честно — не очень впечатлило. В кино показывают всё куда более красочно и драматично. Здесь же бабки деловито кувыркнулись и бойко побежали по снегу, крутя хвостами, как расшалившиеся псы.

— Видала?! — восторженно прокричала тётка Тамара. — Дают прикурить старухи, видела бы ты их в молодости!

— Ага.

Ледяной ветер выбивал из глаз слёзы, и, разозлившись, я закрутила его вокруг поляны. Свист и вой теперь раздавались в отдалении. Холод перестал досаждать, и мы стояли посреди полянки, как на твёрдом островке, посреди бушующего океана и наслаждались свежим воздухом и лёгким морозцем.

— Ишь ветер-то какой переменчивый, — заметила тётка Марья. — Будто укротили его.

Тётка Тамара зорко следила из-под руки за мельканием двух чёрных теней посреди деревьев.

— Ну, так что, Женя? Ты готова?

— К чему?

— Волком обернуться. Если готова ты это изнутри почувствуешь. Делаешь короткий шаг, вздох, кувырок — и вот ты на свободе.

Ничего я не чувствовала. Даже ноги в тонкой обуви потеряли чувствительность, какой там кувырок!

— Может я это… солнечный воин, — уныло пробормотала я. — Чего то я ничего не чувствую.

Тётка Тамара тяжело вздохнула.

— Прислушайся к себе — зовёт луна?

Я прислушалась. От жирной селёдки урчало в животе. Зова луны не ощущалось.

— Не, тёть Тамар. Не зовёт.

Из леса выбежали оборотни. Крупные звери мчались по снегу, как чёрные тени, легко вскидывая мощные лапы.

Тот, что бежал первым, прыгнул, преодолевая снежный барьер, искусственно возведённый между лесом и расчищенной полянкой, и внезапно был откинут яростным порывом ветра, что крутился, вокруг, не смея нас тревожить.

Зверь опрокинулся навзничь, подминая бегущего следом. Не ожидая атаки, другой волк огрызнулся яростно, выхватывая клок шерсти у обидчика. Началась грызня.

Волки сцепились в огромный, рычащий клубок. Клацали зубы, летела шерсть. Зверины рёв сотрясал округу.

— Они что, ополумели?!

Тётка Тамара бросилась к волкам.

— Ты куда?! Загрызут! — тётка Марья схватила подругу за рукав, но та вырвалась и побежала, увязая в снегу.

— Остановитесь! Девки, да вы что?! Поубиваете друг-друга!

Волки остановились разом, повернули к тётке Марье окровавленные морды. В глазах их багровым огнём полыхала ярость. На секунду мне показалось, что сейчас они кинутся на тётку Тамару и разорвут её в клочья, но один из них сел на снег, слизывая кровь с повреждённой лапы, а другой поковылял медленно к нам, прихрамывая и поджимая хвост.

Свой облик бабки вернули не сразу и предстали перед нами во всей красе: одежда обоих была разорвана в клочья, на щеке бабки Веры красовалась широкая царапина, а левое ухо бабки Настасьи лишилось мочки. Обе хромали. Бабка Вера прижимала к груди опухшую руку.

— Вы чего?! Что на вас нашло?

Бабки отводили глаза и сокрушённо пожимали плечами. Первой заговорила бабка Настасья:

— Да, шут её знает… вроде как ветром шурануло в глаза и такая злоба взяла, что и не удержать.

— Ага, — поддержала её бабка Вера. — Ровно нечистый попутал.

Не желая больше обсуждать случившееся, они принялись за мою персону.

— Ну, а ты что скажешь?

— Впечатляет, — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал убедительно.