Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

- Ты не хочешь услышать мою историю?

Николаус оторопел.

- А тебе не с кем ею поделиться?

- Есть, однако ангелы не понимают ее и не хотят понимать, а люди никак не могут объяснить мне ее более-менее толково.

- А я смогу?

- Я надеюсь.

- Тогда начинай, - ответил юный фон Граусбург и порадовался тому, что в новой для себя форме сохранил способности смеяться и утаивать свои смешки.

- Где бы мне ни довелось побывать, я всегда могу сказать, что там грустно и одиноко, - эта фраза Малаха Га-Мавета могла показаться Николаусу ритуальной, если бы не прозвучала поразительно искренне. - Я не был откровенен с тобой и твоими новыми друзьями, когда утверждал, что ангелы могут найти себе развлечения вне людского мира. Дело в том, что ангелам не нужны забавы. Мы созданы для определенных ролей, за пределами которых никаких интересов для нас не существует. Пусть передо мной открыта вся Вселенная, и за сотую долю секунды я могу промчаться через тысячи тысяч параллельных реальностей, долгое время меня там ничего не привлекало. Мне было многое знакомо и еще больше открыто для исследования, но ничего не завораживало настолько, чтобы увлечься.

Века назад со мной случилось кое-что, серьезно пошатнувшее мое восприятие. Я должен был забрать маленького ребенка из горящего дома, и мой расчет вероятностей был гениален в простоте, поскольку иных вариантов, кроме гибели младенца, не было. Однако пришлось забирать какую-то грязную бродяжку, абсолютно ничем не примечательную, вороватую и очень нечестную. Мать ребенка с причитаниями билась в истерике у полыхающего дома. Соседи сочувствовали ей и утешали друг друга, а кто-то восторженно смотрел на пожар. Никто не решился войти в огонь, а никому и ничем не обязанная попрошайка, которую не так давно прогоняли вон, пошла за младенцем. Она спасла его и погибла.

Отнюдь не это изумило меня, потому что не все шаги могут быть просчитаны с помощью моего анализа. Иногда развитие событий не укладывается в привычные для меня схемы человеческого поведения, но к этому я привык.

Меня удивило то, что бродяжка проделала одно и то же во всех мирах, где существовали она и ребенок. Не было исключений. Везде, где она имела возможность спасти младенца, бродяжка это сделала.

Потом я долго расспрашивал попрошайку о причинах, побудивших ее на такой поступок. Она отвечала: его нужно было спасти. Я говорил ей, что ребенок был не ее, и они даже не были знакомы, но бродяжка недоуменно смотрела на меня, отвечая, что это никакого значения не имеет. Я спрашивал ее: в чем заключалась мотивация? Она только пожимала плечами.

Я так и не понял ее. И тогда мне стали интересны люди, их истории. Мне казалось, что выслушав чей-то рассказ, проследив за чьим-то существованием или став очевидцем яркого случая, я сам проживал крохотный отрезок чужой, но захватывающей жизни. Это увлекало, но я постоянно сталкивался с необъяснимым. Я видел множество разных людей. Кто-то жертвовал собой, чтобы спасти ничего не стоящую в моем представлении честь. Даже не свою, а сюзерена или семьи. Кто-то убивал, уподобляясь кровожадному хищнику, поедал собственных детей, предавал жуткой смерти собственных родителей. Кто-то убивал исключительно ради получения удовольствий, непостижимых для остальных. И тогда я отчаялся вас понять. Получается, моего тонкого ума, всех накопленных знаний и способности анализировать для этого явно недостаточно. Другие ангелы давно бы успокоились, сказав самим себе, что это не их роль, что они столкнулись с областью непознаваемого, однако я так поступить не в состоянии, потому что загадка-то останется и не даст мне покоя.

Тогда я предположил, что мне просто необходим спутник - человек, сведущий в различного рода историях, имеющий личный опыт и неплохо разбирающийся в людях. Вот только выбор мне не давался, пока я не встретил тебя. Ты единственный из живых, кому удалось увидеть мой истинный облик, и не только. Ты таинственным образом стал свидетелем момента моего рождения. Это ли не знак, чтобы свой выбор я остановил на тебе?

- Ты хочешь, чтобы твоим спутником стал я? - спросил Николаус фон Граусбург.

- Сегодня показало, что лучшего компаньона я вряд ли найду. Все это, разумеется, если ты согласишься. К тому же могу предложить тебе...

- Я не буду ставить никаких условий.

- Отлично, - улыбнулся обнадеженный Малах Га-Мавет. - Отлично.

Глава пятьдесят четвертая

Пролетка неспешно катила по улицам, давая возможность господину Пажитному поглазеть на примечательные и столь любимые им городские пейзажи. Извозчик обожал этого клиента. Каждый будний день он дожидался Иллариона Терентьевича у его дома ровно в десять минут одиннадцатого, а затем сорок минут они в любую погоду тихонько ехали по Санкт-Петербургу, в полном молчании, буквально создавая и распространяя вокруг себя атмосферу умиротворения и благолепия.

Лошадка размерено трусила по обыкновенному утреннему маршруту, копыта стучали о брусчатку, и в звуке этом чудилось успокаивающее тиканье часового механизма.

Илларион Терентьевич приветствовал попадавшихся на глаза знакомых, прикасаясь двумя пальцами правой руки к краю цилиндра. Ради близких друзей и именитых лиц он поднимал головной убор и делал вид, что привстает с удобного диванчика дрожек. Встретив по дороге какую-нибудь прелестную даму, он не отводил от нее взгляда, то теребя усы, то приглаживая роскошную бороду.

По всему было понятно, что господин Пажитный человек с положением, даром что крестьянский сын.

Пролетка остановилась у трехэтажного дома с балкончиками, под которыми висела длинная и широкая вывеска, выглядевшая так дорого, что на нее просто просились слова "Его Императорского Величества" или, по крайней мере, "Всероссийский". Однако там было написано "Издательский дом братьев Пажитных".

- Доброго здоровьица, Илларион Терентьевич, - поклонился на входе секретарь и, провожая издателя, затараторил: - С самого утра вас посетитель дожидается. Уж я ему сразу сказал, мол, Илларион Терентьевич никак раньше двенадцати часиков не примет. А он говорит, извольте, торопиться не в моих правилах, укажите, где мне будет позволено дождаться. И идти-то ему некуда, что ли? Чаю на него пришлось извести два стакана. Хлещет, как ломовой ямщик водку: хряп, и не крякнет даже. Еще на эклеры ваши косится, но я их за окно выставил и ему решительным образом отказал.

- Да брось ты галдеть, право слово, - вставил наконец-то Пажитный, важно шествуя по коридорам второго этажа в сторону своего кабинета. - Скажи хоть, кто посетитель?

- Да барон этот. Немец Габсбург.

- Габсбург? - чуть не поперхнулся издатель, все-таки угадав, о ком идет речь. - Нет, до таких персон братья Пажитные пока не доросли. А что же он хочет?