Светлана Багдерина - Люди и монстры

— Доамна… Эмирабель…

Взгляд девочки просветлел, на краткий миг обретая осмысленность, и на Рамая обрушилась, обжигая, буря ее ужаса, боли и отчаяния. Он вскрикнул, как от удара раскаленным прутом, но рванулся к ней — и в ту же секунду черно-багряные молнии полыхнули в ее глазах, заставляя отпрянуть. С ужасом он ощутил, как Белка исчезает за возрождавшейся стеной — невидимой, как воздух, и непроницаемой, как гранит. Еще мгновение — и до нее уже не докричаться никогда…

Очертя голову, он бросился в сплетение чернильно-алых разрядов, и стена, как чудовищное надгробие, взметнулась за спиной, отсекая от мира.

Мелодия, гармоничная и захватывающая еще секунду назад, вдруг оборвалась и рассыпалась кляксами фальшивых нот. Раздался протяжный грохот камнепада, и беспорядочные красно-черные вспышки резанули глаза даже сквозь опущенные веки. Задыхаясь от страха, Белка вскинула голову.

Ажурная сеть вокруг нее пульсировала, будто перерезанная артерия, разбрасывая по залу черно-алые сполохи. Незнакомец в кремовом камзоле подался вперед, и прищур его из ленивого стал тяжелым, как у стервятника. Девочка хотела спросить, что происходит, но тут, раздирая черно-алую кружевную занавесь, прямо из стены в зал ввалился и упал окровавленный человек. На его спине и плечах дымились обрывки узора, испепеляя одежду и оставляя на коже багровые рубцы.

— Доамна Эмирабель! — выкрикнул он. — Не верьте ему!

Белка отпрянула, и взгляд ее метнулся на повелителя:

— Кто это?

— Неважно, — скривился он. — Займись своим делом.

Глаза ее стали закрываться сами собой, и лишь отчаянный выкрик юноши удержал от погружения в новый транс:

— Доамна Эмирабель!.. Это Сарут… Астаз Доар! Вспомните, что говорил Филин! Вспомните!!!

Стараясь подняться, он опирался об пол одной рукой — вторая беспомощно болталась сбоку, но черно-алое кружево обжигало его с каждым прикосновением.

— Сарут… Астаз?.. — девочка наморщила лоб, вспоминая. Повелитель напрягся, точно в ожидании удара — но память ее твердила одно: «Это мой господин. Я должна его слушаться. Это мой повелитель…»

— Хорошая девочка.

Бородатый улыбнулся, вытянул из ножен меч, с любопытством оглядел черный блестящий клинок, точно видел его впервые, и шагнул к незнакомцу.

— Я Тень! Тень! Помните меня?.. — взгляд раненого метнулся на оружие, на Астаз Доара, на нее — синие глаза цвета летнего неба полны надежды…

Смутное ощущение чего-то важного кольнуло сердце Эмирабель, но тут же пропало.

— Не помню…

— Не зря говорят — «навязчив, как тень». Но сейчас мы это исправим, — издевательски оскалился повелитель и взмахнул мечом. Остриё зазвенело о пол рядом с головой юноши — он едва успел отпрянуть. Астаз Доар скрипнул зубами и снова бросился на него.

Тот неуклюже покатился, спасаясь от атаки, и уже не сдерживая крика: каждое прикосновение ало-чернильного кружева клеймило как раскаленное железо. Астаз Доар нападал неумело, но безустанно. Рука его не привыкла к оружию: удары лишь дважды достигли цели, оставляя раны на плече и ноге синеглазого. В порыве сострадания Эмирабель шагнула к нему, но повелитель обернулся взбешенно, и черно-алые глаза вперились в серые, играючи сокрушая волю. Девочка вскинула руки к лицу, закрываясь, но от прожигавшего насквозь взора спасения не было.

— Займись узором! — рявкнул он, и она, не в силах противиться, полетела в транс, будто в пропасть.

Черно-красные нити ожили, почуяв ее внимание, потянулись друг к другу, и она ощутила, как разорванные синеглазым концы принялись сплетаться воедино.

Помочь им… отдать частичку своих сил… и еще… частичку… побольше… и еще… больше…

Ноги задрожали и подогнулись, будто тело стало раз в пять тяжелее, она покачнулась…

— Молодец, — прошептал баритон в ее голове. — А теперь то же самое — вокруг Шара…

Спеша угодить повелителю, она потянулась к замершим концам сети, открываясь и отдавая им себя — всю до капли. Узор запульсировал, наливаясь силой — ее силой! — и стал расти, затягивая гранит, как паутина. С радостью ощущая, что с каждой секундой всё больше растворяется в этом черно-алом совершенстве, Белка рухнула на пол — но ей показалось, что взлетела. Главное — ни на миг не прервать связь с ее любимым узором. Какая разница, что с ней случится, если главное дело всей жизни будет закончено! Еще немного усилий… затянуть кружевом островок нетронутого камня… раздавить гнилостный пузырь в середине… и всё. Ее повелитель… будет доволен…

Силы заканчивались. Дыхание, судорожное и быстрое, вырывалось рваными всхлипами. Эмирабель знала, что с каждым выдохом жизнь покидает ее, уходя в роскошный узор, но была спокойна и счастлива: выполнив свой долг перед повелителем она будет свободна… и сможет лететь, куда захочет… К папе… и маме… к деду… к Лунге… Вот они обрадуются… когда увидят… когда… встре…тим…ся…

Каждая мысль давалась ей с трудом, и Белка, устав бороться, отпустила последнюю, наслаждаясь блаженной пустотой в голове…

…в сердце…

…в душе…

…наконец-то…

…конец…

…мама…

И вдруг весь мир взорвался агонией. Девочка закричала, не понимая, что происходит и откуда обрушилась боль — невыносимая, слепящая, рвущая на куски тело, разум и душу. Всё вокруг замелькало, как в кошмаре: блестящие гранитные стены то становились закопченными и разбитыми, то снова сияли. Пол то пустел, то покрывался людьми и чудовищами. Музыка узора то гремела, торжественная и грозная, то рассыпалась визгливой какофонией. Вопли, рычание, грохот сменялись провалами тишины, но тут же снова рвали перепонки. Ее повелитель то разлетался в прах, то восставал из него во всем своём яростном совершенстве… Неизменной оставалась лишь жирная черно-алая паутина на стенах и полу, вздымавшийся и опускавшийся меч, распростершийся рядом с ней человек — обожженный, окровавленный — и ее боль.

Боль от прикосновения Шара, на который ее отбросил синеглазый. Боль, испепелявшая паутину морока, из-под которой, будто феникс, воскресала память.

— Рамай?! — имя раненого вспыхнуло, точно факел в ночи, и ужас заставил ее забыть о мучениях. — Рамай! Тень!..

Синие глаза приоткрылись:

— Доамна… проклятие… з а мок… исцел…

Черный клинок погрузился в его грудь, вернулся — и кровь — алая, яркая — хлынула из раны. Чернильно-багровая сеть устремилась навстречу, жадно впитывая, и омерзение тошнотой ринулось к горлу девочки.

— Заканчивай узор! — властно склонился над ней повелитель.

Нет, не повелитель! Сарут Астаз Доар — с мечом, обагренным кровью Рамая!

Она вскинула руки к нему и закричала, выплескивая боль, ненависть и унижение этих кошмарных дней. Из ладоней ее вырвался столб черно-алого пламени, ударил в голову Астаз Доару, и в тот же миг всё вокруг заволокло тучами лилового пепла. Мгновением позже ревущее пламя врезалось в потолок. Кружево проклятия под куполом затрепетало, но от яростного огня спасения не было: расправившись с паутиной вверху, он побежал по ало-черным сплетениям вниз, оставляя после себя на камнях лишь обугленные трещины.