Светлана Багдерина - Герои не умирают

— А сейчас не свободны? — Найз удивленно моргнул.

— Сейчас — тоже свободен. Как ловчий сокол, — хмыкнул Фалько.

Найз вспомнил слова герцогини в черном и нахмурился:

— Та женщина… ночью в беседке… сказала, что вы… Назвала вас…

— А, Оглинда… Поговорить всегда было ее слабостью, — закаменело лицо гардекора.

Найз видел это, но словно что-то, сидевшее в засаде эти несколько часов, неумолимо дергало его за язык:

— Она говорила, что вы были рабом, и гладиатором, и наемным убийцей… Но как вы оказались… когда дядя Лимба вас вынес…

— Так это был он? — Фалько резко взглянул на мальчишку и, не дожидаясь подтверждения, усмехнулся: — А ведь тебе действительно это интересно… Ну тогда слушай. Хотя, на самом деле, ничего интересного нет. Меня подобрал на дороге караван бродячих торговцев, посчитав второго воина за покойника. Они же стали меня выхаживать. Я долго валялся беспомощный, как слепой котенок, а когда стал хоть немного похож на человека, оказалось, что от Эрегора мы успели уйти далеко…

Фалько говорил ровным отсутствующим голосом, как будто рассказывал про кого-то другого или выдуманную историю из книжки. Будто ему и в самом деле было всё равно, что с ним случилось двадцать лет назад — или он старательно в этом кого-то убеждал.

Не исключено, что себя.

— …Когда же я снова смог вставать и ходить, сразу выяснилось несколько фактов. Первый — что мы с женой караванщика любим друг друга. Второй — что караванщик отпускать ее не собирается. И третий — что самым надежным способом решить эту проблему он, как человек практичный, считает продажу меня в рабство. Например, барзоанцам, подвернувшимся весьма кстати — или некстати, для кого как. Гребцы на галеры им требовались всегда. Дальше был длинный и скучный период, состоявший из побегов, побоев, работы, мятежей — в разном сочетании, пока вблизи от одного гельтанского порта мне не удалось бежать окончательно. Но судьба отчего-то решила, что у нее есть чувство юмора: первыми, кого я встретил на славных гельтанских берегах, были работорговцы. Они любезно убедили меня, что я не создан для свободной жизни, и продали в гладиаторы. Что было дальше — ты слышал.

— Так кольцо — подарок… той женщины из каравана? — мучительно жалея, что не умел проваливаться сквозь камни, выдавил Найз.

Фалько кивнул.

— Она меня всё время поддразнивала, что с моей исполосованной физиономией я похож на тигра. А однажды принесла этот перстень.

— И вы… больше никогда не виделись?..

— Нет, — коротко ответил гардекор и, немного помолчав, еле слышно добавил: — Но долетали слухи… что она умерла.

— Извините… — еще больше сконфузился мальчик.

— С людьми это бывает, — одними губами усмехнулся Фалько и глянул на Найза: — Ну что, с «вором», кажется, мы разобрались? Что у нас осталось в списке? «Предатель»? Кого и когда я предавал?

— Нет, я вовсе… — мальчик не знал, куда деваться от стыда и смущения, но Фалько мягко похлопал его по спине:

— Выкладывай, парень. Не держи змею за пазухой.

Найз опустил глаза и, сосредоточенно глядя под ноги, точно на карнизе были написаны нужные слова, выдавил:

— Я… мне… не понятно было… как капитан Бессмертных мог… женщина в черном сказала… что за деньги… а Сенон…

— Как капитан Бессмертных мог предать идеалы молодости и за деньги продаться подлому садисту, или как там цветисто выразилась разлюбезная герцогиня? — хмыкнул гардекор.

Мальчик подавленно кивнул.

— Начнем с того, что идеализм в двадцать пять лет — нормальное состояние, а в сорок пять — признак душевного заболевания. Я похож на психа? — Фалько остро глянул на мальчика, и тот помотал головой.

— Что касается Сенона… — задумчиво поджав губы, продолжил гардекор. — Думаю, ты не знаешь, что до недавнего времени — а именно, пока он пять лет назад не захватил престол — Гельтанию раздирали и медленно убивали междоусобные войны. Предыдущий король был слаб и безволен, а его герцоги честолюбивы и беспринципны. Сенон отметил начало своего правления массовыми арестами и казнями самых энергичных герцогов и их приближеных, чем привлек к себе знать помельче, гильдии и крестьян, больше всего страдавших от постоянной грызни высших аристократов. Но это не дало победы, а всего лишь уравновесило его силы с герцогскими. Наступил черед не открытых ударов, но интриг и заговоров. И тут как, нельзя кстати, старику Сенону пришелся ко двору новый телохранитель: удачливый, сообразительный, умелый, способный хранить тайны и просто обаятельный красавец в расцвете сил. Теперь Гельтания могла спать спокойно. Ну или те ее дети, которых я имел удовольствие навестить по поручению короля, — ухмыльнулся гардекор.

— Но какое вам дело до Гельтании? — недоуменно воскликнул Найз. — Они издевались над вами, они унижали вас, они…

Фалько усмехнулся:

— До Гельтании — никакого. Но, хоть тебе это и покажется странным, наемники тоже могут испытывать чувство благодарности.

— К кому?!

— К великому герцогу, завсегдатаю гладиаторских боев, ценителю хороших бойцов. Он вытащил меня из передряги с легкомысленной Оглиндой и ее мстительными братьями и взял телохранителем. Для вчерашнего гладиатора, к тому же едва не ставшего кормом для крокодилов Арены, это был немыслимый скачок вверх. А когда герцог после удачного переворота вышел в короли, круг обязанностей его телохранителя немного расширился.

— И вы стали убивать по его приказу кого попало? — с сочувствием проговорил мальчик.

— Кого попало убивает ветрянка, — брюзгливо ответил Фалько. — А я стал блюстителем сильной королевской власти. В конце концов, если ты живешь в какой-то стране, то или заботься о ее благополучии, или проваливай в другую.

— Но вы же и вправду могли вернуться в Эрегор! — вспыхнули старым огнем глаза мальчишки. — Вы тут герой!

Гардекор приглушенно хохотнул:

— И как ты себе это представляешь? «Здравствуйте, я — офицер для щекотливых поручений короля Гельтании, бывший гладиатор и галерный раб, а вообще-то — тот самый Фалько, который памятник»? Нет, парень. Пусть капитан Бессмертных мирно покоится под своей стелой. Пусть в него играют дети и балаганные лицедеи. Бывает поздно, а бывает слишком поздно, и второй случай — мой. Фалько умер, Найз. Ты прав. Остался Тигр — другой человек, думающий другие мысли, совершающий другие поступки… Или не совершающий те, которые совершил бы Фалько. К тому же быть живым гардекором гораздо интереснее, чем живым памятником.

Он смолк, и некоторое время они шли молча: мальчик — пригибаясь под неровными низкими сводами и то и дело поправляя сползавший узел, Фалько — рассеянно поигрывая ножом.

— А тебе не кажется, что теперь моя очередь задавать вопросы? — неожиданно улыбнулся гардекор.