Александр Бреусенко-Кузнецов - Мёртвые пляшут

— Ничуть не больше, чем при моей жизни! — отвечал Чичеро, уныло глядя на давно знакомую джорогу и знакомых шакалов.

— Это вдоль дороги их мало, — настаивал Зухр, — а в направлении нашего Уземфа — столько, что даже на людей нападают. Торговец Галид точно говорил…

Вот и все разговоры.

Чичеро ехал в мрачном настроении: до сих пор его карлики настолько сильно не разругивались. Иной раз побьют друг друга, даже слегка покалечат, но чтобы один специально уехал в Адовадаи, когда остальные направляются в Карамц… Чего-то очень важного в себе посланник Смерти не понимает, это следует признать. И вопрос о камне, похищенном из драконьего святилища, это скрытое непонимание лишь обнаружил.

Когда на горизонте показались белые стены Великого Карамца, словно притрушенные сахарной пудрой, в лучах вечернего солнца, Чичеро скомандовал остановиться. Правящий повозкой Клех из Цанца свернул на обочину, а семеро наложников развернули закупленные в Нефотисе ткани и стали их примерять к особенно уродливым участкам дверных и оконных решёток. Работа у них спорилась, но Чичеро всё равно старался ускорить их декораторскую работу:

— Поспешите, ведь если мы въедем в город после захода солнца, ваш труд никто не оценит!

И наложники превзошли самих себя. Тот чудесный новенький экипаж, который предстал перед изумлёнными глазами следивших за превращением базимежских бандитов, казалось, был достоин самой царицы Уземфа.

— Вот это да! — произнёс даже Дгай из Глукща, да таким голосом, словно он уже простил семерым чувственным дармоедам все затраты на их экипировку.

Наложники тоже приоделись, завесили личики покрывалами, спрятались в чудесную повозку и закрыли за собой волшебные решётки.

— Двинулись! — велел Чичеро, трогая хлыстом шею живого коня, уже привычного за время пути от Нефотиса.

Въезд в главные ворота Великого Карамца был воистину триумфальным. Чичеро много раз бывал в Карамце, но ещё ни разу не въезжал в него так. Чтобы отовсюду сбегался народ, желая лицезреть твоё скромное проникновение в город? Что за загадка? Неужели всё дело в оформительском мастерстве семи наложников прекрасной Оксоляны? Воистину, наш мировой ярус безнадёжно скособочился, раз искусство в нём творит такие чудеса!

Разноцветные полотнища, которыми была изящно обтянута повозка, почему-то приковывали взгляды множества людей, торговавших на открытом рынке, раскинувшемся под прикрытием высоченных городских стен с закруглёнными очертаниями башен. Может, дело в сочетании цветов купленной в Нефотисе ткани — белой, красной, кремовой, зелёной? Чьи это цвета? Уж не уземфских ли царей?

И ведь разговор со стражником, состоявшийся ещё по ту сторону ворот, никак не предвосхищал такого народного воодушевления.

— Это что, цирк приехал? — лениво спросил стражник у ворот сидящего на козлах Клеха.

— Бери выше: привезли на продажу сераль царевны Уземфа! — не растерялся тот.

— Тогда с вас въедзная пошлина. По звонкому манату за единицу товара, — ввернул стражник.

Семь манатов, если их перевести в некроталеры, образовывали весьма ощутимую сумму. Но жизнь в Карамце никогда не была дешёвой. Кто хотел здесь заработать, должен был сперва раскошелиться. Даже Дгаем из Глукща это должно быть однажды понято.

И после такого разговора и уплаты пошлины они въезжают за белые стены и оказываются в центре внимания всего базара. Может, и люди на базаре их приняли за бродячий цирк? Нет, негодное объяснение: каким-нибудь цирком Великий Карамц уж точно не удивишь. Да и серали уземфских царевен здесь видали.

Чичеро, пытаясь объяснить народное ликование, подъехал поближе к повозке, и, постучавшись в задрапированную решётку, позвал Джамила. Тот с готовностью откликнулся, да и высунулся бы, если бы пустила решётка, а так просунул один нос. И нос выглядел гордым и довольным.

— Почему нас так встречают? — спросил посланник прямо.

— Карамцкое суеверие, — объяснил Джамил. — Кто увидит самую красивую повозку на въезде в город, тому будет вечное счастье в торговле.

О таком суеверии Чичеро доселе не знал, видать, потому, что раньше не занимался торговлей. Другое дело — наложники; уж они-то в торговых отношениях участие подчас принимают. В качестве предмета торга.

Клех из Цанца, по совету наложников, остановил повозку посреди базара и, выпрямившись на козлах, громким голосом рассказал всем любопытствующим с подсказок Джамила, кто он и что везёт:

— Да будет счастлив народ Великого Карамца, и да будут к нему благосклонны семеро Божеств! Меня зовут Клех, и везу я из далёкого замка Окс, которого более нет по нашу сторону Порога Смерти, семерых прекрасных телом и духом юношей. И не простые те юноши, а — любимый сераль прекрасной царевны Оксоляны, юной жемчужины солнечного Уземфа…

Сам Клех и не додумался бы до такой речи; не каждому дано изъясняться витиеватым карамцким стилем, да ещё обращаясь к столь внушительной толпе. Но надо отдать должное начинающему работороговцу: парень старался. Глядишь, натренируется и на самих торгах представит свой товар уже без подсказок!

Клех говорил долго, и торговый люд Карамца ему радостно внимал. Чичеро — не большой любитель здешней традиции церемонных речей — отвлёкся и глядел по сторонам. Если смотреть поверх ликующей толпы, Карамц с прошлого посещения посланника не очень-то изменился. Вон, за караван-сараем возносятся к небу невесомые объёмы храма Семи Божеств, видимого из любой точки города. А вон тот золотой купол на холме — храм Неба. Рядом — и молельный дом ангелопоклонников, прилепился к золотому куполу белым кубом с закруглёнными углами. А по другую сторону крытого базара высится чёрно-красная шестигранная призма храма Смерти, обращённая апсидами на запад. В самом деле, как же без культа Смерти, ведь Карамц — всё же пещерный город.

Особенность Карамца среди большинства прочих пещерных городов в том и состоит, что не был он выстроен мертвецами на пустом месте. Туннель, прорытый Шестой расой из подземелья, вышел на поверхность в существующем уже городе, прямо посредине одного из базаров. Потому и мертвецам в Карамце с самого их появления пришлось вписываться в здешнюю разномастную культуру. Выстроенная Шестой расой подземная часть города стала лишь дополнением перечня карамцких красот, но так и осталась частью, не превратилась в городской центр.

Мертвецы в Карамце издавна лояльны к живым. Таковы и мёртвые правители города, чем они всегда были нелюбезны Шестой расе. Владыка Смерти хотел безраздельно царить в сердцах своих подданных, но в Карамце он мог рассчитывать лишь на почётное место в ряду других идолов. Так было и осталось, как ни старались прибывавшие сюда некроманты, жрецы культа Смерти и собратья Чичеро по ордену.