Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Так вы все разом ополчились против меня! — злобно скривилась Фагия. — Ничего, я вас научу хорошим манерам! Берегитесь!

К детям с оглушительным ревом полетели языки пламени, оставляя после себя обугленный след.

— Осторожней! — крикнул Магнус. — Огонь — это всего-навсего движущиеся молекулы! Замедлите их, остановите, заставьте охладиться!

Все четверо детей уставились на огонь и устремили к нему успокоительные мысли. Им удалось замедлить продвижение пламени, распространить его по всей поляне. Сразу значительно потеплело, но огонь быстро угас.

Фагия в страхе и изумлении вытаращила глаза, глядя на почерневшую поляну.

Магнус услышал мысли Грегори:

— Братец, нужно либо уйти и оставить ее в покое, либо сделать так, чтобы она перестала сопротивляться. Иначе она снова нападет на нас.

Магнус кивнул:

— А мы, защищаясь, можем ее поранить. Тогда мама и папа очень на нас рассердятся.

— И еще нельзя допустить, чтобы она пошла за нами, — добавил Джеффри.

Магнус согласился:

— Давайте сделаем то, что мы должны сделать.

Фагия вздернула подбородок, черты ее лица вдруг исказила гримаса страха. Она подняла руку, скрючила пальцы, но Корделия устремила взгляд на ноги старухи, и ступни Фагии вдруг оторвались от земли и оказались на уровне плеч. Старуха взвизгнула, но во взгляде ее тут же появилась решимость, и ее ноги начали медленно опускаться.

Корделия закусила нижнюю губу, напряженно сдвинула брови. Ноги колдуньи снова подскочили вверх. Та взвыла от злости. Ноги замерли.

Магнус устремил взгляд на лиану, обвивавшую ствол стоявшего неподалеку дерева. Лиана начала отплетаться от ствола, а когда окончательно освободилась, поползла к Фагии. Джеффри нахмурился, глядя на ползущую лиану, и та оторвалась от корня и пять раз обернулась вокруг колдуньи, прижав ее руки к туловищу. Фагия завопила от ужаса и попыталась порвать лиану силой своего колдовства. У Джеффри, старавшегося удержать лиану на месте, на лбу выступили капельки испарины. На помощь ему пришел Грегори — орудуя воображаемыми пальцами, он завязал концы лианы тугим узлом. Фагия визгливо вскрикнула, а Джеффри улыбнулся и облегченно выдохнул.

— Молодчина Грегори, — похвалил он младшего брата. — Отлично сработано.

— Этому узелку ты меня научил в прошлую пятницу, — смущенно пролепетал малыш.

— Чума на вас! — неистовствовала связанная колдунья. — Паршивцы, негодяи! Неужто вам больше нечем заняться — обязательно нужно помучить бедную старушку?!

— А мы вам ничего дурного не делали, — сердито возразил Джеффри.

— И не сделали бы, если бы вы на нас не напали, — более мягко заметила Корделия, стараясь сгладить резкость брата.

— Я на них напала! Ха! Глупые малявки, вы даже не знаете, о чем болтаете! Я на вас напала! Пока нет! Погодите, погодите. Посмотрите, каково вам будет, когда против вас ополчится вся деревня, когда вас выдворят из вашего дома и погонят прочь через всю округу! Посмотрите, каково вам будет, когда вас привяжут к позорному стулу, а потом примутся топить и вы начнете задыхаться! Поглядите, как вам понравится, когда вам нестерпимо захочется вдохнуть воздуха, но вы будете знать: если вдохнете, вам в легкие попадет вода! А потом, в последнее мгновение, тебя выхватят из воды и примутся кричать: «Злобная ведьма, признавайся!» А в чем признаваться, когда ты ни в чем не виновата — ни в чем из того, в чем тебя обвиняют?! Но винить будут тебя, только тебя, и больше никого! У кого-то заболела овца — виновата ты! У кого-то ребятенок свалился с сеновала — опять ты виновата, сглазила! Ты, только ты, потому что ты — ведьма!

— Но мы такого не делали и не будем делать! — возмущенно вскричала Корделия. — Никогда не будем!

— Ага, а ты попробуй скажи так тем, кто привяжет тебя к позорному стулу и снова окунет в воду! А будешь упрямиться и не признаешься, тогда тебя потащат к пыточному столбу и будут пытать огнем и каленым железом до тех пор, пока боль и вид собственной крови так не напугают тебя, что ты наконец завопишь: «Это я! Это я сделала! Говорите, что я должна сказать, и я скажу! Только перестаньте терзать меня!»

Корделия, побледнев, закрыла ладонями уши Грегори, но он нетерпеливо отмахнулся.

— Я все равно слышу ее мысли! — Он глянул на Магнуса. — Неужели все и вправду так, как она говорит?

Его брат угрюмо и печально кивнул:

— Мама и папа говорили нам, что к колдуньям очень плохо относятся. Но о таких ужасах они ни словом не намекали!

— Не сомневайтесь, разозленные крестьяне обходятся без намеков, — заверила его Фагия. — И в конце концов они поведут вас, измученных, избитых, истекающих кровью, на костер! А когда пламя обнимет вас со всех сторон, они будут кричать от радости!

Горько рыдая, она отвела взгляд.

Корделия, дрожа от волнения, посмотрела на братьев.

— Нечего дивиться, — сказала она, — что мама с папой так сердятся на тех, кто плохо говорит о волшебниках!

Магнус кивнул. Лицо у него стало как каменное.

Грегори робко подошел к Фагии:

— Так вы… поэтому хотели нас прогнать? Боялись, что мы позовем сюда людей, которые сделают вам плохо?

Фагия мотнула головой, уставилась на малыша:

— Нет, малыш! Бедняжка! Не поэтому! А из-за того, почему я прячусь здесь и живу в одиночестве, чтобы никто меня не разыскал!

Грегори наморщил лоб:

— И почему?

— Не из-за той обиды и боли, которую мне причинили, — отвечала Фагия, — и вовсе не из-за того, что я сделала им. Из-за того, что стало с ними из-за меня.

Грегори непонимающе покачал головой.

— С людьми что-то случилось из-за вас? — подойдя к брату, проговорил Магнус. — Но кто же это сделал?

— Лонтар, — поежившись, ответила старуха. — Еще в ранней юности он решил творить зло где только можно. Он ухаживал за мной. «Почему двоим колдунам не пожениться? — так он говорил. — Представь, насколько возрастет наше колдовское могущество!» Но я-то его хорошо, знала. Зло просто-таки сочилось из него, от него пахло злом. «Нет», — отвечала я ему. «Нет», — повторяла я вновь и вновь, но он все не отступался, и как-то раз, когда он пошел за мной до дверей моего дома, я захлопнула дверь перед его носом, да так, что угодила ему по физиономии. Он упал и лишился чувств, а я заперла дверь на засов и, дрожа, припала к ней. А когда он пришел в себя, ему оставалось только бесноваться, ибо колдуны-мужчины не способны заставить засов открыться, хвала Небесам!

Грегори быстро переглянулся с братьями.

— Ну а потом ему оставалось только слоняться у меня под дверью. Он и слонялся — то и дело, а потом наложил на меня заклятие. Стоило кому-то положить на меня глаз — и этот мужчина умирал страшной смертью. Поначалу я не понимала, что все дело в Лонтаре, но за две недели все мои друзья умерли в жутких мучениях. Они лежат… О нет! — Она зажмурилась и проговорила: — Нет, я не стану об этом рассказывать детям!