Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Все посылают вести о том, что они уже в дороге, ваше величество. Их войска обеспечены оружием и провиантом, и они только ждали вашего слова.

— О, это более, нежели желание выслужиться! — сверкая очами, воскликнула Катарина. — Речь не о подхалимах, не о притворщиках — эти люди верны нам душой и телом!

Туан кивнул, с трудом удерживаясь от радостной улыбки.

— Они решили, что с нами лучше, чем против нас, либо я жестоко ошибаюсь. Пожалуй, последние годы не прошли напрасно. Разошли весть, мой славный сэр Марис! Скажи всем моим вассалам о моей великой радости и вели им ждать меня на Деспардской равнине. Собравшись там, мы тронемся в путь — на аббатство!

Поддерживая Хобэна под мышки, Анхо пригнулся и втащил его в полутемную келью. Только луна освещала эту тесную комнату — четыре фута в ширину, десять в длину, с единственным узким окошком, прорезанным в дальней стене. Но глаза Анхо успели привыкнуть к темноте — ведь он вел брата оттуда, где того высекли розгами, по темным коридорам, — и потому он разглядел в полумраке узкую лежанку. Он дотащил Хобэна до лежанки и помог ему лечь. Хобэн стиснул зубы и застонал от боли.

— Прости! Прости! — забормотал Анхо. Залившись слезами, он опустился на колени рядом с лежанкой и извлек из рукава своей сутаны маленький глиняный горшочек. — Я не хотел причинить тебе боль, брат!

— Это я должен просить у тебя прощения, — выдохнул Хобэн. — Я тебе все испортил. Как ты теперь тут будешь жить?

— Испортил? Ты про мою должность при архиепископе? — Анхо покачал головой. — Мне это безразлично. Я пришел сюда, чтобы стать священником, брат мой, а не монахом. Это архиепископ — тогда еще он был аббатом — уговорил меня вступить в братство, но я радовался этому не более, чем другие. Монахи полагали, что я не гожусь для такой жизни, да и я сам думал так же. А теперь потерпи. Аптекарь проявил сострадание к тебе и тайком дал мне целебной мази, покуда тебя секли розгами. О брат мой! Как же жесток был тот, кто бил тебя!

— Он сделал то, что ему приказали, братец, и он был верен своему господину, как и я — своему, — со стоном вымолвил Хобэн. — О нет, кто бы жаловался, только не я… О-о-ой!

— Я тебя предупредил, — со слезами на глазах проговорил Анхо. — Но пройдет несколько минут, и мазь снимет боль… О Господь милосердный! — Он запрокинул голову и устремил взор ввысь. — Благодарю тебя от всего сердца за то, что мой брат остался жив! С этих пор каждый день я буду читать благодарственную молитву с четками до скончания моей жизни!

— Это тяжкий обет, — пробормотал Хобэн. — Я и не знал, что я тебе так дорог.

— О, какой же ты глупый! — в отчаянии вскричал старший брат. — Разве ты не знаешь, что из всех друзей, которыми нас одаривает Господь, самые дорогие те, что родные нам по крови? И все же по-прежнему считаю, что ты поступил глупо, выступив против нашего ордена и нашего архиепископа!

— Я понимаю, что я отяготил твою жизнь до скончания веков, — приглушенно отозвался Хобэн. — Но я боялся, что ты окажешься меж двух огней… С одной стороны — архиепископ, а с другой — те монахи, что желают сохранить верность Риму. И вот я добился того, что ты угодил в эту самую ловушку!

— Что я слышу? Ты ругаешь себя за то, что поступил так, как подсказывала тебе совесть? О, как слаб человек! Да, я готов поверить, что тебя сюда привела забота обо мне, как и верность королю! Так что же, теперь ты хочешь убедить меня в том, что поступил неправо? Или в том, что пришел сюда только искать приключений?

Хобэн немного помолчал, потом ответил:

— Нет. Я пришел сюда, движимый верой, брат мой. И если бы можно было все начать сначала, я бы поступил точно так же, нисколько не желая навредить тебе. Потому что я верю в его святейшество — божественное Око, и в Римскую Церковь, хотя многие поговаривают, будто ее и нет вовсе и что это просто детские сказочки. Если так — стало быть, я до сих пор дитя. Но еще более крепко я верю в короля и королеву.

— Ну, если так, то тогда перестань мучиться угрызениями совести! Ты перенес такую боль, а меня пока никто и пальцем не тронул! О, если бы я только мог разделить с тобой эту боль! Гордость за то, какой пост занимаешь, — это ничто в сравнении с душой. Если в моей душе и был грех, так только грех обиды за тебя. А что до высокого поста в ордене — то мне это безразлично.

— Если ты и вправду так думаешь, — болезненно усмехнувшись, проговорил Хобэн, — то ты либо самый плаксивый из монахов, либо самый святой.

— Что ж, пусть я самый плаксивый. Зато я точно знаю: я хороший брат.

— Романов едет!

Род посмотрел в ту сторону, куда указывал Туан. Из-за мыса выплыл еще один корабль, на палубе которого было множество людей и лошадей.

— А когда-то он был вашим врагом, — с улыбкой заметил Род. — Приятно видеть, что он спешит вам на выручку, верно?

— О, еще как верно! — Туан обвел взглядом равнину и облегченно вздохнул. — Ведь все эти лорды были моими врагами, кроме моего отца! Когда Катарина правила страной одна, мы защитили ее от их нападения — ты, я и наши союзники. — Его глаза затуманились. — И все же некоторые и теперь выступили против меня.

— Есть надежда, что подрастающее поколение так не поступит, ваше величество. Как знать… Может быть, вам вновь удастся объединить страну.

— Не удастся, если кому-то не по душе править страной в мире, — проворчал Бром, стоявший рядом с королем. Карлик ростом едва доходил Туану до пояса. — Вы, ваше величество, так страшились войны, а теперь, на поле предстоящего сражения, радуетесь, как мальчишка!

Туан усмехнулся, выпрямился и расправил плечи.

— Признаться, в боевых доспехах я всегда чувствую себя увереннее! Да и совесть моя чиста, ибо я точно знаю, что сделал все ради того, чтобы сохранить мир!

— Может быть, в этом вы даже слегка перестарались, — заметил Род. — Разве нельзя было устроить маленький обманный маневр до того, как архиепископ успел собрать свое войско? — Но он увидел, какими возмущенными стали взгляды короля и Брома, и поднял руку, чтобы предупредить их возражения. — Нет-нет, не надо ничего говорить. Понимаю, это бесчестно.

— Должен признаться, что ваше последнее замечание вполне оправданно, лорд Чародей, — сказал Мак Ги. — В особенности с точки зрения средневековой цивилизации.

— Ну да, я понял, на что вы намекаете. От того, что мы извлекли из монастырского елея муху в лице брата Альфонса, легче нам не стало. Его нет в монастыре, а архиепископ продолжает собирать войско.

Туан кивнул:

— Это было глупо, но я очень надеялся на то, что, оставшись без своего наушника, аббат покается и запросит перемирия.

— Да, это странно, — буркнул Бром. — Вполне можно было предположить, что он прислушается к своему сердцу, к своей совести — теперь, когда этот злой демон покинул его.