Ольга Вешнева - Огрызки эпох

— По мне так достаточно, — кашлянув, обиженно процедил я.

— Но мне-то видней, — продолжая ужинать, подчеркнула Марфа. — Вашу жизнь я прочла до последней строчки, и не нашла в ней ничего занимательного, — она взяла из лежавшей на комоде стопки серых папок одну из середины, с наклеенной табличкой «Дело вампира Тихона, князя Подкорытина — Тарановского. Обращен 17 июня 1832 года. По сей день не убит». — Читайте, ежели вам любопытно.

— Я знаю свою жизнь получше, чем ее придумали шпионы тайной канцелярии.

— Согласна, вам видней в таких вопросах. Не желаете медку? — цинично предложила Марфа, зачерпнув чайной ложкой меда.

Она понимала, в меня сейчас не пойдет мед. Я крепко сжал сложенные руки, пытаясь овладеть собой. Меня почти трясло, и все труднее было сдерживать желание атаковать единственный живой объект в душном помещении.

— И напрасно, — вампиршу задело отсутствие ответа. — Мед чистый луговой и благодатно пахнет клевером. В лесах я тоже думала о нем с опаской. И не хотела пробовать. Теперича от сытости неудержимо тянет к сладким яствам. То сахару комок в чай положить, то медку лизнуть… И доктор кстати рассказал, что можно, что нельзя мне пробовать на вкус. Запоминайте, Тихон. Можно понемногу яйца, мясо тертое, печенку, рыбу — все сырьем. А на загладку сахар, мед, чуток варенья.

Слизав мед с ложки, Марфа вернула ее в розетку.

Пахнет ли мед клевером, или другими полевыми цветами, я не мог разобрать. Чуял только кровь, и ничего иного.

— У вас есть доктор? — мой голод ненадолго сдался удивлению, и я смог выговорить несколько слов.

— А как же без него я родила бы Василису? Ведь я теперь княгиня. Крестьянки на полях свободно разрешаются от бремени, и упырихи дикие в лесах. Княгини не родят без лекарских советов и микстур…

Марфа налила последний бокал крови. Я уже не надеялся на ее милость.

«Она, конечно, красива, умна, но довольно ли красоты и ума для совместного счастья, — рассуждал я. — Нельзя же быть такой жестокой. Богиням многое прощают, на то они и богини, но мера быть должна».

— Не сохраняйте в сердце, будто я над вами измывалась, — ласково улыбаясь, Марфа подала мне полный бокал. — Право разделить мою трапезу надо заслужить. Считаю вас достойным поужинать со мной.

— Благодарю за оказанную честь.

Дрожащей рукой я принял бокал и, отпивая, не смог обуздать голод. Нечаянно прокусил хрусталь, выронил бокал и испортил пятном ковер.

— На счастье, — услышал я невозмутимый голос Марфы.

Вампирша взяла со стола белый кружевной веер со вставками из страусовых перьев, и он затрепетал в ее руках ангельскими крыльями.

Я не порезался, но и еды не получил, лишь раззадорил аппетит. От вкуса крови на языке стало еще хуже, внутри свернулась жесткая пружина. С трудом расправив спину, я взглянул на Марфу полувидящим звериным взглядом. Ей впору было испугаться, но она степенно подошла ко мне, держа в правой руке развернутый веер, остановилась, щекотнула перьями мой нос, и, повернувшись вполоборота, шагнула как в испанском танце назад, искоса наблюдая за мной.

— Моя богиня… Вы прекрасны, — меня поработило чувство посильнее голода, я сполз со стула на колени, не замечая на ковре кровавого пятна, растекающегося от хрустальных осколков.

— Примите меня как раба, как вашего безмолвного служителя, — я молитвенно сложил трясущиеся руки.

— Рабов не принимаю, тем паче безмолвных, — теплые пальцы Марфы скользнули по моей щеке от подбородка до виска. — Лучше расскажите, Тихон, что вы за божество? Зевс? Аполлон? — вампирша притязательно улыбнулась. — Поведайте, чем хороши, чем святы?

— Нисколечко не свят, а токмо грешен паче всех на свете.

— Да бросьте. Вы ж не монастырский схимник, чтобы святость отрицать свою. Вам не к лицу такие рассужденья. Будь вы отчаянным злодеем, я бы вас убила за углом. А так терплю покамест.

— Жаль, что терпите. Хотелось бы, чтоб вы меня любили.

— Не много ль просите?

— Я не прошу, молю. Взываю к вам, как к небожительнице.

— Привычны мне моленья воздыхателей. Сам грозный царь Иванко на меня молился как на аналойную икону, и бешеную голову свою разбил до синих шишек. А я его отвергла. Почему бы не прогнать мне вас?

Резким движением руки Марфа стерла капли крови с моих губ.

— Хотя бы потому, что менее жесток, чем названный поклонник. Во мне еще совесть теплится, — выправив мышцы, я встал без колебания.

Жажда крови снова напомнила о себе, и я убрал язык подальше от клыков.

— Я вижу. Так пойдем и испытаем вашу добродетель. Императорская чета, должно быть, уже прибыла на бал. Ах, тяжело мне говорить на вашем языке! Как хочется сказать по — старому, царь-батюшка пожаловал с государыней на пир. Но креплюсь, и говорю, как положено.

Марфа пропустила меня вперед на лестнице, а в вестибюле пошла рядом.

— Вам трудно строить речь из современных слов? — я проникся сочувствием.

— Трудней, чем вам меня не укусить, — Марфа привела донельзя точное сравнение. — Но я стараюсь в угожденье мужу.

— А кто ваш муж? — рискнул спросить я, и не успел произнести второй части вопроса: «Он человек?»

При входе в танцевальный зал к Марфе подбежала маленькая девочка с завитыми светло-русыми волосами, одетая в белое пышное платье с розовой канвой. Запах ее был человеческим, на щеках играл сочный румянец, но синие глаза отливали неестественно ярким блеском даже в сиянии сотен свечей.

— Мамочка, я нашла тебя! — радостно воскликнула девчушка, прижимаясь к широкому подолу маминого платья.

— Васеночка, солнышко мое ясное, — ласково пропела вампирша, присев, чтобы обнять дочь. — Ступай к Дарье Прокофьевне. Увидимся с тобою завтра, а сегодня она тебя уложить спать и расскажет добрую сказку на ночь.

Аккуратно уложившая волосы в высокий «тюрбан» женщина-волчица присматривала за ребенком издали, не примыкая к собравшейся рядом с ней кучки весело болтающих гостей.

— Кто этот дядя, что пришел с тобой? — Василиса взволнованно оглянулась на меня, как будто внутреннее чутье предупредило ее о приближении чужого вампира.

— Князь Подкорытин — Тарановский, детка, — ответила Марфа.

— Он из твоей… родни?

— Да, светлячок, но ты его не бойся.

— А я и не боюсь.

Холодный, не по-детски хваткий взгляд Василисы остановил мое приближение к ней.

«Из нее выйдет хорошая ищейка», — с некоторой брезгливостью подумал я.

Император Николай Первый и его супруга Александра Федоровна явились на бал с опозданием. Высокие, вытянутые в наездничьей осанке, они прошествовали к возвышению посреди зала, переходящему в мраморную лестницу, и заняли похожие на троны кресла с красной обивкой. Я скрывался от них в относительном тенечке на другой стороне зала. Мои глаза болезненней, чем привыкшие к яркому освещению глаза Марфы воспринимали вездесущий свет.