Далия Трускиновская - Нереал

Я был бы счастлив услышать все его ядовитые шуточки! Без Бродяги мне все эти часы было тошно.

Пройдя знакомым парадным, я оказался там, где и должен был оказаться, и поднял голову, и увидел свои четыре окна.

Не может быть, чтобы он был там... В окне появилось лицо. Это был вовсе не Бродяга... и не женщина, таких старых женщин в природе быть не должно... когда женщине исполняется тридцать, она должна куда-то деваться...

Подняться наверх, что ли?

Я встретил ее на лестнице — до моих дверей оставалось ступенек пять, но она почему-то вышла именно из моих дверей и встала, придерживая створку, с видом хозяйки! В халате и шлепанцах! — Валька! — сказала она. Кто Валька-я?..

Женщина была маленькая, с редкими розовыми волосами. Она красила их какой-то дешевой дрянью, и во время этой идиотской процедуры от всех пряталась — то есть все сидели по углам и не могли высунуться, пока она шастала, обмотав голову тряпками, и из-под этих тряпок стекали на лицо, шею и даже грудь коричневые ручьи... тьфу!

Она двинулась ко мне — и тут меня охватил ужас.

Мне показалось, что она сейчас начнет меня оскорблять последними словами — но вместо обычного бешенства при одной мысли об оскорблении я ощутил полнейшее бессилие! Желание забиться в угол и закрыть голову руками!

Ничего страшнее я в жизни не испытывал!

Даже когда мы на ворованном “форде” уходили от четырех полицейских машин.

Я развернулся и понесся вниз по лестнице.

— Валька, да стой же, дубина! — визжала она. — Тебя менты ищут! Ты чего натворил?!

Ничего я не натворил, но голос этой ведьмы пробудил во мне такие способности, что я опомнился только за четыре улицы от родного дома.

Кто же она такая, черт бы ее побрал?

Нужно было вернуться и попробовать это выяснить. Только того недоставало, чтобы я. Напролом, шарахался от всякой старой рухляди.

Я пошел назад и остановился лишь для того, чтобы пропустить выезжавшую из подворотни машину.

За рулем сидел усатый мужчина. Крепкий мужчина, солидный, похожий на директора сент-луисского филиала “Панэмэрикэн бэнк” Джеффри Коллинза. Ему еще Бродяга бедро прострелил.

А рядом с мужчиной сидела Ксения и что-то ему объясняла.

Я вгляделся.

Она! Точно — она! Ее лицо, ее волосы, а если заглянуть в окно — то и ее коленки!

Я заглянул — и тут “хонда” устремилась в пустое место, образовавшееся в потоке машин.

Поток шел “зеленым коридором”, и потому вишневая “хонда” быстро набрала скорость.

Я побежал следом.

Я бы нагнал их, и рванул на себя ручку дверцы, и вытащил Ксению, в такое бешенство я впал, увидев ее. Но “хонда” перестроилась в другой ряд, и какие-то жалкие черепахи оказались между мной и “хондой”, увозившей Ксению. Я некоторое время бежал, не напрягаясь, но и не отставая от машины, но “хонда” оказалась за длинным автобусом, потом — за фурой, и когда эти два чудовища проползли, выяснилось, что усатый мужчина успел свернуть налево и увез Ксению в неизвестном направлении. Очевидно, она жила где-то неподалеку от того двора. Я сперва просто предположил это — но, как только слово “неподалеку” выговорилось у меня в голове, я уже точно знал, что это так!

Нужно было обойти все окрестности и узнать тот подъезд, откуда она выходила и по привычке здоровалась со мной.

Было же это когда-то!

Вот я и занялся поисками.

И шастал я по дворам довольно долго. Набрел при этом на пельменную. Съел двойную порцию пельменей с уксусом. Чего-то недоставало...

Потом я набрел на бутербродную. Бумажек, позаимствованных у той, которая не Ксения, после пельменей хватило на рюмку и два бутерброда с килькой. Тем, что налили в рюмку, можно было в лучшем случае стекла протирать, но я выпил и постоял в задумчивости. Задумчивость была примерно такая: жив я еще, или начинается переход в иные миры? Странное у них тут виски, в Далласе за такой товар и линчевать бы не постеснялись. Запросто!

А потом народ на улицах оживился, и я понял, что наступил вечер. Люди шли с работы, женщины — прочесывали магазины, а мужчин несло прямиком домой... к телевизорам... Я вдруг ощутил острое желание приникнуть к телевизору!

И остановился, вдруг осознав, что мира вокруг меня не существует.

Это были какие-то тени, бумажные фигуры, жалкие и бесполезные. Асфальт, по которому я ступал — и тот был ненастоящий.

Но в этом безвоздушном, хотя и вонючем, пространстве было окно в иной мир! В мир настоящий, прекрасный, великолепный! В мир, где царит сила, где женщины прекрасны, а мужчины — отважны! Все до одного и все до одной!

Где же оно, где оно, где это окно, зарычал во мне голос, куда более отчаянно зарычал, чем ранним утром, когда мне после бурной ночи безумно хотелось мяса.

Если все мужчины торопятся к этим окнам, значит, . они есть в каждом доме. Может быть, мне просто войти в каждый дом? Не всюду же такие клыкастые двери, как у той, которая не Ксения?

Мужчина, который обогнал меня, вдруг притормозил, чтобы посмотреть на часы. Пока он смотрел, я обогнал его — и увидел на его лице настоящее горе.

Это был молодой спортивный мужчина. Парочки таких ребят до боли недоставало нам с Бродягой, когда мы наметили себе ту виллу под Новым Орлеаном. И он был в отчаянии!

Вдруг лицо, хорошее, крупное, жесткое лицо озарилось надеждой — и он побежал примерно так же, как я гнался за “хондой”, увозившей Ксению. Я сам не понял, как помчался следом.

Когда я поравнялся с ним, его это не удивило. Как будто нас изначально объединяло общее дело.

ДЕЛО! Вот то, что мне требовалось. Настоящее мужское

ДЕЛО. И я его почуял!

Ни к чему были вопросы — и так же ясно, что вместе с этим крепким парнем мы спешим НА ДЕЛО. Что он по каким-то признакам сразу опознал меня и взял В ДЕЛО.

Мы подбежали к большой стеклянной двери, он ворвался первым, я за ним, мы пересекли наискосок большой полупустой зал с прилавками, где продавалась всякая ерунда, и я увидел широкую лестницу, ведущую наверх. Мужчина уверенно понесся к ней и прыжками поскакал на второй этаж. Я отставал всего лишь на шаг, но не потому, что бегаю хуже, а просто он знал дорогу, я же — нет.

Наверху мы увидели толпу мужчин, и все они стояли к нам спинами. Мой временный вожак подпрыгнул, чтобы разглядеть то, на что они все, как я понял, дружно смотрели. Увидев, он повернулся ко мне.

— Почти успели! — сказал он. — Первый тайм придется посмотреть здесь...

Тогда подпрыгнул и я:

Там, за толпой, был прилавок, а за прилавком — целая стена разноцветных окон! Это были они — телевизоры!

В четырех самых крупных показывали футбол — туда-то и смотрели мужчины, возбужденные и счастливые. Несколько окон помельче, по бокам, показывали одну и ту же полуголую брюнетку. Она что-то беззвучно орала, тыча пальцем за пределами окна, и вдруг оно поехало, вплыл угол шкафа, мужской силуэт, он стал расти, расти, лицо сделалось до изумления отчетливым...