Серж Неграш - Талисман

Ника с ужасом обнаружила, что его спина — как сплошная рана. Создавалось впечатление, что Огдена держали прижатым к раскаленной решетке, прутья которой прожгли ему плоть, причем, совсем недавно — ожоги свежие, Ника чуяла запах горелого мяса. Но это же должна быть такая жуткая, свирепая, невыносимая мука, которую и представить себе нельзя! Пытка огнем — самое чудовищное, что можно сотворить с человеком, раны от ожогов наиболее болезненны и хуже всего заживают. Если бы Нике кто-то заявил, что душевные терзания страшнее физических, она бы плюнула ему в лицо. Сказать подобное способен лишь тот, кто понятия не имеет о телесных страданиях.

— Стой, — хрипло сказала она. — Огден? Какой выродок тебя пытал? Я бы ему за такое своими руками глаза вырвала, — она изо всех сил стиснула зубы. Бешенство клокотало в душе Ники, как лава в сердце готового вот-вот проснуться вулкана. — Странно, как ты на ногах держишься, как способен это терпеть? Другой бы уже умер!

Огден обернулся.

— Что тебе до того? — спросил он. — Я от ожогов не умру. Ничего страшного.

Выругавшись почище портового грузчика, она заявила:

— Поспорим? Разве что тебе повезло, и ты отличаешься особой выносливостью. Ты из России, как и я сама, — напомнила она. — Следовательно, не совсем мне чужой. И я желаю знать, как ты попал в рабство? — для убедительности она перешла на язык своей русской матери.

— Это было давно, во время оно… — сказал он на том же языке, который, однако, прозвучал необычно изысканно, так, словно… один из диалектов, на коем говорили столетия два назад. Впрочем, Ника много лет не была в России. Могла и ошибиться.

Огден замолчал, собираясь с мыслями.

Она указала ему на место рядом с собой. Он сел на постель. Нике почудилось, будто его чудовищные раны стали менее глубокими. Но, конечно, это нереально за столь короткий срок.

— Я действительно князь. Ты не представилась. Как твое имя?

— Ника, — сказала она. — Кто приказал тебе убить меня?

— Никто.

— Лжешь. Ты хотел разорвать мне горло. Ты что-то сотворил со мной, чтобы я не сопротивлялась, навел морок. А потом укусил! Чей приказ ты выполнял. Ликенион? Ты ее собственность, так?

— Ликенион хотелось бы так думать. Но она тут ни при чем. Мне нужна твоя кровь. Не ей. Мне. Потому что я голоден.

— Что еще за бред? Ты пьешь кровь людей? — Ника не верила собственным ушам.

— Кровь животных куда хуже. Это такая гадость! — с отвращением отозвался Огден.

Он что, нарочно ее пугает? Нике сделалось до того жутко, что она отодвинулась от мужчины и, подняв руку к горлу, сжала в ладони камею. Похоже, талисман Сына Света спас ее, предупредив о грозящей опасности, и в нем — ее надежда пережить эту ночь.

Огден коротко улыбнулся. Под верхней губой блеснули клыки. Таких она не видела даже у волков! Как она могла не заметить их раньше? Девушка моргнула и затрясла головой. В следующий миг лицо Огдена уже было вполне человеческим.

— Я должен бежать отсюда сегодня же, — сказал он. — Ты заявила, будто никому еще не удавалось подчинить тебя своей воле. Но ты толковала о людях.

— Да, — кивнула Ника. — Ты себя к людям не причисляешь? Ты не человек?

— Был человеком, — уточнил Огден. — Прежде. Но уже нет. Я вампир, — добавил он так буднично, словно это все разом объясняло. — Нет времени рассказывать долго. В двух словах, враг одолел меня и из мести обратил в раба, а затем продал в Рим, лишив изрядной части той силы, которой я обладал. Ликенион глупа, она жаждет уподобиться мне, но я не собираюсь ей в этом помогать. Она способна меня уничтожить.

— С помощью магии? Она владеет магией? Она ведьма?

— Она ведьма лишь в том смысле, какой вкладывают в это слово люди, желающие назвать женщину бешеной стервой. Но, по счастью, магией как раз не владеет. Зато пользуется тем, что днем я беспомощен. Мое время — ночь, с рассветом мощь покидает меня, даже крошечный луч становится для меня смертельно опасным. Если она прикажет вытащить меня на солнце, мне конец.

— О демоны преисподней, — пробормотала Ника, искренне сочувствуя ему. — И ты никогда не пытался удрать от нее?

— Гляди, — он указал на окна. — Решетки. Это серебро. Я не могу к нему прикасаться. Оно хуже огня. Не далее как вчера Ликенион приказала своим слугам просто прижать меня спиной к одной из решеток. Собственно, ты видишь результат. То же самое касается некоторых дверей — к счастью, не всех. Но главное, мне нужна кровь. Тогда я бы все-таки справился. Ликенион позволяет мне пить кровь, специально приводя для этого девушек и женщин, но в таких ничтожных количествах, чтобы я просто не умер раньше времени. Несколько глотков… Это все. Ну и, естественно, бросает мне крыс и кошек.

Нику охватило смятение. До сих пор нежить любого рода ничего, кроме отвращения и желания немедленно уничтожить, у нее не вызывала. Мир был четко разделен на людей и чудовищ, какое бы обличье ни принимали последние. Согласно такой позиции, Огден, безусловно, относился к чудовищам. А как еще назвать живого мертвеца, питающегося человеческой кровью? Прежде она слышала о подобных — еще в детстве, когда мать пересказывала ей древние легенды; северная Европа, вообще, богата всевозможными ведьмами, колдунами, оборотнями и прочими навьями. Но встретиться лицом к лицу с настоящим вампиром Нике, по счастью, не доводилось. А даже случись такое, она, само собой, ни на миг бы не усомнилась в необходимости прикончить злобную тварь. Но вот… странное дело, ей почему-то не хотелось его гибели. Вероятно, потому, что существовали твари и похуже.

— Я бы не убил тебя. Да, я бы взял немного твоей крови, но не собирался высасывать до конца. Это неразумно, да и невозможно. Скажем, тебе, чтобы утолить жажду, не требуется ведро воды — ты просто столько не осилишь. Я тоже. На самом деле, вампиры убивают крайне редко. В России моя семья владела несколькими селениями. Мы использовали вассалов, чтобы утолять голод, но за многие годы ни один из них не погиб из-за этого. Они даже гордились тем, что находятся под нашей защитой и покровительством, и испытывали благоговение, но не ужас. Это было удобно и нам, и им. А когда началась травля нашего рода, воцарился кошмар. Новый владелец сжег живьем всех, кто служил нам, чтобы стереть даже самую память о нас. Правда, меня он пощадил, чтобы насладиться моим унижением. Я не смог защитить и спасти никого из тех, кто был мне дорог. А ведь он, в отличие от меня, считал себя человеком.

— Ты сказал, это было давно, — напомнила Ника. — Похоже, тот подонок уже успел умереть, и ты не отомстил ему…

— Давно — по вашим меркам. Прошло всего двадцать зим, и он еще как жив и по сей день здравствует. Едва ли это тебе о чем-то скажет, но его имя Ютен. Он носил графский титул и был из…