Александр Рудазов - Три мудреца в одном тазу

— Тропической лихорадкой.

— Это неизлечимо, он умрет, — уверенно заявил Бальтазар. — Лучше убить его прямо сейчас, а то начнет вонять. У вас есть нож с черной ручкой?

— У нас есть аптечка, — сердито ответила Света. — А в ней анальгетики и анабиотики. Поболеет и выздоровеет.

— Это лженаучно! — строго посмотрел на нее Бальтазар. — Ему нужно сделать массаж ступней, освежающую клизму, отрегулировать потоки Ци и сжечь кусочек полыни на головке иглы, воткнутой в кожу. А потом обернуть в мокрую простыню и подготовить к похоронам. Вот ты скажи… а где те двое, которые все время торчат рядом со мной? Мне без них скучно.

— Светка, тебя папа зовет! — ворвался в каюту Гешка.

— Не могу, дяде Гюнтеру хуже стало…

— Светка, иди посмотри, там такое! — перелез через Гешку Вадик.

— Петровича в орла превратили! — торопливо закончил за брата Гешка.

— Че… — не сумела закончить коротенькое слово Света.

Она несколько раз моргнула, а потом встала и пошла смотреть — все-таки не каждый день твоих знакомых превращают в птиц. Неделю назад она бы даже не сдвинулась с места, решив, что это просто очередная глупость, придуманная ее хулиганистыми братцами, но в последнее время на «Чайке» творилось черти что…

Небо стремительно темнело — завершался очередной кругооборот светимости тепория. А на полубаке все столпились вокруг Петровича, неуверенно переступающего с лапы на лапу. Время от времени седой беркут пытался взмахнуть крыльями, но каждый раз вовремя останавливался — если бы даже ему и удалось взлететь, делать это ночью посреди океана было бы крайне неблагоразумно. Особенно существу, доселе ни разу не поднимавшемуся в воздух.

— Сейчас я превращу его в человека, — пообещал Каспар, разминая кисти. — Сейчас… сейчас…

— Не тяни! — сварливо прикрикнул на него Бальтазар.

— Быть птицей совсем неплохо, — с интересом заметил Мельхиор. — Я однажды был птицей.

— Ты был мышью-полевкой, — фыркнул Бальтазар. — И тебя чуть не съела неясыть.

— Не помню такого…

— Я всегда говорил, что ты просто старый идиот. Вы оба старые идиоты!

— Закрой рот, молокосос! — повысил голос Каспар. — Сейчас как стукну палкой!

— Ты потерял ее еще в прошлом центуме.

— Наговор! Не потерял, а сломал! О голову ужасного чудовища!

— Да, до сих пор еще побаливает… — потер затылок Мельхиор.

Беркут подошел к Колобкову и тихо спросил:

— Иваныч, может не надо? Что-то мне боязно… Вдруг еще хуже станет?

— И то правда… — с сомнением посмотрел на волшебников Колобков. — Дурные деды… Василь Василич, ты как думаешь?

Фабьев, не отрываясь, пялился на Угрюмченко, все еще не в силах поверить, что этот орел — его товарищ по команде. Правда, белые перья на макушке очень напоминали седину пожилого механика, да и голос остался тем же, хоть в нем и появился непривычный клекот.

— Петр Иваныч, а может, сначала пробный эксперимент проведем? — предложил Чертанов. — Пусть этот бородатый на чем-нибудь другом попробует, и если все нормаль…

— Понял, — не дал ему закончить Колобков. — Вадик, шнель, принеси-ка сюда чего-нибудь размером с Петровича.

— А… э… а с того, какой он был, или какой сейчас? — задумался подросток.

— Какой сейчас. Петрович, сложи-ка крылья. Во… ну, почти что метр в высоту. У тебя перелом-то правда сросся?

— Оба целые, — с явным удовольствием взмахнул великолепными крыльями Угрюмченко-беркут. — Как молодой! Иваныч, а может, погодить немножко? Страсть полетать попробовать хочу… Всю жизнь под водой плавал, охота хоть разок в небушко порхнуть…

После того, как первый шок прошел, Угрюмченко перестал требовать, чтоб его срочно вернули к человеческому облику. Не потому, что понравилось быть птицей, а просто по причине осторожности — а вдруг и правда так расколдуют, что еще хуже станет? К тому же Петрович-беркут чувствовал себя лучше, чем Петрович-человек: пропали неприятные хрипы в груди, перестала шалить печень, давно изъеденная циррозом, и, хотя этого он пока еще не знал, бесследно испарился нарождающийся рак пищевода.

— Подушка пойдет? — приволок огромную подушку Вадик.

— Пойдет! Тоже с перьями! Гы-гы, Вадик, а ты где это такую подушищу нашел? У нас такие только…

— Ага, у бабушки, — расплылся в улыбке близнец. — Я у нее из-под головы вытащил.

— А я — вторую! — пропыхтел Гешка, тащащий вторую подушку, точно такую же.

Матильда Афанасьевна всегда спала на двух огромных подушках, положенных друг на друга. А третью, маленькую, клала под ноги.

— Бабку без подушек оставили?… — сурово нахмурился Колобков. — Надо вас за это наказать!.. потом. А пока вот вам немножко мелочи на мороженое.

Близнецы приняли от отца две сторублевки и одинаково ухмыльнулись. Они уже давно выучили, что папа никогда не сердится, если подстроить бабушке Матильде какую-нибудь гадость. Наоборот, может слегка субсидировать наличными.

— Дед! — хлопнул Каспара по плечу Чертанов.

— А?! Что?! Я не сплю, не сплю! Чего надо?!

— Вот тебе экспериментальный полигон. Преврати подушку в человека.

— Да не в какого попало, а в Петровича! — дополнил Колобков.

— Э, э, Иваныч, не надо! — заволновался настоящий механик. — Зачем нам тут два Петровича?

— А мы одного за борт скинем.

— Не надо, Иваныч! А вдруг перепутаете и настоящего скинете?!

— Вы сами знаете, чего хотите? — сухо осведомился Бальтазар.

А с рук Каспара уже срывались миллионы крошечных искорок, несущихся к подушке. Они окутали ее плотным кольцом, постельная принадлежность начала вздуваться, расти… и вдруг резко лопнула. Только перья во все стороны полетели, да сиротливо опала на палубу рваная наволочка.

— Это мог быть я, — тихо констатировал Угрюмченко, невольно пряча клюв под крылом в чисто птичьем жесте. Орлиное тело начинало потихоньку сливаться с человеческими разумом и душой, привнося новые инстинкты и умения.

— Ничего страшного, у нас еще одна есть! — поспешил пододвинуть вторую подушку Колобков. — Давай, дед, попробуй еще раз! Только аккуратнее!

Каспар вновь послушно использовал заклинание. На сей раз подушка не лопнула. Наоборот, она со свистом сморщилась, почернела и в конце концов трансформировалась во что-то, больше всего похожее на сильно помятый уголек.

— Это тоже мог быть я, — встопорщил перья Петрович.

— Кого еще превратить в человека? — радушно предложил Каспар. — По-моему, у меня неплохо получается…

Все невольно сделали шаг назад.

— Не бойтесь, — широко улыбнулся Мельхиор.

Его слова мало кого ободрили.

— Предлагаю пока погодить, — выразил общее мнение Колобков. — Петрович, ты как считаешь?

— Да как… Орлом, конечно, хуже, чем человеком, но зато лучше, чем… чем тем, что может выйти.