Андрей Валентинов - Рубеж

И что теперь? Растет себе байстрюк, батьке-призраку Имена посылает, тот и рад — из медальона потихоньку выглядывает, силы копит. Вот и сидел бы пан каф-Малах в золоте, и ждал бы, пока сынок вырастет да на ноги его поставит.

А вместо этого?

— Эй, жиду! Ты куда?

Задумался! А панове часовые, оказывается, не спят! Так что зря я к горлу пана Логина подбирался.

— Назад! Назад, а то стрельнем!

— Иду, иду, пан Бульбенко! Уже иду!

Возле камня, где мы с мороком четырехпалым беседу вели, было пусто. Я тронул медальон. Сидишь? Сиди, сиди, бунтарь поднебесный, там тебе и место!

А что бы случилось, ежели б я его послушал? Послушал — да и указал нужное Окно пану Логину? Спас бы голову свою? Ой, не верю! Выручил бы байстрюка огнеглазого? Так ведь не грозит ему беда вроде. Во всяком случае, не сейчас. И что за глупость именно мне медальон поручать?

Ой, хитрое было лицо у пана Панька! Ой, хитрое! Словно старую клячу за трехлетнего жеребца цыганам продал!

—"Держи, Консул!"

Почему помочь каф-Малаху поручено именно мне?

Я усмехнулся. Правильный вопрос, Юдка! А потому и ответов всего два. Первый — до обычного человека мороку не достучаться. Не услышат его.

И это возможно. Да только не верится что-то. Не услышат, так во сне явится. Или еще как. Велика сила Малаха, даже если от него одна искра осталась!

А посему первый ответ забудем и над вторым подумаем. А вот второй ответ…

Не привык труса праздновать сотник Логин. Ни в бою, ни в походе, ни на совете. И нрав имел крутой — не подступись. Потому и в сотниках остался. Сватали его на полковника миргородского, только покрутился Логин по канцеляриям да по избам приказным, поглядел — и шапкой об пол ударил. Не по нему! Полк — почитай держава целая. А державой править — не сотню в атаку вести. Кому — поклон, кому — миску с талярами, кого на охоту позвать, а кому и молодицу сосватать.

Политая!

Тьфу! Так что презирал пан Логин всякие политии с политесами, в старшины генеральные не рвался, в прихожей гетьманской диваны турецкие не просиживал.

Зато совесть чиста! И думал сотник, что это и есть награда. Что там в раю и в пекле, то попам виднее. А здесь, на земле, выше совести чистой награды и нет. С тем и жил. С тем и помереть думал. И вот теперь…

— То сторожа вернулась, пан сотник! Никого впереди. И проходу нет.

— Вижу, Ондрий, вижу! Ты новых пошли. Пусть смотрят, пусть руками щупают! Должен быть путь, должен!

Сказал — и еле сдержался, чтобы самому вперед не рвануть. Все чудилось, что проглядят хлопцы тропинку нужную, не заметят…

— Чего встали! Вперед! Вперед!

Рысью шли кони, да не бодро, не споро. Видел сотник — притомились, отощали, вон уже ребра видать. Хорошо, хоть вода есть в местах этих клятых! И коням плохо. И хлопцам. И ему, Логину Загаржецкому, не по себе. Влево покосился, осторожно, чтобы себя не выдать. Вот он, Юлка-злодей! Ишь, ухмыляется, бороду рыжую гладит! Так бы и выхватил «ордынку», так бы и рубанул поперек поганой рожи!

Эх, нельзя! До вечера обождать надо. Может, одумается лиходей, о жизни своей вспомнит, о душе?

Но уже понимал сотник — не одумается. Тверд Юдка, не уступит. Решил погубить всех, с собой в пекло забрать, — и погубит. И заберет.

Аж зубами скрипнул Логин. Его вина! Его! Не раскусил жида клятого! В глаза не взглянул! Так что не Юдка виноват, а он сам. Это он, Логин Загаржецкий, взял в проводники сатану-анчихриста, чаклуна Панька послушавшись. Сам и расхлебывай, сотник валковский!

…Эх, Панько, Панько! Или не спасал его сотник? Не покрывал, не прятал, когда хотели химерника старого в полковую канцелярию за ворожбу отправить — прямиком на дыбу?

И чем отплатил ведьмач? Не утерпел пан Логин — обернулся. Вот они, хлопцы! Его гордость, сыны его! Позвал в самое пекло — и пошли! И ведь знали, что не за Мацапурой-нелюдем спешит их сотник. Чорт с ним, с Диким Паном (а ведь и вправду — с ним!). Ярина! Ярина Логиновна!

Яринка! И сон вспоминается — про совет военный да про ампиратора-филина.

Ведь тому, кем был он, Логин, в том сне тоже небось немало сулили! Но ведь не оплошал, не повел хлопцев на погибель!

Эх-ма! Когда ему в палец игла золотая ткнулась, простился сотник с душой своей бессмертной. Думал: душу — на дочку. Свою душу. Свою! Не хлопцев, Не Черкасов валковских, за которых перед Богом да гетьманом в ответе. И кто ж он после этого? Ну, разорвут Юдку-убивца конями, ну, отрежут Поганую голову. И что?

Обернулся пан сотник влево. Твердо смотрел клятый Юдка. Твердо, без страха. А как поймал его, Логина, взгляд — ухмыльнулся в пламень-бороду. И жаром залилось лицо, и рванулась рука к верной «ордынке»…

— Пане сотник! Пане со-о-отник! Что?!

Нет, не обмануло эхо. Да и нет тут эха! А как рушница бьет, Логин Загаржецкий помнил крепко. Помнил — не спутает.

— Хлопцы! К бо-о-ою!

Вэй, ну и людно на Околице стало! Прямо прошпект питербурхский!

— Отряд там! С рушницами! Нечитайлу ранили!

— Как? Нечитайло! Эх, рассучьи дети! Ну-ка, хлопцы, заряжай! Так-так! На белом коне долговязый… Как бишь его? Ага, Забреха, второй конь — с седлом пустым…

— Трое! Или четверо! И коней с дюжину. То есть не коней…

— Впере-е-о-од!

Эх, горяч ты, пан Логин! Я бы сперва хлопца дослушал. А вдруг там не кони, а медведи? Или тигры?

— Гром, бонба готова?

— Завсегда готова! Ага, вот они!

Вначале почудилось, что встречались уже. Латы темные, да шлемы, да пики. Не из Вифлиема ли едут? Вкруговую?

— Пали!

Хорошо, рот раскрыть успел — знатно ахнуло. Добрая вещь гаковница! Тот, что впереди ехал, кажется, уже оценил.

— Шабли! А ну-ка, Дмитро! Бонбу!

Ой, вэй!

А как дым рассеялся, как откашлялись да сажу с лиц вытерли, стало понятно — кончилась баталия. На земле — четыре мертвяка, трое — в латах, один в каптане, да две лошади, да еще одна ногами дергает. Отбегалась, бедная!

— Вот так, Юдка! Так со всеми вами будет!

— Вэй, пан сотник! Вы прямо-таки Голиаф!

А вот и Нечитайло в сторонке лежит, глазами лупает. Жив? Вроде как.

— Они… Мы… Мы к ним, кто такие, спрашиваем, а они — из мушкетов!

Из мушкетов?

Не утерпел — с коня спрыгнул. И пока хлопцы по сумкам седельным шарили да лошадей уцелевших сгоняли, поднял рушницу.

— А ну, положь! Положь, клятый жид!

Положил, тем более — разряженная. Ой, дивная рушница! Где-то видел я такие! Ствол короткий, раструбом, кремня нет, приклад тяжелый, зато в насечке серебряной…

— А вы сами взгляните, пан Логин!

— Тю!

Вспомнил! Видел, ой видел! И совсем недавно, и трех недель не прошло. Славная у пана Мацапуры оружейная! Все там есть!

То есть было, конечно.

— Фитильное ружье, пан сотник. Аркебуза. Видали такое?