Андрей Валентинов - Рубеж

Я считал бабочек. Их много. Они разных цветов. Я их всех вижу, но не знаю слов, чтобы назвать. Сейчас бабочки летают возле места, где лопнули пленочки. Дядька Князь велел мне молчать о пленочках и никому не говорить. Даже братику. Иначе будет «паника». Я не буду говорить. Я не хочу, чтобы была «паника».

Надо спросить у батьки, что мне делать. Батька знает. Он поможет.

— И ведь чего выходит, Ярина Логиновна? Интересно выходит, а? Ярина молчала. И не потому, что ответить нечего. Просто растерялась. Казалось бы, ко всему готова, ан нет! Уже и смерти в глаза смотрела, взгляда не отводя, и сама Смертью была. А как поняла, к кому в пасть угодила, — сгинуло все. Ни руки не поднять, ни слова вымолвить.

— Ведь чего я думал, панна Ярина? Думал в этих краях отсидеться, жирком обрасти. Чтоб ни Черкасов с их вольностями, ни попов с анафемой. Живи — не хочу!

Странное дело, вроде бы и шутил Дикий Пан, а вроде бы и нет. На пухлых губах — улыбка, а глаза… Ой, страшные глаза! Недобрые!

— Всем жить-то хочется, Ярина Логиновна! Как подумаешь, глупо это. Ведь все одно помрем. А ведь цепляемся, зубами грызем… Как ты меня грызла, помнишь?

Молчала Ярина. Силы собирала, чтобы броситься на врага, руки на горле жирном сомкнуть. А если надо — то и зубами вцепиться, чтоб только мертвую и оторвали.

Да только не собирались силы. Словно жилу невидимую отворили. Вытекли — и нет их.

— А знаешь что, панна сотникова! А не заключить ли нам мир? Вроде как угоду подпишем. Ты к горлу моему примериваться не будешь, а я… А я добрым стану. Хорошим.

Не выдержала девушка — вперед рванулась. Рванулась — и остановилась. Словно на стену невидимую налетела.

Вновь ухмыльнулся Дикий Пан, рукой по усам провел. И вправду, пошутил славно! Добрый да хороший пан Мацапура! От слов таких мороз не по коже — до сердца пробирает.

— Да ты не удивляйся, Ярина Логиновна. Просто так одни детишки сопливые дружат. А настоящая дружба — это когда ворог общий есть. Или не так?

— С кем же воевать будем? — не утерпела девушка. — Не с кнежем Сагорским?

Долго смеялся Дикий Пан. Хохотал, по брюху себя хлопал, вытирал слезы платком батистовым. Видать, хорошее настроение было в тот день у пана!

— Ой, уморила! Стратиг ты, панна сотникова! Архистратиг даже! Можно и с ним повоевать, ежели хочешь! Что ты ему оторвала-то? Руку? Ой, не руку надо было! Ну, не буду, не буду…

Отсмеялся, спрятал платок да как-то сразу серьезным стал. Хрустнули пальцы, в кулаки сжимаясь. Побелели костяшки.

— Я б того кнежа, Ярина Логиновна, и сам бы на шашлыке изжарил. Изжарил бы — и съел. И за дело. Ведь чего выходит-то?

Помолчал, присел в кресло, пальцы на брюхе сложил. Дернул щекой.

— В ангелы я, Ярина Логиновна, не записывался. Скучное это дело, ангелом быть. Поэтому не в обиде я ни на тебя, ни на батька твоего. Я одного хотел, вы — другого. Миром не смог — силой взял…

Вновь замолчал Дикий Пан. Задумался, лицом потемнел.

— А с кнежем Сагором — иное дело. Ведь для чего ему тот байстрюк, чумаков брат, надобен был? Мир спасти! Целый мир, разумеешь? Привел я того хлопца, из рук в руки отдал. И что?

— Или наградой обошли пана? — не выдержала девушка. Укорить, обидеть хотела. Да не обиделся Мацапура.

— И с наградой обошли. Сотником сделали да два десятка деревень приписали. И Серебряным Венцом поманили — вроде как обещали в полковники вывести. Да только Серебряный тот Венец — наследственный. Дадут мне — наследника обойдут. Значит, стану я шляхетству здешнему первый враг. А паны тут пышные, чуть что — за меч. И войска у каждого — не пересчитать. Это первое. А вот и второе. Тебе, Ярина Логиновна, визу выписали?

Визу? Вначале не поняла даже, а после вспомнила. Гриб-поганка! Колдунишка мерзкий, что иголкой в пальцы тычет!

— Знаю, выписали. А вот мне — забыли. И не то плохо, что без визы наречие здешнее не разумеешь. Не наш это мир. С визой в нем год прожить можно, а без визы — только три месяца. Смекаешь? Еще бы немного — и рассыпался бы я прахом… Тебе на радость.

Вот уж точно! Ярина скрипнула зубами. Прахом! Плотью гниющей!

Чтобы с червями белыми!

— Ну, с визой-то у них не вышло. Подсказали добрые люди, так что пришлось кнежу и печать ставить, и чаклуна звать. И за что, скажи, такое? Или я ему ворог был? А вот и третье. Просил я кнежа, чтобы он тебя со мной отпустил. Обещал — так нет же, себе оставил. Ну, оставил так оставил. Может, по душе ты ему пришлась…

И вновь заскрипела зубами Ярина. Ох, не вовремя тот мальчишка в горницу вбежал! Ох не вовремя!

— А теперь — присылает. Разумеешь? Когда понял, что ты одна можешь сотню сердюкскую по косточкам разнести. Подарочек мне, видишь ли! Или та ведьма Сале не поведала ему, как ты меня любишь?

А ведь и вправду! Вот почему ее с колокольни не скинули! Послал ее кнеж Сагорский Мацапуре вроде как бочку пороховую. С фитилем.

— Хитро придумал! Или я тебя с колокольни скину — или ты меня на шматки разорвешь. Все выгода! А коли не то и не другое, то слух пойдет, что пригрел я в замке Глиняного Шакала. А такому, по обычаям здешним, можно и анафему пропеть. Ловко!

Даже причмокнул Дикий Пан. Не иначе — оценил кнежью задумку.

— Ну, с Шакалом тем я сразу разобрался. Перехватил вас у околицы. Тебя — в замок, а дурней тех — за прутья. Ох и славно вопили!

Странное дело! Вроде бы и не за что было Ярине жалеть стражников, что ее, словно зверя дикого, в клетке везли, а все-таки пожалела. Всего на миг какой-то, но жалко стало. И пана героя, и его поделыциков. Польстились дурные хлопцы на полсотни золотых!

Как это сердюк тот про войну говорил? Может, и вправду кому-нибудь она — мать родная. Да только не им. Не тот устав читали!

— Так что, Ярина Логиновна, не за что любить мне кнежа здешнего. Да только не в нем дело. Ворог наш того кнежа посильнее. Погибель нам грозит — и тебе, и мне. И не от кнежа Сагора вовсе. Не понимаешь?

Не понимала Ярина. Но странное дело — поверила. Не шутит Дикий Пан и над ней не глумится. Вроде бы и в самом деле договориться хочет.

— Зачем ты мне нужна, потом скажу. А погибель вправду близка. И думать нам о том вдвоем придется. Крепко думать, Ярина Логиновна! Ну да ладно, отдыхай пока, после поговорим…

Встал, кивнул, взялся ручищей за полог.

Словно очнулась Ярина. Словно цепи с рук упали да кляп из горла вынули.

— Не на чем нам мириться, нелюдь!

Крикнула, вперед подалась. Встать хотела, да ноги не пустили.

— Не на чем! Не на чем, слышишь? Живой буду — убью тебя, анчихриста! А помру — мертвой вернусь. Слышишь? Вернусь — и с собой уведу!

Покачал головой пан Мацапура. Вздохнул. Словно была Ярина ребятенком неразумным.

— Убивать тебе меня, панна сотникова, и не надо. Визу не продлишь, так жить нам с тобой осталось много — год. Да и года у нас нет. Вот и весь сказ.