Евгений Онегин - Путь к вершине

Астаэлле поморщилась. Вывод из этих размышлений напрашивался сам собой: пройдет некоторое время, и кронпринц станет для нее и ее союзников очень серьезным конкурентом. Конечно, в среде таэтис отношение к жизни соплеменников сильно отличны от того, что считается обыденным в человеческом обществе. Не то чтобы хладнокровные убийства не случались вовсе — однакое же лишение жизни одного таэтис другим считалось чем-то совсем уж запредельным, омерзительным и неприемлемым. Что, впрочем, никоим образом не отменяло бешеной амбициозности, присущей жителям империи столь же сильно, как и людям. И мысли не допускающие о решении проблемы с конкуренцией при помощи склянки с ядом или вовремя воткнутого под лопатку стилета, таэтис проявляли чудеса изобретательности, компрометируя друг друга в глазах общества, играя оттенками лжи и недомолвок. В имперской политической игре ставка была чуть ниже — охочие до власти Высочайшие жизнями не рисковали. Или — почти не рисковали. Зато в деле хитрости и изворотливости легко дали бы фору любым человеческим правителям.

В глаза ударил янтарный солнечный луч — солнце за окном медленно, но неотвратимо клонилось к закату. Попробовать еще раз проверить, как дела у наемника ровандисского принца? Астаэлле уже начала сплетать узор, разрушенный визитом Атаниса, но на середине прервала это занятие, прошипев под нос грязное ругательство. Чем ближе ее план приближался к ключевым моментам, тем большую нервозность она демонстрировала если не окружающим, то, как минимум, самой себе. Хотя, если так пойдет и дальше, маска ледяной невозмутимости рано или поздно треснет — и ничем хорошим такая невоздержанность не закончится.

Умом Астаэлле понимала, что минимизировала риски настолько, насколько это вообще возможно. И все-таки мысль о том, что из-за чьего-нибудь неосторожного движения, жеста или даже слова все может рухнуть, наполняла колени постыдной дрожью.

Тяжко вздохнув, девушка потерла глаза. За окном в лучах заходящего солнца купался маленький садик, утопающий в разноцветных ландышах, столь любимых Тацэйре. Астаэлле покачала головой — за последние несколько месяцев она так и не смогла привыкнуть к тому, что обучение у седой ведьмы осталось позади. Видят Рассветные Птицы, это были не самые легкие годы в ее жизни…

Таэрзис, центр мистического искусства империи, стал ее новым домом. Тацэйре охотно подарила новоиспеченной послушнице, то есть, кандидатке на вхождение в Круг Соцветий, небольшой домик — с ее состоянием подобное выглядело не более, чем незначительной любезностью. Зато Астаэлле теперь могла невозбранно собирать здесь сообщников — по крайней мере, в те времена, когда они еще не покинули империю. В этой самой комнате обычное знакомство и превратилось в политическую унию… Неожиданно мистисса поймала себя на мысли, что ей не хватает общества Лиардис и Кесиана — при всем их ребячестве и стремлении отчаянно выглядеть солиднее и внушительнее. То, что раздражало вблизи, издали неожиданно показалось милым и забавным.

— Гиены сожри эту погоду! — Прошипел Шайвиз, отчаянно кутаясь в меховую шубу. Обтекавшая тахаданца пестрая толпа щеголяла в куда более легкой одежде. Южанин то и дело ловил ироничные взгляды. Бездна с ними, пусть смотрят. Мнение северных варваров давным-давно для него ничего не значило, а в Ровандис, ставшим новой родиной Шайвиза, такие взгляды ему доводилось видеть куда чаще — там погода еще суровее, чем в Вельсии.

На этот раз осечки случиться не должно. Сейнарис вряд ли простит еще один провал. Шайвиз неопределенно ухмыльнулся. Юный вельможа полагает, что тахаданцем движет благодарность за спасение и совершившаяся сделка, по которой закон халифов признал его собственностью ровандисского наследника. Шайвиз благоразумно не пытался переубедить в этом юношу. Ни к чему.

Истинные мотивы тахаданца были куда более сложными. Сейнарис чем-то напоминал ему тот образ идеального халифа, каким его представляли на его бывшей родине. Изысканный, хитрый и жестокий. В мальчишке чувствовалась не только порода, но и потенциал. Пройдут годы, капризного юнца сменит настоящий муж — талантливый, мудрый и вероломный. Новый Архистратиг превзойдет отца, а рядом с ним незаметной и покорной тенью будет следовать сам Шайвиз. Его жизнь началась в трущобах пустынного селения, а закончится на посту ровандисского вельможи.

При условии, разумеется, что он сумеет сохранить благоросположение хозяина. С этим-то, как раз, и наличествовали определенные сложности. Ошивавшийся вокруг Сейнариса посланник Рассветного Халифата убедил мальчишку не покончить с девкой при первой же возможности, а выкрасть ее. Дескать, та принесет таким образом куда больше пользы. В одиночку такое не провернешь, здесь нужны помощники. К счастью, купец, сопутствовавший Шайвизу в дороге, передал ему несколько имен и мест, где такую помощь можно найти.

Тахаданец ухмыльнулся. Из «господина Вертину» такой же купец, как из скакуна ишак. Нетрудно догадаться, чем тот торгует на самом деле. Впрочем, хозяин каравана не спешил сбрасывать личину или откровенничать с незнакомым тахаданцем. Шайвиз отвечал взаимностью, хотя Вертину и был ему симпатичен. Они расстались теми же, кем и встретились — случайными попутчиками, выполняющими тайные поручения хозяев.

Сейчас он шел на встречу с порекомендованной ему четверкой. Судя по рассказам — наемные убийцы, стяжавшие самую недобрую славу на городском дне. Рябой — руководитель шайки — ни разу не навлек на себя внимание городской стражи. Конечно, заслуга сомнительная, особенно учитывая невеликие таланты местных служителей закона… Тем не менее, Штырь, Висельник, Крот и Рябой сумели составить себе репутацию умных отморозков. Отморозков — потому что остальные представители разбойного люда в Веканисе их откровенно боялись. Умных — потому что ухитрились втесаться на службу Кедровой Лиги, выполняя для ее резидентов различные грязные поручения.

Все эти сведения Шайвиз вытащил из Вертину. Скорее всего — лишь потому, что «купцу» велели ими поделиться. О том, откуда добропорядочному торговцу известны столь щекотливые подробности, тахаданец, естественно, не спрашивал.

В ноздри ударил запах мочи и помоев — непременный атрибут трущоб. Лицо Шайвиза исказила недовольная гримаса. Убогие лачуги угрюмо смотрели на южанина бельмами бычьих пузырей. Кое-где грубо проделанные в стенах дыры и вовсе прикрывались шкурами животных. Лишь бы не заплутать в этом грязном лабиринте — уж что-что, а спрашивать дорогу у аборигенов точно станет большой глупостью.

Старая тахаданская мудрость гласит: вспомни Бездну — и она развернется под твоими ногами. Не прошло и пяти минут, как дорогу южанину заступили те самые местные обитатели, о которых он столь неосторожно вспомнил.