Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

— В самом деле? — усмехнулся Морэм. — Неужели на это потребуется всего лишь полдня, даже если ты будешь рассказывать на бегу, во время движения?

Преследующий Море от души расхохотался.

— Тогда я справился бы с этим к закату следующего дня. Это говорю я, Соленое Сердце Преследующий Море.

— Я слышал эту легенду, — сказал Великий Лорд Тротхолл. — Но рассказывавший ее заверил меня, что на самом деле причиной окончания войны был все же не «алмазный глоток». Эта заслуга принадлежит манере разговаривать Гигантов. Когда Гиганты перестали задавать вопросы о причинах войны, прошло уже столько времени, что соперники забыли ответ.

— Ах, Высокий Лорд, — вновь захохотал Преследующий Море. — Вы не так поняли. Это были Гиганты, которые пили «алмазный глоток».

Смех вырвался у слушающих воинов, и Тротхолл тоже улыбнулся, возвращаясь к своему коню. Вскоре отряд уже вновь был в пути, и Кавинант занял место рядом с Морэмом.

Теперь Кавинант начал прислушиваться к — звукам, производимым движущимся отрядом. Лорды и Стражи Крови почти всегда молчали, погрузившись в размышление, но топот копыт перекрывали ропот и обрывки песен, доносившихся со стороны воинов. Возглавляемые Квааном, они выглядели уверенными в себе и радостно оживленными, словно им не терпелось наконец применить в деле навыки, полученные за годы тренировок в учении Меча.

Некоторое время спустя Лорд Морэм удивил Кавинанта тем, что без всякого предисловия вдруг сказал:

— Юр-лорд, как вам известно, Совет задал вам не все вопросы, какие следовало бы задать. Могу ли я сделать это сейчас? Мне хотелось бы побольше узнать о вашем мире.

— Моем мире? — Кавинант с трудом проглотил слюну. Ему не хотелось говорить об этом; не хотелось вновь переживать болезненную процедуру Совета. — Зачем?

Морэм пожал плечами.

— Потому что чем больше я о вас узнаю, тем точнее смогу определить, что следует ожидать от вас в момент опасности. Или, может быть, потому, что понимание вашего мира может научить меня обращаться с вами надлежащим образом. Или, быть может, потому, что я задал этот вопрос просто из чувства товарищества.

В голосе Морэм Кавинант услышал искренность, и это обезоружило его. Он поклялся Лордам и самому себе соблюдать своего рода честность. Но этот долг был для него нелегким, и он не мог бы найти никакого легкого способа высказать все, что необходимо было сказать. Повинуясь наитию, он начал перечислять:

— У нас существует рак, болезни сердца, туберкулез, всевозможные склерозы, дефекты от рождения, проказа, есть также алкоголизм, венерические заболевания, наркомания, изнасилования, грабеж, убийства, развращение малолетних, геноцид…

Но далее он не в состоянии был перечислять этот каталог зол, который мог длиться вечно. Через мгновение он привстал на стременах и жестом указал на лежащие вокруг суровые равнины.

— Вероятно, вы видите их лучше, чем я, но я могу все же сказать, что они прекрасны. Они живы, живы в том смысле, в каком должны быть. Эта трава имеет неприглядный вид — она желтая, жесткая и редкая, но я могу видеть ее здоровье. Она принадлежит этому месту, этому виду почвы. Черт возьми! Глядя на грязь, я даже могу определить, какое сейчас время года. Я вижу весну.

В том мире, откуда я пришел, мы лишены способности видеть. Если не знать ничего о ежегодных циклах растений, невозможно определить разницу между весной и летом. Если не иметь… образца сравнений, невозможно определить… Но мир прекрасен, по крайней мере то, что от него осталось, что мы еще не разрушили. — Видение Небесной Фермы беспрепятственно проникло в его мозг, и он не смог удержаться от сарказма, заключая: — У нас тоже есть красота. Мы называем ее «декорацией».

— «Декорацией», — эхом отозвался Морэм. — Это слово мне незнакомо, но мне не нравится, как оно звучит.

Кавинант ощутил странное потрясение, словно только что увидел, обернувшись через плечо, что он стоит слишком близко к пропасти.

— Это означает, что красота — нечто побочное, — проскрежетал он. — Это хорошо, но это нечто такое, без чего можно жить.

— Можно? — Во взгляде Морэма появился опасный блеск.

А Гигант сзади него повторил, немного запыхавшись:

— Жить без красоты? Ах, мой друг! Как же вы сопротивляетесь отчаянию?

— Я не думаю, что мы это делаем, — пробормотал Кавинант. — Некоторые из нас просто упрямы.

Потом он замолчал. Морэм на задавал ему больше вопросов, и Томас ехал, погрузившись в свои мысли, пока Высокий Лорд Тротхолл не объявил остановку на отдых.

В течение остатка дня молчание Кавинанта, казалось, понемногу заражало всех остальных. Болтовня и пение йоменов постепенно стихло; Морэм как-то искоса поглядывал на Кавинанта, но не делал попыток продолжить их разговор; а Тротхолл казался таким же сумрачным, как и Стражи Крови. По прошествии некоторого времени Кавинант догадался, в чем причина их молчаливости. Этой ночью должно было наступить первое кровавое полнолуние.

Дрожь пронизала его. Эта ночь будет своего рода проверкой силы Друла. Если Пещерный Житель хотел удержать свою кровавую отметину даже на полной Луне, то Лордам придется признать, что его сила не имеет видимых пределов. И такая сила сможет наплодить целые армии, и, должно быть, почти наверняка уже породила мародеров, чтобы удовлетворить вкус Друла к грабежу. Тогда отряду придется сражаться, чтобы получить возможность пройти.

Кавинант с содроганием вспомнил свою краткую встречу с Друлом в пещере Кирил Френдор. Подобно своим спутникам, он чувствовал уже прикосновение ночной пелены и невольно думал о том, что может за ней скрываться.

Лишь Вариоля и Тамаранты, казалось, не коснулось общее настроение. Тамаранта выглядела полусонной и совершенно не правила своей лошадью, доверяя Ранихину самому выбирать путь. Ее муж сидел в седле прямо, твердо держал поводья, но рот его был расслаблен, а взгляд рассеян. Они выглядели немощными; Кавинант чувствовал, что может увидеть хрупкость их костей. Но лишь они одни из всего отряда были безучастны к наступлению ночи; казалось, они даже рады ее приближению. Быть может, они просто не понимали.

Еще до наступления темноты отряд остановился на северном склоне неровной горы, частично защищенном от преобладающего юго-западного ветра. Воздух стал холодным, словно зима вернулась, и ветер леденил сердца путешественников. Несколько воинов молча кормили и расседлывали лошадей, остальные готовили скромную пищу на огне, который Биринайр высек из одного прута Лиллианрилл. Ранихины галопом умчались прочь, чтобы заночевать в каком-то укромном месте или совершить некий обряд. Остальные скакуны остались на месте стреноженные. Стражи Крови выставили вокруг лагеря часовых, а остальные устроились возле огня, завернувшись в плащи. Как только остатки дневного света окончательно рассеялись, ветерок окреп и превратился в довольно сильный постоянный ветер.