Ирина Якимова - Либитина (СИ)

— Значит, так вы решили оправдаться? -

Я затихла под буравящим взглядом мужа, пронзенная жуткое обвинением Эреуса. «Я невиновна», — хотелось закричать, но горечь на языке подсказывала, это будет ложью. Виновна. Виновна в том, что три года закрывала глаза на ужасы, творившиеся вокруг, и слабо пыталась доискаться до правды.

— Поговорим об этом потом, — вдруг смилостивился муж. — Ждите, я вернусь с лордом Гесси.

Он спустился вниз, я слышала, как он раздает указания слугам сторожить все выходы и окна, потом хлопнула дверь, и все стихло. На второй этаж поднялось двое крепких парней-конюхов с взведенными арбалетами. Я задрожала и возвратилась в спальню.

Притихшая Антея скорчилась на полу у кровати. На витом столбе белели глубокие царапины: дочь пыталась сначала переломить дерево, посильнее дернув цепь, потом, отчаявшись, просто скребла его ногтями, а сейчас силы окончательно оставили ее. Я опустилась на колени рядом. Антея подняла голову, отбросив две черные шторки волос назад, и у меня комок в горле встал от ее испуганного и отчаянного, живого и родного взгляда.

— Мама, он же охотится на таких, как я! — простонала дочь. — Они же меня убьют, мама!

— Нет, тебя исцелят, — я подвинулась ближе к ней. Промелькнула мысль, что испуг Антеи может быть просто притворством твари, но я с негодованием отринула ее. Согревая в груди цветок доверия, прижалась к дочери, обняла. Серебряная цепь, тянущаяся от ее тонкой шейки, холодом ожгла кожу предплечья.

— Алоис говорил, у них главное испытание веры — убийство кого-то из обращенных родных! Нам нельзя показываться им на глаза! Я бы успела уйти до прихода папы. Зачем вы задержали меня?!

— Алоис, Алоис… — мне он говорил, что потанцует и вернет тебя! — ненависть оформилась в совершенно змеиное шипение. — А он что вернул?!

— Я… я сейчас думаю, что не смогла бы убить, жить так, питаясь людьми, — глухо, скованно призналась дочь. — Или это была бы уже не я…

— Я сразу это поняла, поэтому остановила тебя! — Антея уже тихонько плакала, и я не выдержала, присоединилась к ней. — Не бойся папы и его охотников. Если б я не была уверена, что они могут исцелить тебя, я бы сбежала вместе с тобой. Но лорд Гесси еще на балу сказал, что не попробовавших человеческой крови можно спасти водой из источника Донума… -

Я осеклась, вспомнив, какое действие эта вода произвела на тварь в дворцовом саду. Она исцелит, оставив девочку без кожи?! О, какой ужас!

— Я сейчас. Хочу окончательно убедить и тебя и себя, — пробормотала я и вскочила, но дочь и не услышала. Я бросилась в свою спальню, отыскала среди разбросанных по столу флаконов пузырек с водой из источника Донума, который брала на бал, и возвратилась к Антее. Стража из слуг у окон проводила меня арбалетами. Весь дом поднялся на нас, будто мы обе были тварями, и я впервые ясно подумала: если опыт не удастся, нам с дочерью придется пробиваться сквозь ливень их стрел.

Антея все также сидела у кровати, скорчившись, и тихо и безнадежно плакала. Я опять обняла ее.

— Протяни ладонь, дочка, — прошептала я, боясь, что от более громких слов голос сорвется. Антея отчаянно взглянула сквозь слезы, но руку вытянула. Я открыла пузырек зубами — руки слишком дрожали, и плеснула чуть-чуть девушке на кисть.

— Больно! — вскрикнула дочь и отдернула руку. На коже там, куда попала вода, осталось красное пятно небольшого ожога… и все.

— О-ох! — выдохнула я и впервые за страшную ночь почувствовала, что губы растягивает по-настоящему радостная улыбка. Внутри все запело от счастья, я затормошила Антею:

— Видишь: вода пока не сжигает тебя! Мы успели! Только небольшой ожог, но папа, наверное, знает заклинание, от которого не останется даже ожога! Скоро, скоро тебя исцелят!

Антея неуверенно улыбнулась:

— Да?

— Да! И мы… забудем эту ночь как страшный сон.

— О, мама! — она опять заплакала, теперь от облегчения и стыда. — Прости, прости… Я не понимаю, что на меня нашло. Я говорила такие ужасные вещи!

— Лучше сказать, чем носить это в себе, — прошептала я и на мгновение прикрыла глаза, вспомнив, что мне кричала дочь. Теперь придется долгие годы, до смерти жить с отравленными стрелами в сердце, но главное, что от яда избавилась Антея.

— Мы поговорим обо всем, все обсудим, все разберем: обиды, непонимания и случайные раны, — довольно твердо сумела сказать я. — Поедем к истоку Несса, там очень красиво и тихо. Только вдвоем. И там мы простим друг друга.

Мы так и сидели, обнявшись, дожидаясь мужа и папы — нашего спасителя. Антея дремала у меня на плече, а я молчала, мысленно то благодаря бога за второй шанс установить с дочерью подлинную дружбу, то проклиная его же за всех неблагодарных и жестоких детей. А в полдень, когда слабое зимнее солнце добралось и до верхних ставень, дверь скрипнула. Я тихонько, чтобы не потревожить дочь, повернула голову. Эреус. Долго, наверное, несколько минут он просто смотрел на нас, ласково и осторожно, будто боясь нарушить наш покой хоть взглядом. Потом разомкнул губы:

— Как она?

Я опять чуть не расплакалась от этого вопроса, беспокойного и родного:

— Ждет тебя. Я проверила, плеснула на ее руку водой из источника Донума. Кожа только покраснела, как от горячего, и все. Эреус, ее ведь можно спасти?

Он кивнул. Хмурая складка у бровей разгладилась:

— Конечно.

Мне понравилось его спокойствие. Небольшую тревогу вызывали только его глаза, лишенные какого бы то ни было выражения, стеклянные, как у куклы. Будто Эреус закрылся от меня, от всех. В стеклянный кокон заключил свою душу и там, вдали от мира, совершается сейчас ее загадочное превращение. Во что — в свет или тьму? Кто в назначенный час выйдет из кокона, герой или монстр?

Дальше все завертелось. Показался лорд Гесси, отозвал мужа в коридор. Антея проснулась и опять испугалась и расплакалась, пришлось утешать ее. Потом Гесси с мужем зашли в комнату, за ними еще трое незнакомых мужчин. Гесси аккуратно, в одну линию разложил на столике Антеи воду в пузырьках, распятия, последним лег серебряный кинжал, как тот, который был у мужа в ножнах. Я вскрикнула, указала на него:

— Это зачем?!

— Серебро для проверки, — коротко ответил муж и поднял меня на ноги. Один из мужчин в это же время помог подняться Антее, опять странно ослабевшей в присутствие охотников на тварей. Дочка с надеждой взглянула на меня:

— А мама останется?

— Эреус, я хочу остаться, — встрепенулась я, дернулась в руках мужа, столь же нечеловечески сильных, как у Вако.

— Подожди в коридоре, Ариста, — неживой голос… стеклянный, под стать его глазам.

— Нет, я останусь…

Звякнула цепь. Двое подняли дочь, уложили на кровать на спину. Один встал в ее изголовье, удерживая руки, другой держал ноги. Антея дрожала от страха, но не дергалась, не сопротивлялась им. Послушная девочка!