Андрей Ренсков - Дети Барса. Туман над башнями (СИ)

Фундук стоял за выбежавшими на дорогу горами, прячась в низких отрогах. Был он невелик. Рядом с Нисибисом встречались фундуки, способные вместить тысячи постояльцев — обнесённые высокими стенами, способными выдержать полноценную осаду. На то он и юг: там золото катится по караванным тропам само собой, только подставляй ладони. Здесь, на ничейном распутье, постояльцы были роскошью: этим путём ходили только самые отчаянные.

Жизнь ещё цеплялась за этот увядающий оазис. Стена, выложенная из глиняных кирпичей, просела в нескольких местах, но над фундуком струился дымок от костра. У ворот прямо в пыли лежали верблюды, тощие, покрытые свалявшейся комками шерстью. Сидевший в тени мальчишка долго смотрел, раскрыв рот, как на дорогу выкатываются всё новые всадники. Потом побросал своё рукоделие и стремглав понёсся к навесу, из-под которого и поднимался дым.

— Ха! — резко скомандовал Теодор и дёрнул поводья на себя, останавливая разгорячённого Мрака. Тот заплясал на месте, поднимая клубы пыли. Лежащие в пыли верблюды медленно повернули головы — надменно и горделиво, как это умеют лишь высокородные женщины и верблюды.

— Сразу видно: дрянное место, капитан-комит, — сказал сотник, принимая поводья. — Может, нам стоит пополнить запасы воды и двигаться дальше?

— Людям нужен отдых, — спрыгивая с коня, ответил Теодор. К воротам уже спешили хозяева: молодой пустынник вёл под руку старого, закутанного в красную складчатую ткань до самых пяток. Его смуглое лицо было покрыто бледными пятнами: прожил столько, что кожа начала выцветать. Из-за их спин выглядывал сидевший у ворот мальчишка. В его взгляде отчётливо читались и страх и любопытство: дети всех народов одинаковы.

Гвидо огляделся. Низкое здание, сложенное из того же кирпича, что и стены, плотно прижалось к скале. Рядом был устроен навес, покрытый связками соломы. На другой стороне двора виднелся колодец, вокруг которого росло несколько чахлых деревьев. Неподалёку темнел ещё один навес, под которым горел очаг, и сновало несколько маленьких женщин. Им было не до столпившихся у ворот солдат: они были заняты делом. Пекли хлеб, судя по запаху.

— Чего желает господин? — спросил молодой пустынник, безошибочно выбрав среди одинаково одетых людей Теодора.

— Крова, пищи и воды, — ответил принц. — Господин желает провести хоть одну ночь под крышей.

Молодой повернулся к старику и выплюнул что-то колючее, состоящее из одних шипящих. Тот медленно зашевелил губами, повторяя одну и ту же фразу. Из любопытства Гвидо прислушался, но ничего не разобрал: у пустынников столько же диалектов, сколько песчинок в горсти.

— Это твой отец?

— Да, господин.

— Он не говорит на общем языке?

— Нет, господин. Я говорю.

— Не очень хорошо, — заметил Теодор. Акцент у сына хозяина фундука и впрямь был ужасен: он глотал окончания и отвратительно прищёлкивал языком. Будь его фразы длиннее, скорей всего, никто не понял бы ни слова.

— Я жил в Городе несколько лун, — сообщил молодой, оскалив неправдоподобно белые зубы в широкой улыбке, искренней, как любовь шлюхи. — Не очень хорошо говорю, да.

— Что сказал твой отец? — спросил Теодор, кивнув в сторону старика. Тот заправил красные складки одеяния за ухо и старательно прислушивался к разговору, будто и в самом деле хоть что-то понимал.

— Он спросил: сколько вас, господин.

— Полсотни. И мы сильно проголодались, а наши лошади хотят пить. Сколько вы берёте за ночлег?

Отец с сыном снова обменялись шипением и щёлканьем. Теперь оно сопровождалось жестами, смысл которых был ясен и без перевода. Хозяева были не рады гостям, но понимали, что их мнения никто не спрашивает.

— Нет столько места, — сказал, наконец, молодой, сочувственно разведя руками. — Никогда не было столько людей. Два десятка поместятся, не больше.

Старик кивал в такт каждому слову, подслеповато щурился. Гвидо поглядел на солнце — оно клонилось к горам, как сонная голова к подушке.

— Тебя как зовут?

— Шамма, господин. Но это не настоящее имя.

— Я понимаю. Большинство моих людей станут лагерем снаружи. От вас мне нужна только вода и мясо.

— Нет мест, чтобы спать, — упрямо повторил Шамма. Старик снова принялся шипеть, дёргая сына за руку. — Нет одеял. Нет мяса. Вам надо поискать другое место, господин.

— Да? И далеко ли до другого оазиса?

— Два дня пути на юг, — признался молодой пустынник.

— Значит, мы остановимся здесь. Нам не нужны ваши вшивые одеяла: у нас собой палатки. Всё, что требуется, это вода и мясо. Если найдётся вино, вообще хорошо. Сколько воды вмещает твой колодец?

— Пятьсот вёдер, господин, — ответил Шамма, заворожённо наблюдая за тем, как в пальцах ловко пляшет золотая монета. Мальчишка, тот и вовсе раскрыл рот, забыв обо всём на свете, кроме блеска золота. — Потом надо ждать сутки.

— Пятисот вёдер маловато, но это лучше, чем ничего, — кивнул Теодор, выуживая из кожаного кошеля вторую монету. Сотник, державший кошель, демонстративно хмыкнул. Старик, наконец, замолчал и глядел на золото влажными, разом помолодевшими глазами. — Наши бочки уже показали дно.

— Нет мяса, — печально сказал Шамма, очень тихо.

— А это что? — Теодор обвёл рукой лежащих у ворот верблюдов. Один из них, самый грязный, возмущённо заревел, выгибая шею. — Сколько они стоят?

— Верблюдов нельзя, — голос пустынника задрожал. — Без них мы умрём.

— Оставим вам парочку, чтобы сумели добраться до Нисибиса и пригнать новых. — Теодор вырвал из рук сотника кошель и высыпал монеты на ладонь. — Гаал, неужели я и, правда готов заплатить за эту кожу и кости пятнадцать золотых мер? Весь ваш фундук не стоит и половины этого!

Старик снова дёрнул сына за руку и начал что-то говорить. Тот пытался отнекиваться, но удостоился лишь тычка сухоньким кулаком.

— Что он говорит? — с любопытством спросил Теодор.

По глазам Шаммы было видно, что переводить ему не хочется.

— Отвечать господину! — рявкнул сотник так, что не ожидавший этого Гвидо вздрогнул. — Быстро!

— Отец говорит: если молодой господин так глуп, что не знает цены деньгам, то надо взять с него тридцать мер.

Услыхав это, гвардейцы, что стояли ближе, дружно загоготали. В конце концов, улыбнулся и Теодор.

— Возьми, — сказал он, засовывая кошель в дрожащие руки Шаммы. — Здесь, наверное, все пятьдесят. Лучшая сделка в твоей жизни, пустынник: тебе повезло, что я не знаю цены деньгам! Всем расседлать коней и разбить лагерь! Сотник, организовать водопой и наполнить бочки!

— Господин, — робко позвал заметно побледневший Шамма. Кошель прыгал в его грязных пальцах, словно золото жгло руки даже сквозь толстую кожу. — Отец спрашивает: вы кто такие? Не отвечайте, если не желаете: старый осёл выжил из ума, а мне наплевать, кто вы. Пусть даже демоны-гала.