Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

Небрежно запечатанное письмо камеристка оставила адъютантам: Фрида не делала из своего приглашения тайны, а невнимание к дочке Рудольфа выглядело бы по меньшей мере странно. Савиньяк спокойно убрал безупречно-очаровательное послание в бюро и распорядился о десерте и напитках, которые надлежало подать в комнаты герцогини минут через сорок. Старательный Сэц-Алан заикнулся о цветах, Лионель согласился, уточнив, что преподносить оные следует от имени регента.

– Да, Монсеньор, – подтвердил ничего не подозревающий капитан. – Сейчас можно купить зимние гвоздики и иммортели.

– Лучше гвоздики, но не королевские. Не найдете, возьмите корзину розовых, в крайнем случае – малиновых иммортелей, но сперва зайдете к Райнштайнеру и попросите его прийти на полчаса позже.

Для визита вежливости полутора часов более чем достаточно. Если ссора начнется немедленно, повода для ухода не потребуется, но, судя по письму, бывшая маркграфиня будет играть тоньше.

К гостье Ли спустился в парадном мундире. Застегнутом на все пуговицы. Урфрида изящно никла в способном принять пару любовников или одного Хайнриха кресле. Черное с серебряной оторочкой платье казалось почти монашеским, однако сия атласная добродетель держалась лишь на двух умело продернутых шнурах. Марианна в подобных туалетах выглядела невероятно, как, впрочем, и освобождаясь от оных, но до сегодняшнего дня Ли полагал этот фасон тайной Капуль-Гизайлей.

– Добрый день, сударыня, – Проэмперадор учтиво наклонил голову. – Вы желали меня видеть?

– Да, – женщина протянула руку с девическим браслетом на запястье. – Магда, оставь нас.

Памятная по Агмштадту темнобровая камеристка присела и неспешно удалилась. Ли не исключал, что ей было велено вбежать по сигналу, но что послужит таковым? Звук, погасшие свечи, или Урфрида предпочла рассчитать представление до минуты и назначить время заранее?

– Садитесь, граф, – встречи с бывшими любовниками ищут, либо имея на руках козыри, либо так полагая. – Когда вам придется меня покинуть ради неотложного дела?

– Обычно срочность нападает без предупреждения, однако, если ничего не случится, к пяти прибудет барон Райнштайнер.

– Значит, сейчас вы свободны?

– Скорее да, чем нет.

– Странно, на вас это не похоже.

– Сударыня, в городе находятся регент и кардинал.

– Тем более. Я видела обоих, а с его высокопреосвященством еще и путешествовала. На первый взгляд они несхожи, но дальше войны не видят оба, а война кончается, по крайней мере – наша. Распри в Дриксен и на берегах Померанцевого моря нам выгодны, но вмешательства не требуют, к тому же в Талиге есть дипломаты. Само собой, вслух вы со мной не согласитесь, но мне этого и не нужно.

– В таком случае что вам нужно? – Нет, она не походит на покойного дядю, она походит на бабку и на… Сильвестра.

– Я хочу объясниться, Лионель. Полагаю, вы поняли, что моя ссора с принцессой Мекчеи была военной хитростью.

– Вот как?

– Вы сочли возможным удивиться?

– Утратить способность удивляться довольно-таки неприятно.

– Разучиться удивлять неприятней. Я, господин Проэмперадор, намерена вас удивить. Не скажу, что наш разговор доставляет мне удовольствие, однако он необходим. Я буду вынуждена довольно долго говорить, это тоже необходимо, иначе вы приметесь искать повсюду моих шпионов, а их нет.

– Удачно, что скоро подадут напитки.

– Да, хотя я всегда могу вызвать Магду. Сударь, я открылась вашей матери. Она знает о моих намерениях и, кажется, не имеет ничего против.

А вот на это бы хотелось бы глянуть хоть бы и в замочную скважину! Мать почти наверняка сощурилась, но этого явно мало, она сделала что-то еще. Предложила орешки? Расправила манжет? Тронула мизинцем одно из яблок? Фрида шла за поощрением, как ей мнилось, будущей свекрови, для истолкования в таких случаях хватает любой мелочи.

– Вы не знаете, что отвечать?

– Мне нечего отвечать, ведь я ничего не услышал.

– Сейчас услышите. Женщины догадливее мужчин. Вам для понимания нужно подслушать разговор или прочесть письмо, я же просто несколько раз перебрала в памяти ряд обстоятельств и разгадала как причину вашего поведения, так и загадку девицы Арамона.

Эта юная особа, ничего собой не представляя, раз за разом оказывалась в местах, для таких, как она, закрытых. Мало того, незаконная внучка второстепенного графа позволяла себе выходки, на которые не отважится и герцогиня. Невероятно? Отнюдь нет, если уметь думать. Намечаемое замужество девицы Арамона, о котором услышала в адъютантской Магда, лишь подтвердило уже сделанные мной выводы. Почему вы не спрашиваете какие?

– Извольте. Какие, сударыня?

– Девица, равно как и ее брат – внебрачные дети герцога Алва, и вы об этом знаете никак не менее двух лет.

– Браво! – Бедный Дидерих с его жалким воображением! И бедный маркграф, то есть уже не бедный… – И что же вас натолкнуло на столь неожиданную мысль?

– Всё. – Бывшая маркграфиня победоносно улыбнулась, вырвавшийся у собеседника возглас она, несомненно, тоже истолковала. – Вынуждена признаться, осенью я выяснила об этой девице и ее семье все, что было возможно. То, что своей внешностью Селина не может быть обязана ни матери, ни якобы отцу, очевидно, оставалось понять, кто стал любовником госпожи Арамона. Особы, мягко говоря, не из красивых и не вхожей в приличное общество.

Смазливых молодых людей в Талиге хватает, однако Селина весьма напоминает прижизненные изображения Октавии Алва-Оллар, а прямой потомок сей воплощенной невинности – любитель горожанок и довольно-таки своеобразных шуток. С него сталось бы наставить рога ненавистному ментору, а юность в определенном смысле неосмотрительна. Приключение принесло плоды, и любовница исхитрилась дать об этом знать. Рокэ ее навестил, и все повторилось, но потом ему стало не до провинциальной дурнушки, пусть и матери его детей. Впрочем, случившееся стало для герцога уроком, и впредь он обходился без бастардов. Я права? Но нет, вы ничего не скажете. Мужчины подобные догадки не подтверждают, хотя о детях порой вспоминают. Особенно в диковатых краях вроде Бергмарк, Гаунау… Марикьяры, Кагеты.

– Дриксен вы диковатой не считаете?

– Разумеется, нет, как и Гайифу. Это враги, но нам они ровня. Алва вспомнил о своих отпрысках и для начала принялся покровительствовать Креденьи. Затем случилась Октавианская ночь, и Ворон не выдержал и проведал семейство Кредон лично. Видимо, дети ему понравились, и он занялся устройством их судьбы. Сын оказался на месте очень кстати сбежавшего, а вернее – отосланного к Эпинэ оруженосца, дочь получила фрейлинский патент. Уезжая, Алва открыл тайну Катарине, и та приблизила дам Арамона к себе. Для меня это стало решающим доказательством.