Генри Олди - Если герой приходит [СИ litres]

Ночь. Звезды. Холодно.

Мы сидим во дворе: я и дедушка Сизиф. Я устроился на земле, которую с утра посыпали свежим песком в честь гостей. Подстелил кудлатую овчину, завернулся в плащ. Край накинул на голову, чтобы уши не мерзли. Дедушка сидит на лавке. Он в легком хитоне, больше ничего. Шерстяной гиматий, который Сизиф накинул поверх хитона на пиру, из уважения к собравшимся, дедушка отдал мне. В этот плащ я и завернулся. Дедушке гиматий достает ниже колен, а меня хоть два раза заворачивай.

По-моему, дедушка не чувствует ни жары, ни холода. А может, просто радуется обоим: и жаре, и холоду. С тех пор, как он вернулся сами знаете откуда, он одевается, как говорит бабушка Меропа, невпопад. Притворяется, добавляет бабушка, когда злится на мужа за то, что он выпил лишнего или разбил ее любимую вазу.

Сизиф-Притворщик. Сизиф-Хитрец. Сизиф-Лжец. Мне он ни разу не лгал. Или лгал, а я не заметил?

Я откидываюсь назад. Затылком и спиной упираюсь в дедовы колени. Только что Сизиф рассказал внуку сказку. В этой сказке силач Аргус, великан из Аркадии, убил чудовищную Ехидну. Убил не дома, в Аркадии, где он уже прикончил огромного быка и дикого сатира, ворующего скот. Новый подвиг Аргус совершил далеко отсюда, за морем, в Киликии.

Что ему море, если он великан? Вброд перешел.

Сказка, думаю я. Дедушка так и спросил: «Хочешь сказку, парень?» Я сказал: да, хочу. Я знал, что это быль, знал с первых слов. Утром в Кенхрейскую гавань прибыл торговый корабль из Ханаана. Все сразу поняли, что это финикийцы – нос корабля венчала статуя Афродиты Выныривающей [54] Афродита Выныривающая (греч. Анадиомена) – непременное для финикийских кораблей изображение Астарты, древнесемитской богини любви и плодородия. , обязательное украшение каждой финикийской ладьи. Днем купцы явились во дворец, принесли подарки. Пошлину они заплатили еще в гавани, значит, к правителю могли и не приходить – невелика птица ханаанский купец! Папа их принял, выслушал с глазу на глаз. Пригласил вечером на пир. Когда финикийцы убрались, папа заперся с дедушкой: поговорить.

Слуг выставил, говорили наедине. Поздно – служанки омывали торговцам ноги, наливали вино, рабы вносили подарки в мегарон, потом уносили в сокровищницу. Куча народа, и у каждого – язык! Еще до пира весь акрополь знал, что в Киликии убита зловредная Ехидна. Сейчас, наверное, весь город знает, сверху донизу. Завтра по Пелопову Острову разбежится с севера на юг – у молвы ноги длинные.

Да и то, разве это тайна?

– Убил, – повторяет Сизиф. – Ножом.

– Как?

– По приказу Зевса.

– Нет, как убил? Каким способом?!

Я вспоминаю меч по имени Аор. Вспоминаю, как был великаном. Наверное, нож Аргуса похож на этот меч. А может, еще больше. Это же великанский нож!

– Отделил змеиное от всего остального. Разрезал пополам.

– Она, небось, не давалась! Билась до последнего!

– Глянь на небо, парень. Что видишь?

– Звезды, дедушка.

– Смотри внимательно. Моргай пореже. Что видишь?

– Звезды…

– Не отвечай. Просто смотри.

Смотрю. Звезды моргают, подмигивают. Одна сорвалась, покатилась на запад. Черное небо. Колючие искры. Моргают. Подмигивают. Светят. Катятся. Моргают. Не сосчитать. Подмигивают. Одна, другая, третья…

– Эй, парень! Проснись!

Вздрагиваю. Падаю. Больно ударяюсь плечом. Заснул, надо же!

– Так и Ехидна, – дедушка без труда мог бы меня поймать, не позволить упасть. Мог, но не сделал этого. – Аргус никогда не спит. Зато в его присутствии любого клонит в сон. Чудовище, бог, человек – любого, понял? Резать спящего – одно удовольствие. Запомни, если хочешь жить долго и счастливо!

Я хочу закричать, что это стыдно, недостойно. Хочу возмутиться. Мало ли чего я хочу? Я молчу, запоминаю. С недавних пор меня очень интересует, как можно убить чудовище. Ага, лучше спящее. Трудное дело: у Химеры три головы, какая-нибудь да бодрствует. Отделить змеиное от остального? Берем нож, отрезаем льва от козы, козу от змеи…

Длинная история. Вряд ли Химера подождет, пока я управлюсь с разделкой. Интересно, если я попрошу ее смотреть на звезды, она согласится? Уснет?!

– Посейдон, – говорю я. – Почему он не защитил Эфиру?

– От кого?

– От Химеры. Вдруг она явится снова?

Сизиф пожимает плечами:

– А что, должен был?

– Эфира – его город! Он, наверное, был занят…

Закрываю глаза. Вижу могучего бога морей с трезубцем, на колеснице. Ну конечно, он был занят в тот день, когда сгорел бедняга Пирен. Мало ли дел у бога? Моря пенить, землю колебать… Потом услыхал, устыдился. Эфира – его город. Да и я тут живу: родная кровь, не кто-нибудь. Небось, Колебатель Земли после гибели Пирена дал клятву следить за Эфирой без устали, беречь как зеницу ока!

Можно жить спокойно. Нет, правда, можно?

– Эфира не посвящена Посейдону, – разрушает дедушка мои мечты. – Акрополь, где мы с тобой сидим, и вся гора посвящены Солнечному Гелиосу, но Гелиос позже уступил их Афродите. Нижний город посвящен Аполлону Заступнику. Молись им о защите, парень. Глядишь, услышат.

– Но Посейдон! Алкимен сказал…

– Алкимен любит подшучивать над тобой. Он соврал, а ты и уши развесил! Если по правде, Алкимен соврал не до конца, просто умолчал кое о чем. Посейдону посвящен Истм, узкий переешеек между нами и Элевсином. Двести сорок стадий в длину, тридцать с хвостиком – в ширину. Торный путь для повозок, ослов и лошадей. Я бы счел это издевкой, но боюсь оскорбить великого Посейдона…

Дворец спит. В мегароне тихо, слышится только храп гуляк, не вставших после пира. Часть гостей удалилась, кое-кто уединился с рабынями. Мне известно, что они там делают. После жизни во дворце, а при табунах – в особенности, такие вещи не секрет. Алкимен утверждает, что делал то же самое сто раз. Делиад интересуется подробностями.

Дураки они. Ничего интересного.

– Морской владыка даже судился за Эфиру, – добавляет дедушка. – Хотел быть нашим защитником и покровителем. Суд он проиграл. Еще счастье, что после проигрыша он не захотел нам отомстить. При его-то горячей натуре…

– Отомстить?!

Дедушка выделяет меня среди братьев, это не секрет. Говорит чаще, чем с ними. Рассказывает то, о чем молчит в их присутствии. Когда я сижу с дедом, меня гонят со двора спать. А когда он сидит со мной – не гонят. Я научился различать, когда я с ним, а когда он со мной. На самом деле это большая разница. Раньше я думал: все потому, что я мелкий. Ну, самый маленький из Главкидов. А может, потому, что я сын Посейдона. Полубог, не кто-нибудь! Сейчас я так не думаю. Не знаю, что во мне такого, а спросить боюсь.

Вдруг это такое вовсе не такое? Вдруг оно мне совсем не понравится?!

– Почему нет, парень? За Арголиду Посейдон судился с Герой.

– Проиграл?