Генри Олди - Если герой приходит [СИ litres]

– Проиграл. Три речных бога выказались в пользу жены Зевса. В итоге Посейдон одарил Арголиду засухой, после засухи – потопом. Что же до судей… Запомни эти имена: Инах, Кефис, Астерион. Посейдон иссушил эти реки. Даже в сезон дождей они не бывают полноводными, как когда-то.

Я плотнее заворачиваюсь в плащ. Мне холодно. Не так я представлял себе своего божественного отца. Мстительный сутяга? Какой дурак после этого решится стать судьей в споре богов?!

– Он судился за Родос с Гелиосом, – каждым словом дедушка добивает меня, словно метко брошенным дротиком. – За Эгину с Зевсом. За Дельфы с Аполлоном. Сама Фемида, богиня правосудия, отдала Дельфы Сребролукому. С высшим правосудием Колебатель Земли враждовать не посмел. Как утешительный приз, Посейдону взамен Дельф выделили остров Порос. Клочок земли в Саронском заливе, жителей раз, два, и обчелся. Храм поставили: убогий, какой смогли. Колонны червь источил, держатся на подпорках. Не слыхал я, чтобы бог морей, чьи сундуки ломятся от драгоценностей, был особенно щедр к поросятам…

Молчу. Слушаю.

– За Аттику он судился с Афиной. За Орею – опять же с Афиной…

– Проиграл?

– Как обычно. В Орее суд решил не рисковать. Здравомыслящие люди, не находишь? Вынесли решение в пользу обоих. Афина и Посейдон, покровители и защитники орейской земли, но Посейдон – второй. Как полагаешь, он был доволен?

Я ёжусь. Молчу. Закрываю глаза, вижу затопленную Орею. Орею, разрушенную землетрясением. Безлюдную Орею. Открываю глаза. Уж лучше звезды!

– Не везет ему, парень. В смысле, с землей не везет. Колебать – это сколько угодно. А покровительствовать – не очень. Говорят, было у него одно владение – Атлантида, так и та утонула. Правда или нет, не знаю…

– Зато ему с сыновьями повезло! – пылко возражаю я.

Теперь умолкает дедушка.

Я жду. Я очень долго жду.

– Это да, – наконец произносит Сизиф. – Сыновей много, спору нет. Кто хочешь обзавидуется.

– Я не про много! Я про то, какие!

– А какие они, сыновья Посейдона? Ты хоть одного знаешь?

– Одного знаю, – бурчу я.

– Ну, с этим не скажу, чтобы повезло. Нахал и болтун. Мелочь пузатая. Кто еще?

Я кусаю губы. Не помогает. Засовываю в рот кулак. Не помогает. Прикусываю что есть сил. Помогает. Боль не дает ответить Сизифу дерзостью.

– Сарпедон, – вместо меня продолжает дедушка. – Вот кто еще: Сарпедон Фракиец, сын правителя Айны.

– Как сын? Какого еще правителя?

Дедушка ехидно хмыкает. Хорошо, что ночь! Никто не видит, как мои щеки заливает краска стыда. Ну да, конечно. Сарпедон, сын правителя Айны. Как я – сын Главка Эфирского. Что тут непонятного? Эх я, дурень! Мог бы сразу сообразить!

– Великан, – утешает меня дедушка. – Ходячая гора. Силища! Это я о Сарпедоне. Кстати, нахал и болтун. Болтает, не подумав, потом наглеет, лезет в драку. Все, кто приезжает во Фракию, плачут от его наглости. Я имею в виду тех, кто остался жив. Остальные уже не плачут. Полагаю, однажды Сарпедона убьют.

– Он великан!

Я живо представил себе этого Сарпедона. Медведь размером с гору. Ручищи волосатые, кулаки что твои кувалды. Голова под облака. Поди убей такого!

– Застрелят из лука. Отравят, – дедушка размышляет, постукивая меня пальцем по макушке. Каждый тычок вколачивает в меня толику здравого смысла, отчего на душе становится пусто и горько. – Столкнут с обрыва. Великаны падают громче прочих. Так, кто у нас еще из сыновей Посейдона? Ага, Полифем.

– Великан?

– Хуже, циклоп. Полифем Юрский, по названию родного острова.

– Нахал? Болтун?

– Насильник и людоед. Ходят слухи, что он домогается даже местных сатиров. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю! Не маленький!

– Да ты уже совсем большой! А ну закрой левый глаз! Циклоп, как есть циклоп. Пусть сатиры держатся от тебя подальше. Спору нет, у Посейдона могучие дети. Сарпедон, Полифем, Орион-охотник. Орион, кстати, по воде ходил, будто посуху. Дубину себе выковал медную.

Злюсь. Завидую. Если я по воде пойду, сразу утону. О медной дубине и речи нет.

– Кто у нас еще? Антей Ливиец, Амик, царь бебриков. Антей – борец, Амик – кулачный боец. Каждого чужеземца они заставляют драться с собой до смерти. Народу перебили – целый город заселить можно! Но всех больше были братья Алоады, От и Эфиальт. Эти взяли в плен самого Арея, бога войны. Посадили в бочку, держали там больше года.

– Как ты Таната?

– Я взял Таната хитростью. От и Эфиальт брали силой. Громоздили гору на гору, хотели взойти на небо.

– Взошли?

– Погибли.

– Как? – вскинулся я.

– Никто толком не знает. Одни говорят, Зевс поразил их молнией. Другие грешат на Аполлона: мол, застрелил мятежников из лука. Я слыхал, что От и Эфиальт убили друг друга сами, в ссоре или по ошибке. Думаю, это и есть правда. Я видел их в царстве мертвых, только спросить не успел.

– Видел?

– Да, парень. Их привязали к столбу, лицами в разные стороны. Вместо веревок у них змеи. А на столбе сидит сова.

– Сова? Зачем?!

– Сова кричит, не давая им ни минуты покоя. А змеи жалят несчастных. И знаешь, что? Братья смеются. Они рядом, они помнят, кто они. Это ли не счастье? Когда я услышал их смех, я впервые подумал, что наказание может стать наградой.

Я уже не слушал деда. Зря, конечно, сейчас он говорил самое важное. Но так устроен мир, что в детстве, на скользком пороге отрочества, самое важное – сила. Мои далекие братья, которых я не знал, многочисленные сыновья Черногривого, Колебателя Земли, Владельца Трезубца и как там еще называли нашего общего божественного отца – каждый из них был силой, исполином, великаном. Буйство, склонность к насилию, презрение закона гостеприимства – все я готов был простить им, если однажды кто-то перечислит в этом могучем, великанском ряду: «Гиппоной из Эфиры, приемный сын Главка-Лошадника…»

Я встал. Повернулся к деду лицом:

– А я? Почему я не великан?!

Слезы навернулись на глаза. С черного неба на обездоленного малыша Гиппоноя смотрели звезды – тоже глаза. Они были не мои: крошечные, тусклые, заплаканные. Бесчисленные глаза силача Аргуса, победителя Ехидны, спрашивали: «Ну что, парень? Когда же ты вырастешь? Уткнешься головой в облака?!» Насмешка язвила, ранила. Слезы склеивали звезды друг с другом, превращали серебряное сияние в радужное. Колоссальная радуга раскинулась надо мной в ночи. Огнистая грива полыхала над ней, словно радуга была конем, несущимся в дальние дали.

– Не великан?

Сизиф тоже встал. Крепко взял меня за плечи, удерживая плащ, готовый соскользнуть наземь. Дедушка боялся, что я простужусь.

– Ты уверен? Я вот сомневаюсь. Как по мне, ты настоящий великан. Просто еще не вырос достаточно, чтобы узнать об этом. У тебя все впереди. Они тоже не выросли – Сарпедон, Полифем, Антей. Потому и лезут к каждому встречному со своей силой, доказывают. Думаешь, они другим доказывают? Они себе доказывают, потому что не верят, сомневаются. Вот я и говорю: не выросли. Расти великаном, парень, будь великаном. Настоящим! А доказывать всему миру, что ты великан, не надо. Это лишнее, пустое. Сколько бы врагов ты ни убил, это убьет тебя еще вернее.