Генри Олди - Если герой приходит [СИ litres]

– Возьмешь меня под покровительство.

Слабоумный. Припадочный. И наглец, каких мало.

– С чего ты взял?

– Боги все так обещают. Если ты будешь честен со мной, говорят они, я вознагражу тебя своим покровительством. Это много, говорят они, очень много. Больше, чем ты в силах представить. Они обещают, а потом с тобой случаются всякие гадости. В смысле, со мной. С людьми вокруг меня. Делиад умер, он умер из-за меня. Я теперь спать не могу, представляешь?

– Ты тоже хочешь умереть?

– Да.

– Ты стоишь на верном пути. Прямо сейчас?

Он промолчал.

– Кто предлагал тебе покровительство?

– Гермий, Водитель душ.

Значит, вот кого он видел из богов. Ссориться с братом? Из-за какого-то па́щенка, пусть даже он и набит странностями, как корзина смоквами? Если Гермий обратил внимание на этого Гиппоноя, значит, Гиппоной представляет интерес. Лукавый ничего не делает просто так. Но и Афина ничего не делает просто так.

– Я буду благосклонна к тебе, Гиппоной, сын Главка. Я буду очень, очень благосклонна к тебе…

Тон Афины не сулил добра. Но чтобы услышать это, надо прожить дольше, чем десять лет и три года.

– Мы еще увидимся, будь уверен. Не ходи больше по ночам к источнику. Прилетит Пегас, не прилетит – не ходи. Иначе моя благосклонность обернется кое-чем похуже. Ты понял меня?

Сейчас он падет на колени. Нет, не пал. Всего лишь кивнул.

– Иди домой. Ложись спать.

– Да, – согласился парень. – Я пойду спать. Сегодня я буду спать без кошмаров. Благодаря тебе, великая Афина. Тебе и Пегасу.

– Сизиф, сын Эола…

– Кем был Эол?

– Сын Эллина, сына Девкалиона, сына Прометея. Правитель фессалийцев. Люди путают моего прадеда с другим Эолом, владыкой ветров.

– Ты делаешь успехи, Гиппоной.

– Стараюсь, наставник.

– Сколько братьев было у твоего деда Сизифа?

– Пять.

– Шесть, бездельник! Шестеро братьев! А сестер?

– Шесть?

– Пять! Боги, за что караете? Беру похвалу обратно. Ты – бродяга, не знающий родства. Путаться в своей родословной…

– Это не моя родословная.

– Что ты сказал? Повтори!

– Ничего, наставник. Я нем как рыба.

– Сколько сыновей имел твой дед?

– Трех. И добрую сотню сверх того.

– Ты издеваешься надо мной? Что еще за сотня?

– Тоже мне секрет! Сейчас каждого плута, каждого обманщика, каждого хитреца, будь он старый или молодой, считают сыном Сизифа. Я поражен плодовитостью моего дедушки.

– Придержи язык! Сплетни меня не интересуют. Итак, сколько сыновей?..

– Трое. Настоящих – трое.

– Имена! Имена, охломон!

– Орнитион, басилей Тифореи. Альм, правитель селения в Орхомене. И Главк, правитель Эфиры.

– Сыновья Орнитиона?

– Фок и Фоас.

– Сыновья Альма?

– Не надо меня путать, наставник. Я и сам запутаюсь. У Альма нет сыновей, у него дочки: Хриса и Хрисогения. Золотце, значит, и Златосилка. Лучше скажите, какая мне от всего этого польза? Выходит, что никакой.

– Огромная! Вот будешь ты, к примеру, в Орхомене. Найдешь селение Альмоны, зайдешь в дом правителя. Скажешь: «Радуйся, дядя Альм! Радуйся, сестра Хриса! И ты радуйся, сестра Хрисогения! Это я, Гиппоной, сын Главка!»

– А польза? Польза-то в чем?!

– Накормят тебя. Спать уложат. Омыться дадут.

– И все?

– Примут как родного.

– И все, говорю?

– Неужели мало?

– Немного. И потом, с какой это радости я припрусь в Орхомен? Где мы, а где Орхомен?!

– Нет, я убью этого болвана! Зевс свидетель, убью…

Позади ехали три колесницы. Ближайшей к нам правил Алкимен. Последней, отстав от остальных, тащилась грузовая телега: амфоры с вином, ячменная мука, мед, священные ритоны. К задку телеги были привязаны три черных барашка с позолоченными рогами.

Эти бежали своим ходом, на то и бараны.

Я правил головной, отцовской колесницей. Правил? Вожжи держал, на дорогу поглядывал. Остальное делали лошади: пара сивых кобылиц. Случалось, я шевелил поводьями, но чаще забывал. Лошади и так исполняли все, чего я от них хотел. Ремни из кожи? Ерунда, видимость. Нас связывали другие вожжи, покрепче кожаных.

Уверен, отец это знал. По крайней мере, подозревал. Стоял рядом, молчал. На меня не смотрел. Гордился. Я это чувствовал, хоть он и не подавал виду. Кажется, он мне даже завидовал. По-хорошему, не зло.

Наверное, это здо́рово, когда видишь, что сын превзошел тебя. Однажды сам узнаю: так или нет.

Ты счастлив, сказал я себе. Нет, не сказал – спросил. Ты счастлив? Все, о чем ты мечтал, сбылось. Хотел стать искусным колесничим? Стал. Тебе завидует Главк Эфирский, великий лошадник! Хотел, чтобы отец тобой гордился? Вот, гордится. Хотел ездить верхом? Пожалуйста! Никто, кроме тебя, так не умеет. Хотел, чтобы кровавые кошмары тебя отпустили? Ушли навсегда?! Ушли, отпустили.

После ночи с Пегасом и Афиной.

Что произошло в ту ночь со мной? Между мной и Пегасом? Я смотрел на него, белого коня, такого маленького и такого огромного, и видел крылья, которые он прятал. Глаза утверждали: нет крыльев! нет! А я все равно видел. Пахло морем, рыбой, соленым туманом. В черном небе, веля звездам потесниться, прорастала радуга. Одна? Две? Три?! Глаза слезились, радуги множились. Допустим, одна моя. Другая – Пегасова. Третья, ты чья? Краями радуги наползали друг на друга, грозили срастись…

И что?

И ничего. Объявилась Афина, Пегас улетел, радуги погасли.

Думаю, что-то от радуги осталось во мне. Отблеск? Искристый звон?! В ту ночь, вернувшись домой, я спал как убитый. Ничего не снилось: ни плохое, ни хорошее. Какое-то время я так и спал, без сновидений. Позже вернулись сны. Обычные, не кошмары. Иногда снился остров, великан. Тогда я просыпался с улыбкой.

Радуйся, Гиппоной, сын Главка! Все у тебя хорошо!

Что же ты не счастлив?

Когда-то я мечтал увидеть чудовище. Увидел. Химера прилетела, это стоило жизни Пирену. Ему ли одному? Я хотел отобрать табун у конокрадов. Всем сердцем рвался в бой. Так, как могу биться только я один! Это стоило жизни Делиаду. Конокрады – не в счет. Впрочем, за их жизни я расплатился месяцем ужасных сновидений.

Будь кошмары способны вернуть Делиада – я бы согласился терпеть их до конца жизни.

Я знаю, чем оборачиваются мои желания. Каким образом они сбываются. Не желай невозможного, Гиппоной. Не желай чрезмерного. Может быть, тогда никто не пострадает.

Даже если это совпадения; даже если я все это придумал – как яд в каше! – могу ли я быть счастлив? Я потерял двух братьев. Мой отец бездетен. Мать помутилась рассудком от горя. И что, мне плясать от счастья, как ни в чем не бывало? У тебя все хорошо, Гиппонойчик, а вокруг хоть трава не расти?!

Моя семья. Кто я без них? Родной, приемный – кто я без них, спрашиваю? Без любви к живым, без памяти о мертвых?! Как быть счастливым, когда на твою семью валится несчастье за несчастьем? Наставник Агафокл терзает меня моей родословной, я путаюсь в именах, городах, степенях родства. Злюсь, огрызаюсь. Но, кажется, я понимаю, зачем он это делает. Я буду стараться, наставник. Изо всех сил.