Генри Олди - Если герой приходит [СИ litres]

Мы встречались один-два раза в год, когда отец приезжал в храм для молитв о приплоде, благоденствии стад, удаче в морской торговле. И еще в тех случаях, когда мне самому по той или иной причине доводилось оказаться возле храма, посвященного Гермию, или у дорожной гермы [80] Герма – столб с изображением Гермия. Гермы охраняли дорогу, их повреждение считалось святотатством. . Достаточно было поднять руку и коснуться резного изображения Гермия Триглавца – таким лукавого бога изображали в облике хранителя перекрестков. Я делал это на ходу, сбавляя шаг, или придерживал коней, правя колесницей. Ближайшей ночью Гермий являлся ко мне: улыбчивый, легкий, опасный. При посещении храма от меня ничего не требовалось, даже поднятия руки. Я просто ждал наступления полуночи и покидал кров, давший нам приют.

Думаете, я крался тише мыши? Шарахался от каждого шороха? Боялся кого-нибудь разбудить?! Ничего подобного. Как я знаю, что солнце встает на востоке, так и в эти мгновения я знал, что никто не проснется, не окликнет, не остановит меня. Оказавшись вне дома, я поначалу ждал явления Гермия и следовал за ним, куда он скажет, а позже, разобравшись, какие места предпочитает быстрый сын Зевса, шел туда сам без промедления – и ни разу не ошибался с выбором.

Уверен, он подсказывал мне. Не словами, как-то иначе.

– Табун был я, – начал я рассказ. – Я был табун. Я был в гневе, нет, в бешенстве. Жаждал мести. Нет, я не смогу. Слов не хватает.

– Продолжай, – велел он. – Ты был табун. Дальше!

Все наши встречи проходили одинаково. Он говорил, о чем я должен рассказать, я повиновался. Иногда он предлагал мне рассказывать о том, о чем мне самому захочется. Что-то я в минувшие дни счел странным, что-то – удивительным, смешным, нелепым. Вперед, излагай! Я путался, заикался, начинал с начала. Понемногу привык, стал говорить более связно. Я словно заново переживал эти моменты. Кое-что делалось понятным, в бесформице проступали тайные связи.

Говорил ли я ему обо всем? Нет.

Я болван, но не дурак.

Когда я закончил рассказ о конях-волках, Гермий долго молчал. «Я был табун,» – он повторял это, не обращаясь ко мне, и снова умолкал, размышляя о чем-то своем. Мои слова значили для него больше, чем для меня. «Природа, – один раз пробормотал он. – Природу не обманешь. Но почем я ничего не вижу?!» Я ждал, что он продолжит, объяснит.

Не дождался.

Боги, как он умел слушать! Боги? К кому я взываю?! Он и был богом, потому и умел. «Природа. Природу не обманешь…» Поворот головы. Наклон. Взгляд: внимательный, но не назойливый. Располагающая улыбка. Щелчок пальцами.

И ты уже говоришь дальше, хотя собирался замолчать. Вспоминаешь каждую мелочь, выкладываешь все, даже то, что хотел утаить.

– Расскажи еще раз о табуне.

Я повиновался.

– Еще раз!

Я повиновался. Свои хотелки, как и было велено, я держал при себе.

– Тебе снятся сны? Про остров, великана?

– Временами. Не слишком часто.

– Что он делает?

– Хрисаор? Построил себе дом. Ты бы видел, какие глыбищи он таскал! Крышу он сначала покрыл тростником. Позже заменил тростник на черепицу. Ну, что-то вроде черепицы.

– Где он ее взял?

– Понятия не имею.

– Сколько комнат?

– Две. А может, три.

– Пол?

– Глинобитный.

– У тебя острый глаз.

– Дом снился мне несколько раз. Скажи, Податель Радости… Бывает так, что у человека сразу два покровителя?

– Бывает. Если ты поэт.

– Поэт?!

– Твои долги могут оплачивать и двое, и трое богатых горожан. Главное, посвящай им хвалебные оды, и дело в шляпе.

– Я не про людей. То есть, про людей тоже… Одному человеку могут покровительствовать сразу два бога?

Он долго молчал. Он так долго молчал, что я даже испугался.

– Выкладывай, – наконец велел Гермий.

– Что?

– Кто обратил на тебя внимание, кроме меня?

– Никто.

– Ты не умеешь врать. Говори, пока я не разгневался.

– Ну, Афина.

– Афина – твоя покровительница? Ты с ума сошел? Ты кто – воин, правитель, прорицатель? Что в тебе, лесном клопе, могла найти Афина?!

Я обиделся. Лесной клоп?

– Значит, нашла. Она мне даже руку порезала, ногтем. Кому попало, небось, не стала бы резать! «Я буду благосклонна к тебе, Гиппоной, сын Главка, – обещала она. – Я буду очень, очень благосклонна к тебе…»

– Она спрашивала, есть ли у тебя еще покровители?

– Ну…

– Отвечай!

– Спросила.

– Ты ответил?

– Ну…

– Ясно. Ты сказал ей про меня.

– Нельзя было? Ты не говорил, что нельзя.

– Не скажу, что меня это радует. Но так, пожалуй, даже лучше. Начни ты лгать, и она раскусила бы тебя, как спелый орех. Выдавила бы правду силой, словно воду из мокрой тряпки. У Афины разума – полная голова. Его столько, что из головы он вываливается в шлем. Схватись ее мудрость с моей хитростью, и я не знал бы, на кого поставить. Когда это было?

– Перед отъездом сюда. Ночью.

– Ты встречался с ней после этого?

– Нет.

– Если она станет тебя расспрашивать, не говори ей про Хрисаора. Или нет, говори, не отпирайся. Лжец ты аховый, помнишь? Сестричка оскорбится, превратит в паука. Зачем мне паук?

Сейчас бог напоминал мальчишку, который набрал на морском берегу кучу прекрасных ракушек – и отчаянно не хочет делиться добычей с более сильным сверстником. Мне было приятно смотреть на такого Гермия – и неприятно чувствовать себя ракушками.

– Вернемся к твоим снам, – бог взмахнул рукой. Казалось, он отгоняет неприятные мысли, а может, сестру, посягнувшую на чужое. – На острове еще кто-то есть? Кроме великана?!

– Горгоны, Сфено и Эвриала. Их дом далеко, на другом конце острова. Но у них крылья, так что им все равно. Это мне пришлось бы бить ноги по утесам…

– Ты их видел?

– Они прилетали к великану в гости. Пили вино, ели жареную козлятину.

– Горгоны уживаются? С Хрисаором?!

– По-моему, да. Они беседовали.

– О чем?

– Я не запомнил. Это же сон!

– Раньше ты говорил, что они воюют. Они летят с океана, а он машет мечом.

– Думаю, они помирились. После моей встречи с Горгонами я ни разу не видел, чтобы они воевали. Они даже если летят теперь на крыльях, так без клыков и когтей. Он зовет Сфено тетушкой.

– Тетушкой?!

– Ага.

Кажется, я сболтнул лишнего. Лоб Гермия, обычно гладкий как у юноши, пошел морщинами. Брови взлетели на лоб. Бог наклонился вперед, заглянул мне в глаза:

– Ты же говоришь, что ничего не запомнил!

– А это запомнил. Тетушка Сфено, точно.

– Эвриалу он тоже так звал?

– Не помню. Наверное.

– Я встречался с Гипносом, – Гермий внезапно сменил тему. – Он заверяет, что не одаривал тебя этими снами. Он вообще ничего не знает про сны с Хрисаором. Таких снов нет, сказал Гипнос.

Я пожал плечами. С одной стороны, лестно, когда ты видишь такие сны, о каких ничего не известно даже богу сновидений. Но если зайти с другого бока… Два бога ведут разговор обо мне. Один – сын Зевса. Другой – родной брат Таната, бога смерти. Один удивлен, второй растерян. Что бы подумал дедушка Сизиф? Что ничего хорошего в этом разговоре не отыскать, хоть целый день ройся.