Сергей Малицкий - Тени Богов. Избавление [СИ]

Корабль продолжал резать килем волны, продолжал ловить ветер парусами, которые все время как будто тянули судно в сторону, слегка наклоняли его палубу, но вокруг стояла ночь. Черное небо над головой было усыпано звездами. Напротив Гледы, в пяти шагах сидел на палубе Ашман и смотрел на нее.

— Ты что? — спросила она его.

Еще перед вечерним сумраком, отойдя в устроенное на корме место и облегчившись с помощью Дикты, Гледа расположилась для сна почти у носа корабля, отдельно от всех. Недалеко от штурвала. Остальные ее спутники спали у большой мачты, а Гледа не могла лечь. Ей было неудобно лежать. Поэтому она сидела, подложив под спину согнутый матрас.

— Ты говорить, что я могу тебе помогать, — прошептал Ашман.

Гледа ответила энсу не сразу. Сначала пыталась угадать в ночном сумраке выражение его глаз, потом пыталась понять, как бы отнеслась ко всему происходящему с ее дочерью мать. Наверное, уже раз десять умерла бы от разрыва сердца.

— Я не хочу рожать, — наконец прошептала Гледа.

— Не хотеть рожать… это? — дрожащим голосом спросил Ашман. — Ты верить словам Чилдао?

— Я не знаю, — призналась Гледа. — Я согласна с ней лишь в главном. Все должно идти, как идет. Надо следовать тому, что предназначено, и прислушиваться к сущему. Оно подскажет. Вопрос лишь в одном — куда оно ведет нас? В пропасть или на вершину? Мы ведь можем угадывать и дорогу к собственной смерти. Так что нас ждет? Пропасть или вершина?

— А есть разность? — спросил Ашман.

— Разница, — поправила его Гледа. — Есть разница. В ощущениях. Погибнуть можно и в пропасти, и на вершине.

— Я бы предпочел уютную долину с рекой, — рассмеялся Ашман.

Рассмеялся, отстукивая зубами дробь.

— Это хорошо, — кивнула Гледа. — Хорошо, если долина с рекой. Только я не хочу рожать.

— Есть другой выход? — не понял Ашман.

— Я не хочу рожать девственницей, — прошептала Гледа. — Понимаешь?

— Но… — Ашман задрожал всем телом, с трудом сплел руки на груди. — Ты же можешь сама лишить себя… этого?

— Нет, — замотала головой Гледа. — Я не могу сама. Я хотела попросить… тебя. Конечно, если тебе не противно.

— Почему меня… — выдохнул Ашман.

— Ты не сводил с меня глаз, — сказала Гледа.

— Ты очень красива, — прошептал Ашман. — Ты красивее солнца. Даже теперь. Я никогда не видел такой красоты. До тебя.

— Ты поможешь мне? — спросила Гледа.

— Да, — прошептал Ашман. — Я готов умереть ради…

— Не нужно умирать, — попросила Гледа. — Нужно просто помочь мне.

— А ты готова умереть? — спросил Ашман.

— Только если не будет другого выхода, — сказала Гледа.

— Только если не будет другого выхода, — повторил Ашман. — Я помогу тебе.

— Только осторожно, — попросила Гледа. — Медленно и осторожно.

Она еще раз оглядела пустую, кажущуюся в звездном свете серой, палубу. Посмотрела на дремлющего у штурвала мальчишку-моряка. Подняла взгляд на морячка, что негромко бормотал какой-то мотивчик в бочке, закрепленной на мачте. Замотала головой, думая, не все ли равно, смотрит ли на нее хоть кто-то, и начала распускать завязи котто. И точно так же начал возиться со шнуром на портах Ашман.

— Не спеши, — прошептала Гледа, распахивая котто и поднимая подол. — Я лягу так, чтобы тебе было удобно. Не бойся, — она закинула руки за голову, — я твоя.

Почему-то ей показалось, что она вновь прикручена к пыточному кресту в замке Хагл.

— Мне удобно, — ответил, подползая на коленях, Ашман. — Простить меня, Гледа.

Он приблизился к ней, словно вынырнул из темноты. Появился из-под черной поверхности возле лодки, в которой Гледа плыла. Так, словно она сама была лодкой, что покачивалась на черной, разбегающейся волнами палубе. Вынырнул. Ухватился за борт. Подставил лицо звездам. Показал наполненные болью и слезами глаза. Положил на ее правую голую ногу левую руку. Почему-то только одну руку. Скользнул ладонью от колена до бедра и ниже. Ниже и внутрь. Задел лоно. Заставил ее поддаться какому-то незнакомому, но сладостному чувству. Заставил закрыть глаза. Напрягся. И… ничего не сделал. Замер. Закашлялся. Захрипел. Снял руку с бедра. Резко сдернул руку с ее бедра, оцарапав ее или мозолями, или ногтями.

Гледа открыла глаза и увидела лицо Ашмана. Его глаза были вытаращены и наливались кровью прямо под ее взглядом. Его рот был открыт, его губы дрожали, но ничем не могли ему помочь, потому что уже трещали, ломались кости у него в плечах, трещали ребра, и крик ужаса обращался чуть слышным хрипом, потому как вместе с костями сминалась гортань. Вот глаза энса вовсе залила кровь, через секунду она же хлынула изо рта и из ушей, а мгновением позже с глухим треском энс Ашман весь целиком обратился в груду переломанных костей. Дрожа от ужаса, Гледа вновь положила руки на живот, опустила взгляд и увидела на палубе, направленный точно ей в лоно, приготовленный Ашманом кинжал. Увидела и закричала.

Экинус показался на горизонте через час после рассвета.

Чилдао отдала нужные команды морякам и подолшла к Гледе, которая только-только начала приходить в себя. Рядом с ней с середины ужасной ночи теперь неотлучно находилась Дикта.

— Как она? — спросила Чилдао у воительницы.

— Только-только перестала дрожать, — ответила Дикта.

— Как ты? — прошептала Чилдао, наклонившись к уху Гледы. — Хочешь меня о чем-то спросить?

— Да, — прошептала в ответ Гледа. — Думаешь, Ласточка хотела меня защитить?

— Она защищала свою раковину, — вздохнула Чилдао.

— Чила, — голос Гледы задрожал. — Ты, правда, не знаешь, что мы должны сделать?

— Оставаться людьми, — ответила Чилдао. — Это уже немало.

— Почему Ролиг называет тебя Брик? — спросила Гледа. — В честь корабля?

— Нет, — покачала головой Чилдао. — В честь своей сестры. Я заняла ее тело. Не по своей воле, но заняла. И он надеется, что сестра вернется. Когда я умру.

— А ты умрешь? — спросила Гледа.

— Если все получится, то, скорее всего, — улыбнулась Чилдао. — Такие, как я, Адна, Мортек… что-то вроде заразы.

— Я тоже хочу умереть, — сказала Гледа.

— Даже не думай, — погрозила ей пальцем Чилдао.

— Ты можешь спеть? — спросил Варга.

Странным было услышать подобное от храмового соглядатая. Еще более странным показалось то, что это было первым, что Рит услышала, придя в себя. Проснувшись, если можно было назвать сном падение в темную бездну длиной в несколько часов. До песен ли, если всякий человек, пробудившись, должен сначала протереть глаза, потянуться, оправиться да бросить в лицо хотя бы пару пригоршней воды? С другой стороны, до умывания ли, если лицо пылает огнем? Если саднят раны на теле? Хотя как раз против пламени холодная вода бы не помешала. Ну что, дочь степей? Куда тебя занесло на этот раз? Что ты помнишь из вчерашнего вечера? Сумрак, опустившийся на узкие улицы города, похожего на города Фризы, теснящиеся двухэтажные дома из темного кирпича и гудение колокола? И ради чего все это? Ради чего все это путешествие через Беркану? Только ли для того чтобы отвлечь внимание от Гледы? А если бы это внимание не отвлекалось? Что бы изменилось? Неужели те силы, что следовали за Рит, не следовали бы точно так же за Гледой? Или никому не дано предугадать, чем обернется тот или иной шаг? А что если близость того же Варги или даже Лура к подлинному сосуду обернулась бы чем-то непоправимым? Или и это всего лишь уговоры самой себя? И что значит — «Ты сможешь спеть»?