Сергей Малицкий - Тени Богов. Избавление [СИ]

Смерть Мортека не выходила у Гледы из головы. Она представляла лежащую на полу собственного жилища маму, представляла лишившегося руки брата, представляла лишившегося обеих рук отца, но неизменно видела идущего по обугленному бревну человека-головешку. И это было невыносимо, поскольку слишком походило не на ужасную случайность, и даже не на трагический итог преодоления мыслимых и немыслимых обстоятельств, а на грязную, безумную, но работу. Демон его раздери, как он нашел это бревно с выжженными глазами? Чем он смотрел? Как он сгибал колени с выгоревшими сухожилиями? Что заставляло биться его сердце? И ради чего он это все затеял? Что угрожало ему такого, что вот это показалось приемлемым? И не предстоит ли самой Гледе рано или поздно пройтись по такому же бревну? Что же тогда получается? Все, что случилось с ней до сего дня — это только подготовка к чему-то еще более страшному?

И думая об этом, она машинально гладила живот и шептала безостановочно это дурацкое имя-прозвище — «ласточка», как будто ее собственная судьба зависела лишь от одного — благоволения заключенного в ней существа.

На привале, который Ян предложил устроить у полуразрушенной исанской башни, она спросила его:

— Почему башня?

Ян, который только что приволок из какого-то тайника охапку припасенного кем-то хвороста оглянулся на тающую в темноте руину и пожал плечами:

— Горы. Здесь всегда были переплетены гостеприимство и опаска. Мало людей, значит — мало встреч, каждая — словно столкновение в неведомым. Как еще здесь жить? Крепкие двери не помогут. Поэтому — башни. Камня вокруг — много. Извести или глины — тоже хватает. И навоз идет в дело. По-разному. Зависит от высоты башни. Ее поднимают насколько хватает сил и терпения, а потом нижнюю треть, а порой и половину забивают камнем. В монолит. Так что, стучать в дверь такого жилища непросто. Надо еще до этой двери допрыгнуть.

— Но эта башня брошена, — заметила Гледа.

— Последняя на этом склоне, — кивнул Ян. — Выше днем можно разглядеть руины еще нескольких. Люди имеют свойство меняться. От поколения к поколению, да и вообще. Или, будь ты дочерью горца, безропотно продолжала бы семейные традиции?

— Я не знаю… — задумалась, поглаживая живот, Гледа. — Позови ко мне одну из сестриц.

Как она и ожидала, к ней подошли обе.

— Кажется, дело пошло на четвертый месяц, — заметила одна из них, приглядываясь к Гледе. — Разреши?

Не дождавшись ответа, Андра или Фошта опустилась на колени, согнулась и осторожно прижалась к животу Гледы ухом. Прошептала через пару секунд:

— Шевелится! Ребеночек! Надо же…

— Что скажешь? — спросила ее Гледа. — Думаешь, можно начать новую семейную сагу с чистого пергамента? Обозвать непорочным зачатием? Затеять какой-нибудь новый храм или еще что? Воспитать из… этого нечто чистое и невинное?

— Не получится, — хмыкнула та сестрица, что стояла чуть поодаль. — Сама знаешь, порой и за девять месяцев выносить что-то приличное не удается. Каким-то чудом из прекрасных и трогательных младенцев зачастую получаются и людоеды, и негодяи, и мерзавцы, и убийцы.

— Вроде вас? — спросила Гледа.

— Ну, начинается, — протянула, вставая с колен, первая сестрица.

— Откуда вы? — спросила Гледа.

— Из Райдонского монастыря, — ответили они хором.

— Вы что же, родились там? — не поняла Гледа.

— Нет, — хмыкнула одна из сестриц. — Нас продали.

— Продали? — подняла брови Гледа.

— Именно так, — процедила сквозь зубы одна из сестриц. — Принесли в грязных пеленках и отдали настоятельнице за несколько серебряных монет. Поэтому мы — ее собственность.

— Подождите, — замотала головой Гледа. — Но как же… Вы же вроде бы служили… моему дяде? Он был убит, контракт ваш закончился. Разве вы уже не свободны?

— Свободны, — развела руками вторая сестрица. — Только эта наша свобода требует определенного ярлыка. Подтверждения. Мы, конечно, можем обойтись и без него, но выслуживаться за клочок пергамента с печатью перед каждым мытарем уже не хотим.

— А я уж подумала, что у вас какой-то счет к ней… — пробормотала Гледа.

— К настоятельнице-то? — хмыкнула одна из сестриц. — У нас к ней полно счетов. Только ты не думай, что мы туда за ярлыком идем или из-за обиды какой, хотя и не без этого. В другом дело. В тебе.

— Во мне? — уточнила Гледа и положила руки на живот.

— Именно так, — кивнули сестры. — Ты хоть понимаешь, почему этот Мортек решился на это дело?

— Нет, — сказала Гледа.

— Он думал, что погибнет сразу, — получила она ответ. — Что мучений не будет. Раз — и все. А вышло вот так, как вышло.

— Так что о том и речь, — захихикала вторая. — Все дело в тебе. Внутри тебя. И это дело пострашнее, чем белый менгир. Если и вспыхнет, то уж прожарит так, что и ходить будет нечем. Так что, нам рядом с тобой надо быть. А если не вспыхнет, опять же окажемся ближе всех к праздничным пирожкам.

— Пирожков не будет, — сказала Гледа.

— Похоже на то, — согласилась одна из сестриц.

— И вы не умбра, — добавила Гледа.

— И ты, — засмеялась вторая. — Ты зачем звала-то нас?

— Спросить хотела, — объяснила Гледа. — О другом. Не о том, откуда вы. О том, почему вы перестали вплетать ленты в волосы. Лошадями то и дело меняетесь. Я уже несколько дней не могу отличить вас друг от друга.

— Так нужно, — переглянулись сестры, хотя Гледа в сумраке угадывала их лица едва-едва.

— Нужно? — не поняла Гледа.

— Понимаешь… — одна из сестриц глубоко вздохнула. — Мы, конечно, не колдуньи. Но колдунья настоятельница. Не только, но и это тоже. И она сказала нам — вы вернетесь. И сказала странно — обе, но придет только одна.

— Что это значит? — спросила Гледа.

— Одна из нас погибнет, — пожала плечами одна из сестриц. — Нет, ты можешь не верить, но настоятельница пока еще не ошибалась. Хотя и редко пророчествует. К примеру, отправляя нас с твоим дядей, она наказала нам служить ему верно, хотя мы и не собирались нарушать уложения монастыря, но предупредила, что работодатель наш — не жилец.

— Странно заключать контракт, зная, что не сможешь его выполнить, — заметила Гледа.

— Жизнь, конечно, может оборваться в любой момент, — пожала плечами одна из сестриц, — но иногда тянется довольно долго. А уж если охрана оплачивается и оплачивается щедро… Так что — никто не знал, что все закончится так быстро. Мы и года у него не прослужили. Одно знали, что он погибнет раньше нас и не по нашей вине.

— Теперь наш черед, — сказала вторая.

— Ваш? — задумалась Гледа. — Которая из вас погибнет?

— Одна из нас, — услышала она в ответ. — Кто бы ни погиб, оставшаяся не назовет ее имени. Она будет сразу обеими. И возьмет имя матери.

— Значит, — поняла Гледа, — мать у вас все-таки была.