Хафса Файзал - Охотники за пламенем [litres]

– Дин! – позвала Зафира.

Быть может, игра света придавала ему странно застывший вид. Быть может, она слишком долго смотрела на его неподвижную грудь, отчего казалось, что она по-прежнему бездыханна.

Дин поднял руку, неуверенно развёл длинные пальцы. Что-то в его жесте заставило её остановиться. Дин, однако, заметил её колебания. Как замечал всё и всегда. На лице его возникла улыбка.

Улыбка, которая могла бы сразиться с самим солнцем и вернуть в этот мир справедливость.

Насир чуть было не зарычал вслух.

Охотник, дурак, выжил из ума. Он будто не замечал, какое безобразное, тёмное создание встало перед ним. Более того, вместо нападения он спрятал джамбию в ножны.

Ослабил защиту.

Приблизился к чудищу.

Насир наблюдал за ним из полуразрушенной передней, пока разочарование щекотало нервы.

Ифрит действовал осторожно. Он был созданием бездымного огня, заключённым Сёстрами в тюрьму на Шарре. Однако не только ифриты выбирались из мрака под темнеющим небом.

– Ты действительно думаешь, что Охотник видит ифрита в настоящем обличье? – спросил Альтаир, осторожно вращая плечом.

Насиру было плевать. Если глупец продолжит бездействовать, то погибнет вместе с единственным шансом найти путь к Джаварату. Почему этот Охотник всегда подвергается опасности?

Насир поднял лук. Компас лежал в кармане тяжёлым грузом. Хашашин не стал рассказывать Альтаиру, что с тех пор, как они взобрались на стену, стрелка поменяла направление. Дважды.

И дважды привела к Охотнику.

Внезапный крик развеял мысли Насира.

И снова Зафира видела смерть Дина. И пытке не было конца.

Стрела опять попала под сердце. Та же стрела, что и раньше, из чёрного дерева с заострённым серебряным оперением. Черты Дина исказил гнев. Жестокость, которой Зафира никогда прежде не видела на его лице.

Когда он упал, голос Охотницы вновь оказался во власти сердца. Она закричала, но быстро остановилась, обратившись к разуму. Никогда в жизни она не издавала подобных звуков.

Но.

Дин начал разлагаться прямо на глазах. Внешность его стала искажаться . Волосы редели, пока голова не облысела; глаза потемнели до бездонно-чёрного цвета. А затем бездыханное тело погрузилось в сумрачные тени разрушенного рынка.

С бранью на устах Зафира отпрянула. Смерть Дина настолько вывела её из равновесия, что она ослабила бдительность и попалась в ловушку Шарра. Ифрит. Существо, питающееся отчаянием и горем. Шарр вовсе не хоронил тело Дина и даже не поглощал его.

Шарр его украл.

Что-то хрустнуло за спиной, и Зафира застыла на месте.

Хруст повторился.

На этот раз звук был намеренным, как будто кто-то хотел , чтобы она знала о чужом присутствии.

Тяжёлые сапоги ступили на каменную террасу. Кто бы ни спас её от ифрита сейчас, прежде он забрал жизнь Дина. Зафира потянулась за луком и…

– Замри.

Голос был холодный, привыкший отдавать приказы без необходимости их повторять, несмотря на негромкое звучание. Зафира застыла, опустила руку, медленно сжала кулак.

– Не двигайся, Охотник.

Услышав обращение, она заметно напряглась.

– Твоя слава тебя опережает.

Взгляд упал на труп ифрита, над которым насмехалась чёрно-серебряная стрела. Настоящее серебро.

Оружие принадлежало человеку с достатком.

«Чёрный и серебряный, чёрный и серебряный», – подстёгивала память Зафира.

Она знала эти цвета. Знала, где люди говорят с такой ноткой спокойствия.

Охотница перестала дышать. Сарасинец .

– Rida’. Сбрось его.

Рида – капюшон по-сарасински. Язык людей, которые устроили ей засаду на краю Арза. Язык самого султана.

– Я сказал, сбрось rida’ .

Зафира взвесила вероятность того, что стоящий позади мужчина убьёт её со спины. Подлый поступок, но его вполне можно было ожидать от сарасинца. В конце концов, этот человек убил бы её, если бы Дин…

Нет. Если ей предстояло умереть, сначала она хотела увидеть лицо человека, который так рано украл у Аравии Дина.

Зафира повернулась и сбросила капюшон.

Их было двое. Оба молодые. Глаза обведены дымчатой краской, которую, без всяких сомнений, оценила бы Ясмин. Светловолосый был крупнее и красивее, с загорелой кожей и насмешливым изгибом рта. Из-под аккуратного тюрбана выглядывали пряди тёмного золота. Поверх роскошных фиолетовых шальвар красовалась усыпанная драгоценностями джамбия. Испачканное кровью правое плечо было наскоро замотано тканью.

«Свежая рана», – догадалась Зафира.

Другой мужчина казался стройнее. От выразительных плеч и подбородка исходила сила. Спадающие на лоб волосы по цвету своему напоминали тени, что окутали остров. Кожа была смуглой, как у тех сарасинцев, которые устроили ей засаду. Чёрно-серая куфия покрывала голову, спускаясь вниз по шее.

На нём был костюм, на удивление лишённый оружия. Подобного одеяния Зафира раньше не видела. Но, вероятно, в том и заключалась цель: не вызывать лишних подозрений. Правую сторону лица, ото лба до верхней части щеки, пересекал шрам. Удивительно, что его правый глаз вообще остался цел.

Глаза . Их беспокойный серый цвет сходствовал с мёртвым пеплом, плывущим на холодном ветру. Именно его стрела целилась ей в сердце. Именно его брови приподнялись, выказывая удивление.

Было странно попасть под оценивающий мужской взгляд. Зафира настолько привыкла показывать людям лишь затенённую плащом фигуру, что теперь ноги её едва не подкосились. Но, почувствовав на своём подбородке призрачные пальцы Дина, Зафира выпрямилась, позволив себе ухмылку.

– Ты – девушка, – наконец выдавил сарасинец.

Насир сомневался, что отец знал о том, что знаменитый Охотник Деменхура на самом деле был девушкой. Вряд ли Гамека вообще заботила сущность Охотника.

– А ты – убийца, – не теряя ни секунды, выпалила она. В словах звучала резкая мелодия её родного халифата.

Девушка подняла подбородок и встретила взгляд принца, не обращая внимания на направленную в её сердце стрелу.

Она была высокой, широкоплечей, и обе эти черты помогали ей выдавать себя за мужчину. Она несла две сумки. Шальвары были заправлены в мягкие сапоги, откуда торчали кожаные ножны. Свободную рубаху опоясывал чёрный ремень и покрывал громоздкий плащ.

Конечно, Насиру не раз доводилось встречать деменхурцев, однако Охотница от них отличалась. Всё в этой девушке казалось суровым, от скул и разреза губ до кончика носа и абсолютной черноты волос, заплетённых в поспешную косу вокруг головы. Угловатый профиль – ледяной этюд. Даже её взгляд было трудно выдержать. Её глаза, бледно-голубые бесчувственные осколки, обрамлялись ресницами, оттенявшими бледные щёки.