Екатерина Мекачима - За тридевять земель [litres]

– А тебе везде всё подвохи мерещатся, да? – Фросья убрала сарафан и, закрыв скрыню, посмотрела на мужа: – Нельзя сейчас оставлять Веслава в беде.

– В какой беде, милая моя? – удивился Мухома и закрыл свой сундук. – У царя хорошо всё. Василисе помочь мы ничем не сможем, всё, что было надобно, я уже рассказал. Пусть дела свои сердечные решают сами, не дети уже.

– Да как ты так говоришь?! – всплеснула руками Фросья. – Царица с ума сходит, будто ворожбу на неё наслали какую! Неужели тебе не жаль её? Ты бы слышал, какие ужасы она молвит!

Мухома покачал головой, вздохнул и подошёл к жене:

– Я не ведаю, что у них там на Блажене приключилась… – Заяц серьёзно посмотрел на княгиню.

– Как это не ведаешь? – поразилась Фросья. – Веслав и Василиса всё на Великом Соборе после прибытия из Блажена рассказали людям!

– Милая моя, рассказать-то они рассказали, – говорил Мухома. – Но нас-то с тобой там не было, верно?

– Что ты хочешь сказать? – насторожилась Фросья.

– Только то, что мы не знаем того, что случилось на Блажене. – Мухома взял жену за руку, но Фросья продолжала хмуро смотреть на мужа. – Ни Веслав, ни Василиса не поведали людям о чудесном спасении царицы, когда они вернулись из Блажена. Просили нас хранить тайну. Яромир их, помню, поддержал… Но если Василиса и правда умирала, как говорила нам, то как она осталась жива?

– Её спас оберег, – растерянно ответила Фросья.

– Милая, ты сама в это веришь?

– Что ты такое говоришь? – тихо прошептала Фросья.

– То и говорю, – отвечал Мухома. Фросья попыталась отстраниться, но Мухома не позволил. – Послушай меня, пожалуйста, душа моя, – просил князь. Фросья не опускала пристального взора. – Ты веришь, что кусочек дерева берёзы, пусть и заговорённый берегиней-матерью Василисы, обладает такой Силой, что может победить смерть?

– Мухома… – опешила княгиня.

– Не спеши гневаться на меня, любовь моя. – Мухома взял Фросью и за другую руку. – Ты сама подумай. Просто подумай сама. Разве такое возможно?

– Боги всесильны…

– Боги? Ты же слышала – Василису спас берёзовый оберег, а не Боги, – ответил Мухома, и взгляд княгини помрачнел. – Ты слышала о том, чтобы Боги воскрешали мёртвых?

Фросья, замерев, смотрела на мужа. Как бы ей ни хотелось возразить Мухоме, она понимала: он прав.

– Если верить Василисе, в Свету существует только один живой мертвец, и его спас Мор, – тихо и мрачно проговорил князь.

– Мухома…

– Да, душа моя. Я, признаюсь, много размышлял о царице. Ибо за те года, что мы её не видели, она сделалась другой. – Мухома хмуро смотрел на жену. – Неужели ты не видишь? Из сильной, весёлой, умной девушки она превратилась в молчаливую, угрюмую, хмурую женщину. И красота её будто бы померкла, и у глаз морщины пролегли.

– Мухома…

– А Веслав того не замечает, – продолжал князь. – Даже не хочет замечать, – уточнил Мухома. – Царь мне говорил, что и к волхвам они ходили, Василиса и травы пила, и скоморохи каждый ужин пляшут у стола – а толку-то? Царице будто свет не мил и ходит призраком, чернее ночи.

– Если бы ты не мог иметь детей и каждую ночь видел Колодец Мора… – попыталась заступиться за царицу Фросья.

Но Мухома перебил жену:

– Вот! О чём я и говорю тебе, родная! – Князь крепче сжал ладони Фросьи. – Ты уверена, что царица Василиса – наша Василиса? Что не вернулся из Царствия Мора вместо неё тёмный дух?

– Какие ужасы ты молвишь! – ахнула княгиня.

– Я молвлю то, что вижу, – покачал головой Мухома. – То, что не хотите видеть вы. Я пытался даже с Веславом говорить – но он не слышит.

– Он любит её! – возразила Фросья.

– Я знаю, душа моя, знаю, – согласился Мухома. – Потому он не хочет замечать – той, которую он когда-то любил, уже нет.

Фросья хмуро смотрела на мужа. Княгиня всеми силами гнала от себя подобные думы, даже Яру уверяла в том, что у Василисы только временное расстройство. И Яромира в том пыталась убедить. Но слова Мухомы пугали – он говорил то, что она сама старалась не замечать.

– Мне кажется, твои думы ушли крайне далеко! – сказала Фросья скорее для себя.

– Может быть, душа моя, – согласился князь. – Но я это к чему веду – в делах сердечных царю мы не поможем, слуги Полоза у Велейных островов могли и ранее встречаться, тоже мне диво – море всегда было вотчиной Змия. Меня, признаюсь, очень удивило то, что Кудеяр сам отправился передать весть, даже свадьбу свою отменил. Но да Сварог с ним. У нас с тобой дочка маленькая. Ясну я бы увёз подальше от тёмных сил.

– Какие тёмные силы?! – ахнула княгиня. – Не так всё плохо!

– Ладно, душа моя, – снова согласился Мухома. – Прошу тебя, успокойся и подумай ещё.

Фросья кивнула.

– Почему только Василиса знает о том, что Кощей жив? – совсем тихо спросил Мухома.

Княгиня молчала, её взгляд совсем потемнел.

– Почему подобных видений не было у волхвов? Почему старцам не являлся Семаргл?

Фросья пожала плечами.

– Нам нужно о дочери думать, душа моя, – шёпот Мухомы казался непозволительно громким. – Я уверен, то, что царю поведал Ратибор, не так страшно, как то, что творится в Теремном Дворце. За окном конец липеня, а в тереме холодно, как зимой! – Мухома указал Фросье на шерстяную шаль, которую княгиня накинула на плечи. Фросья испуганно осмотрела себя: она даже не заметила того, что носит тёплое платье летом. – Что бы там ни происходило с Василисой, что бы ни творилось в Теремном Дворце – это дело нечистое, – продолжал Мухома. – И Ясну нужно увозить. А мы и так тут почти на три месяца задержались.

Фросья молча смотрела во встревоженные глаза мужа.

– После Великого Собора мы вернёмся домой, – наконец ответила княгиня.

– Твои думы тяжелы, царь, – тихо молвил Великий Волхв Далемир. Солнечный свет струился сквозь мозаичные окна Великого Свагобора и отражался от траурных одежд служителя Богов. – Я не могу дать тебе ответы, потому как Боги молчат. Да и Семаргл не являлся.

Веслав хмуро смотрел на старого волхва, что стоял у Огнивицы, располагающейся у основания постамента с капиями Богов. В ярком сиянии дня Великий Волхв Сваргореи походил на былинного кудесника: благородная седина отражала солнечный свет драгоценным серебром; будто вырезанный из дерева профиль украшенного морщинами лица и излучающий силу спокойный и холодный взгляд голубых глаз.

Великий Зал Богов заливал свет; воздух, пропитанный сизым туманом, был прохладен. Солнце, летнее, но не тёплое, играло на искусной росписи багряных стен и колонн. Сияли звезды Краколиста, цветущего на темно-синем куполе потолка. Светились руны на парусах купольного свода, а у самого потолка плыли огнивицы с Небесным Огнём. Зажжённые подле капиев Богов курильницы источали пряный аромат.