Андрэ Нортон - Колдовской мир. Год Единорога [сборник litres]

Все же может ли человек мысленно рисовать себе картины? Не те сцены, что сохранились в его памяти. Не те, что родились в воображении, вызванные рассказами, слышанными так часто, что они становятся почти реальностью… Не знаю… Только перед моим мысленным взором стали мелькать какие-то маленькие картины, не имевшие ничего общего ни с воспоминаниями, ни с мечтами.

Дважды я закрывал глаза и так, с закрытыми глазами, делал три или четыре шага. При этом знал, что иду я не по скалистой пустынной местности. Нет, я целеустремленно иду по хорошо знакомому мне пути, потому что должен выполнить какую-то трудную задачу, иначе придет зло. Не поднимались и каменные стены с обеих сторон. Краем глаза я видел (или мне так казалось) ярко раскрашенные здания, среди которых двигались люди, хотя я различал их лишь мельком. Открыв глаза, я увидел, что по-прежнему иду по горной расщелине, хотя и та, другая картина частично оставалась со мной.

Происходило ли и у Гафии такое же странное наложение одной картины на другую, я не знал. Да мне и не хотелось спрашивать. До меня к тому же доносились и звуки. Не сладкоголосое ночное пение… Это был скорее шепот. Казалось, я слышу отдаленные крики, приказы, призывы к действию, но не как громкие восклицания, а как шепот.

Такое состояние продолжалось еще долгое время. Вдруг неожиданно все прекратилось, горный коридор закончился, и мы вышли в просторную зеленую долину. Волшебству здесь места не было.

Неподалеку паслись животные. Одно из них подняло голову, и рога сверкнули, как начищенное серебро. Олени здесь были крупнее, чем те, что встречались нам до сих пор на побережье. Шкура светлее, серебристо-серая, с темными пятнами на передних ногах.

Олень издал трубный звук и молниеносно скрылся, за ним ринулось все стадо. Но, видимо, они были не так проворны, потому что высокая трава раздвинулась и из нее выскочил лохматый охотник. Не кто иной, как Груу. Одним ударом он свалил на землю молодого оленя, рога которого были не такими роскошными, как у вожака.

Когда мы подошли к коту, он жадно лизал кровь. Подняв голову, кот взглянул на нас и зарычал.

Мяса было много, и мне не терпелось разделать его, разжечь костер и зажарить. Это будет куда вкуснее, чем наши путевые пироги. Однако я не спешил заявлять свои права на животное, которое стало добычей Груу.

Я медлил, Гафия же действовала быстро. Она подошла, и кот позволил ей приблизиться. Склонилась над животным и, легонько дотронувшись до головы между серебряными рогами, сказала:

– Да будет славен великий вождь стада. Благодарим за то, что нам позволено есть. Мы берем лишь то, что дают нам по своей воле.

Груу поднял голову и издал рев, словно он присоединился к ее словам. Она повернулась и подала знак. Мы разделили с Груу его добычу, отрезав столько, сколько могли съесть в этот вечер. Остальное отдали коту. Поблизости мы собрали ветки, и я не побоялся развести костер. Я чувствовал, что в эту ночь опасность нам не угрожает.

Гафия открыла второе отделение свой сумки и вынула перевязанный бечевкой маленький мешочек. С величайшей осторожностью отсыпала часть содержимого в ладонь. Затем, размахнувшись, кинула порошок в середину костра. Вспыхнуло пламя, взметнулось облако ярко-синего дыма. Сильно запахло какой-то травой. Чем именно, не знаю, потому что в травах не разбираюсь.

Потом она снова завязала мешочек, наклонилась вперед и мелкими волнообразными движениями руки стала направлять ароматный дым сначала в одну сторону, затем в другую. Дым, следуя указаниям, послушно отправлялся сначала на север, потом на юг, восток и, наконец, на запад. Когда мы с ней собирали валежник для костра, она часто останавливалась возле кустов и деревьев, пока наконец не отрезала от одного куста ветку длиной с меч. Оголив ветку, она несколько раз поводила ею взад и вперед в дымном облаке.

Проделав эту операцию, поднялась и стала ходить вокруг костра, делая веткой отметки в почве. Начертила круг и вписала в него звезду. В каждую вершину звезды капнула одну-две капли крови убитого оленя и бросила щепотку травы из своих запасов. Потом вернулась и села возле костра, установив прут в вертикальном положении, как шест родового знамени, разве что полотнище на нем не колыхалось.

Вопросов ей я счел лучшим не задавать. За время совместного путешествия усвоил, что она в этом случае снисходила до меня, всем своим видом показывая, что обладает знаниями, которых мне никогда не постичь. Просто догадался, что она совершает некий ритуал, благодаря которому мы себя обезопасим. Что было странно: мне казалось, в этой зеленой долине нам ничто не угрожает. Я решил, что она лишний раз хочет показать мне, как я слеп: спокойно хожу среди расставленных ловушек.

Надвигалась ночь. Я смотрел, как солнце опускается за горы. Их острые вершины четко выделялись на безоблачном небе.

Так как Гафия молчала, я тоже не говорил ни слова, хотя и вскрикнул, когда к нам откуда ни возьмись прыгнул Груу, заняв место возле костра.

Я заранее нарезал и остругал палочки, на которые нанизал куски мяса и пристроил их жариться над костром. Сок капал на пламя. У меня текли слюнки от запаха жареного мяса, и я нетерпеливо ждал, когда оно равномерно со всех сторон обжарится и можно будет приступить к еде. В голове моей бродили неясные воспоминания об охоте, в которой я участвовал еще до нашего переселения.

Наконец я подал своей спутнице палочку со скворчащим мясом, взял другую и немного помахал ею в воздухе, чтобы остудить. Гафия же сидела, держа в руках свою порцию с таким видом, будто вовсе не интересовалась едой.

Сначала я подумал, что она любуется отдаленными горами, а потом заметил, что взгляд ее сосредоточен в точке, находящейся поблизости. Я же, кроме оленей, на которых охотился Груу, не видел в этой долине никого. Даже ни одна птица по вечернему небу не пролетала. Так что я ни о чем Гафию не спросил, а занялся едой с тем удовольствием, какое испытываешь после многих дней воздержания. Груу раскинулся с другой стороны костра, глаза его почти закрылись, хотя время от времени он лизал лапу. Если что-то и двигалось в ночи, интереса он не проявлял.

Как только солнце исчезло, на небо набежали темные облака и накатила темнота. Возможно, подумал я, будет буря. Не лучше ли нам поискать укрытие? Хотя бы под деревьями, где собирали валежник. Я уже готов был предложить это Гафии, как вдруг увидел, что тело ее напряглось. В тот же момент Груу вскинул голову, широко раскрыв глаза, повернулся на запад и уставился в темноту.

В этот раз не было ни пения, ни мелькания серебряных теней. Тот, кто явился, шел легкими стопами, если у него вообще были ноги. У Груу шерсть на спине встала дыбом. Он уже не лежал, привольно раскинувшись. Напротив, подобрал под себя лапы, как бы готовясь к прыжку. Губы его сморщились, но рычания почти не было слышно.