Андрэ Нортон - Колдовской мир. Год Единорога [сборник litres]

Несмотря на то что валежника вокруг было много, костер разжигать я не стал, не желая привлекать внимания. Я полулежал, прислонившись спиной к скале, и смотрел на сгущавшиеся тени. Как только спадала напряженность, перед мысленным взором каждый раз возникала сцена пиршества в заброшенном замке. Почему они ушли, те, кто собрался там, за столом? Что за напасть на них свалилась? Зачем они оставили этот прекрасный замок, которому суждено теперь стать руиной? Уж не чума ли им угрожала? Что их заставило обратиться в бегство?

Я вздрогнул и затаил дыхание.

Я не ослышался? Нет, этот крик мне не почудился. Я опустился на колени, стараясь вырвать ответ на загадку, заданную быстро надвигающейся ночью. Кто просил о помощи и где он… оно… они… могут находиться?

Опять эта мольба. Откуда-то позади меня… с гор, окутанных туманом! Но кто? Я поднялся на ноги, напряженно глядя наверх, на отвесную скалу. В ночи мелькнул слабый огонек, бесформенное пятнышко в тумане. Костер? Да нет, у пламени костра не такой цвет. А если это ловушка с наживкой? Слишком свежи были мои воспоминания о серебряных певицах и их пении в каменных кругах.

В третий раз послышался отчаянный, бессловесный призыв. Осторожность убеждала меня оставаться на месте. Но я не мог игнорировать призыв, заткнув уши. Все существо мое было потрясено. Мне казалось, это кричит кто-то из людей, которых я знаю. Гафия? Айна? Это могла быть и та и другая, а может, обе?

Отбросив мысли о собственной безопасности, я начал карабкаться вверх. Ветер дул в лицо, мне приходилось преодолевать его сопротивление. Вместе с ветром до меня доносился запах – не отвратительный запах зла и не мускусная сладость, которую я связывал с Гуннорой, Лунным святилищем и его цветущими деревьями. Этому запаху я не мог дать определения.

Я прекрасно сознавал, что делаю глупость: пускаться в ночные приключения мне не следовало, но иначе поступить я не мог. Я двигался осторожно, присматриваясь и прислушиваясь. Внимательно смотрел, прежде чем поставить ногу, пережидал каждый шаг и слушал, не раздастся ли новый крик о помощи.

Свет я видел, однако больше ничего не происходило. Лишь с каждым шагом возрастало желание действовать незамедлительно.

На горе, к счастью, росли кусты, за которые я хватался, так как склон становился все круче. Я подтягивался и лез все выше и дальше. Тяжелое облако тумана облепило тело и выступило каплями на лице. Свет в центре туманного занавеса не гас.

Каждые несколько шагов я останавливался. Я ничего не видел, зато напрягал слух. Туман был холодный, словно стояла поздняя осень. Он даже, может быть, приглушал звук, потому что я ничего не слышал.

Свет оставался постоянным – не слабел и не набирал силу. Как маяк… Маяк, который подает сигналы… Кому? Мне? Может, я попаду в ловушку, предназначенную для другого? Но в стороне я остаться не могу, даже если сигнала больше не будет.

Вдруг…

Возле самых моих ног возникла фигура, легкая, как этот призрачный туман. Она увеличилась в размере, и я не мог не узнать тихое рычание. Горный кот – Груу?

Я остановился. Рука схватилась за рукоятку меча. Этот хищник был таким же огромным, как Груу. И если это один из ночных охотников, то и сталь в руке, и боевое мастерство окажутся бессильными против его атаки.

Он прорычал еще раз, повернулся, и туман тут же поглотил его. Груу! Ну конечно это был Груу, иначе мне было бы несдобровать. Значит, здесь Гафия!

Оставшийся до вершины путь я одолел одним махом. Мне хотелось громко окликнуть ее по имени, но я боялся, что она попала в беду и я своим криком только наврежу ей. Быть может, ее взяли в плен или хотят захватить. Серебристый кот поджидал меня возле горевшего огня.

Свет исходил и распространялся от предмета, стоявшего на выступе голой скалы. Что это был за предмет, я не понял. В этот момент мне было не до того. Я увидел безвольно лежавшую фигуру. Кот уселся возле нее и грубым языком стал лизать ее щеку.

Это была Гафия. Кто-то жестоко обошелся с ней. Ее крепкая дорожная одежда была изорвана в клочья. Руки с глубокими красными царапинами обнажены до плеч. Бриджи тоже были превращены в ленты, связанные друг с другом узлами.

Волосы превратились в спутанный дикий клубок с засевшими в нем сухими листьями и мелким сором. Лицо страшно исхудало, кисти рук, в синяках и царапинах, похожи были на клешни крылатого монстра, с которым я дрался.

Встав возле нее на колени, я пощупал пульс. Она лежала в такой безвольной позе, что я подумал, не слышал ли я там, внизу, ее предсмертный крик. Быть может, она уже умерла и я опоздал. Груу слегка отодвинулся и подпустил меня к ней, но его зеленые глаза внимательно следили за мной, словно он критически оценивал мои действия и готов был в любой момент исправить ошибку.

Да, она была жива, но сердце ее билось слабо, и, возможно, она была на краю гибели. Мне нужны были мои припасы. Я взял бутылку с водой и брызнул ей в лицо. Потом, поддерживая голову, поднес к ее губам маленькую жестяную кружку и постарался накапать воды ей в рот. Вспомнив инструкции Забины, я накрошил сушеных листьев, которые та дала мне в дорогу, и, налив в кружку воды, энергично потряс ее. От смеси поднялся свежий, острый аромат. Я снова приподнял девушку и, удерживая голову, влил в рот травяной эликсир, потом еще раз. Глаза ее открылись, и она посмотрела на меня.

Узнавания в ее глазах не было. Взгляд ее уходил в другие миры, за меня, сквозь меня. Все же мне удалось вылить в нее всю настойку. Потом я взял горстку грубо смолотого зерна, налил воды и сделал подобие комковатой каши. Маленькой ложкой я стал засовывать кашу ей в рот. Она жевала и глотала. Все же она не видела меня и, похоже, не понимала, что кто-то ухаживает за ней.

Впервые я открыл ее сумку. В коробке обнаружил целебную мазь. Подтащив ее поближе к свету, осторожными движениями наложил мазь на самые страшные царапины, глубоко располосовавшие ее руки и ноги.

Груу по-прежнему не сводил с меня глаз. Прежде чем я закончил, он поднялся и посмотрел в ночь, подняв голову. Он то ли услышал, то ли почувствовал какую-то опасность и беспокойно начал ходить взад-вперед, оставаясь между нами и туманным занавесом.

Затем он издал громкий рык. Не успел я сделать движение, как он прыгнул и исчез в тумане. Я слышал звуки, извещавшие о битве: рычание, хриплые вопли, которые, что было совершенно ясно, издавал противник Груу.

Я стоял возле Гафии, сжимая в руке меч. Некоторое время спустя из тумана вышел Груу. На груди его были темные брызги, кровь капала с его больших клыков. Он невозмутимо уселся возле огня и начал счищать со шкуры следы битвы, слизывая их и с отвращением сплевывая. Я вынул бинт, который носил с собой, и смочил в воде.