Андрэ Нортон - Колдовской мир. Год Единорога [сборник litres]

Я убедился, что поступил правильно, так как Гафия сделала последнюю попытку вырваться на свободу. Я был во всеоружии и не оставил ей никаких шансов. Только повторил:

– Именем Гунноры, прошу тебя!

Тело ее вдруг стало совершенно безвольным, голова уткнулась в мою руку, которой я зажимал ей рот. Я отпустил ее и сделал шаг назад, не спуская, однако, взгляда с лозы. Она крепко сжимала ее, опустив обгоревший конец вниз. На меня она не смотрела даже сейчас. Голос ее прозвучал холодно и жестко:

– Ты по-прежнему суешься не в свое дело. Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко. Тогда ты узнаешь, что бывает с теми, кто призывает Силы, о которых понятия не имеет. Ты просто дурак!

– Лучше уж я буду живым дураком, чем мертвым. Думаю, ты знаешь вполне достаточно для того, чтобы нам обоим остаться невредимыми. Ты знаешь, куда мы идем…

– Куда я иду! – поправила меня Гафия.

Она все еще отворачивала от меня лицо. Похоже, ей было стыдно, оттого что я удерживал ее. Это роняло ее в собственных глазах. Я старался не выражать сочувствия. Я с самого начала проявлял в отношениях с ней справедливость, в отличие от нее, и был честен.

– Куда мы оба идем, – спокойно поправил я. – К тому же у тебя есть проводник-невидимка. Я видел, как ты с ним говорила. Она… или оно… сейчас здесь?

– Это тайны, о которых не говорят с посторонними, – отрезала она.

– Я уже вовсю причастен к этим тайнам. Я разговаривал с Гуннорой. Я вызывал Охотника. Разве он не ответил мне?

Она упорно не смотрела на меня. Глаза ее метались из стороны в сторону, как у загнанного в угол животного, который ищет спасительную нору.

– Я дала клятву. Ты не знаешь, о чем спрашиваешь…

На меня опять снизошло озарение.

– Вызови своего невидимку. Спроси, должен ли я оставаться слепым среди зрячих. Я требую это именем Гунноры!

Лоза дрогнула.

– Она… почему ты говоришь о ней? Ее голоса не слышит мужчина!

– Этот мужчина услышит. За пиршественным столом я сидел слева от нее. И разговаривала она со мной куда любезнее, чем ты можешь представить. Кубок – это ее подарок…

– Я не могу сказать…

– Тогда вызови того, кто может, – настаивал я. – Твоего невидимку.

Теперь она смотрела на меня. В глазах ее пылало пламя – не то гнева, не то ненависти.

– Что ж, ты за все ответишь! – Она со злостью воткнула лозу в землю возле своих ног, отступила на два шага и уселась, скрестив ноги, рядом с обгорелым прутом.

Я в этот момент схватился за сумку, в которую положил кубок, и мысленно представил себе Янтарную госпожу, полную жизни, такую же зрелую и плодоносную, как и символ, который она носила.

Меня охватил холод, хотя минуту назад солнце грело мою обнаженную голову. Мне показалось, что с обгорелой ветки, столь дорогой для моей спутницы, на меня дышит Ледяной Дракон. Холод становился все нестерпимее, словно Дракон вознамерился изгнать меня. Но я не отступал и думал о Гунноре и кубке. Я порылся в сумке и достал драгоценный лист. Возможно, когда-то это был настоящий, живой лист. Теперь же он станет для меня талисманом.

Гафия заговорила нараспев на непонятном языке. Должно быть, она читала одно из заклинаний бардов. Холод нарастал. Мне казалось, я погружен в лед с головы до ног, только под рукой, лежавшей на сумке и сжимавшей драгоценный лист, было тепло. Это тепло поднималось кверху и боролось с холодом, который, вероятно, мог быть смертельным. Может, Гафия преднамеренно причиняла мне вред? Возможно, Сила, говорившая с ней, имела свои способы защиты от посторонних.

Голоса, отвечавшего ей, я не слышал. Гафия перестала петь и обратилась напрямую к источнику холода. Опять я постарался вообразить себе Гуннору. Вдруг лицо ее стало меркнуть, несмотря на все мои усилия. Вместо ее янтарно-золотой красоты появилось другое лицо. Это была женщина помоложе. Я никогда раньше ее не видел. Волосы ее были гладко зачесаны назад и перевязаны лентой с молодым месяцем в серебряной оправе. Лицо ее выражало суровую непреклонность, в отличие от Гунноры, которая готова была прощать человеческие слабости. Глаза этой незнакомки были серыми, как зимний сад, и тепла в них было не больше. Волосы черные, как зимнее ночное небо, а платье на стройной фигуре белое, как свет от горящей лозы.

Доброты в ней не было и в помине. Чувства полностью заморожены. Все же в гордой посадке головы, в выражении лица мне чудилось что-то знакомое. Я видел ее сущность, и у меня не было сомнения, что ее последователи, как и Гафия, просили у нее лишь чистого знания, которое позволило бы им еще больше отгородиться от остальных людей.

Мне некуда было деваться от ее испытующего взгляда. Я ощущал нечто вроде нетерпеливого презрения – не ко мне как к человеку, а как к одному из представителей мужского пола. Мужчины для нее просто не существовали.

– Гуннора! – Не знаю, прокричал ли я это имя или только мысленно произнес.

Спокойствие было нарушено. Она не нахмурилась, не сделала шага назад, но каким-то шестым чувством я ощутил, что она встревожена. Возможно, в параллельном мире тоже существовала вражда: Сила боролась с Силой. Здесь, на земле, я был на стороне одной Силы, Гафия – на стороне другой.

Мне не показалось. Изменения начались. Белое платье стало приобретать другой оттенок. Тело девушки соблазнительно округлилось. Луна в диадеме из ущербной стала полной. Неуловимое сходство, которое я заметил, проявилось с полной силой: это тоже была Гуннора. Но в другом обличье. Девушка, женщина – одно и то же лицо, но с разными характерами.

Холод, чуть не заморозивший меня до смерти, стал сменяться теплом. Я почувствовал запахи лета, спелых фруктов, пыльный аромат зерна, готового к жатве. Две природы. Та, что жила в Гафии, призывала одну Силу. Та, что дремала во мне, призвала другую.

Всего лишь на мгновение явилась ко мне моя Янтарная госпожа. Затем исчезла. Хотя она и ушла, я почувствовал, что признан ею, что теперь передо мной открыты двери во многие земли, а не только в ту, по которой мы шли сейчас. Мне нужно только сильно пожелать, и желание мое постепенно исполнится.

– Гуннора! – воскликнул я, когда она исчезла.

Мне так хотелось еще раз услышать ее звучный голос. Губы мои горели, как тогда, после подаренного ею поцелуя.

– Диана! – Мое восклицание подхватило эхо.

Гафия протянула руки в пространство, словно желала схватить и удержать нечто неосязаемое. Я знал, что мы сейчас не одни. Сила, которую вызвала она, ответила не только ей, но и мне.

В голосе ее прозвучала нота отчаяния, как будто она призывала близкого человека, навеки ее покидавшего. Затем руки ее упали на колени, голова опустилась.

Я не подошел к ней. Я знал, что в этот момент ей будет очень неприятно мое прикосновение. Но я заговорил: