Дэниэл Фостер - Дух воина [litres]

За стволами деревьев стала проглядывать открытая местность. Брудвар отвязал собак и дал знак детям приготовить луки.

Вскоре послышался долгожданный лай. Согнувшись, отряд пробирался все ближе и ближе. Стук собственного сердца казался Брудвару необычайно громким. Дети были серьезны как никогда. В нетерпении кусая губы, откинув капюшоны, они смотрели вперед так напряженно, словно пытались увидеть там свою судьбу.

Лес поредел, уступив место зарослям кустарника. За ним блестела, отражая тусклый свет солнца, водная гладь. Лай отдалялся, сделавшись отрывистым. Собаки не стояли на месте, добыча двигалась. Предположение оказалось верным. Псы вертелись вокруг массивной четвероногой фигуры, неуверенно бредущей вдоль берега.

– Прибавим ходу, – шепнул отец.

Не отрывая глаз от добычи, крадясь за низкой растительностью, они преследовали животных, надеясь, что лось не сиганет в лес и Гурднир не пустит стрелу первым. Он как раз должен был оказаться рядом.

К счастью, зайдя по колено в воду, сохатый остановился и раздраженно смотрел на собак. Самец был огромен, не меньше трех метров в длину, но из-за высоких и тонких ног туловище казалось непропорционально коротким. Крупную горбоносую голову венчала корона огромных лопатообразных рогов. Знатный трофей.

Лось резко подался вперед, окатив собак брызгами и припугнув их. Те отскочили, но принялись гавкать еще сильнее, зовя охотников.

Брудвар вместе с мальчишками затаились напротив загнанной добычи. Получив одобрение отца, братья встали и натянули луки.

Первым спустил тетиву Гутлайф. За коротким свистом последовал оглушительный рев – одновременно похожий на яростное мычание рассерженного быка и человеческий стон. Стрела пробила мягкий кожистый вырост на шее и осталась торчать в груди животного, заливая кровью буровато-черную шерсть.

Сохатый устоял. Обезумев от боли, заметивший обидчиков лось ринулся вперед, попутно обрушив ярость на собак. Одна из них не успела увернуться, получив жестокий удар копытом. Издав короткий визг, она рухнула.

Выстрелил Хагун. Он мог убить животное, но стрела, звонко ударившись о ветвистые рога, прошла в паре пальцев ото лба сохатого. Раненая туша мчалась прямо на кусты, обещая неизбежную смерть Брудвару и его детям. Счет пошел на секунды.

Братья, оцепенев от ужаса, пытались наложить стрелы. Пальцы дрожали, обрекая затею на провал. Позади что-то кричал шаман, лаяли собаки…

– Назад, прячьтесь! – Брудвар сильно толкнул детей, отчего оба упали на сырую землю.

Возиться с луком было некогда. Не дрогнув, мужчина снял с пояса топор. Ощутив гладкую рукоять, отвел руку назад и принял стойку. На какой-то миг для него все вокруг перестало существовать. Звуки приглушились и доносились словно издалека. Свирепое, окровавленное животное, готовое растерзать его тело в клочья, будто замедлило бег. Наметанным взглядом убийцы, знающего следующий шаг своей жертвы, Брудвар оценил расстояние. Двадцать метров. Каждая секунда сокращает дистанцию. Топору нужно три оборота, чтобы прикончить цель наверняка или хотя бы оглушить.

Ждать. Вождь отклонился назад, прогнув спину.

Ждать. Тело натянулось, словно лук.

Еще чуть-чуть. Начал движение бедром.

Пора.

Он метнул оружие, придав ему вращение. С глухим, неприятным треском острая кромка вошла в череп животного. Длинные ноги тут же подкосились, и лось рухнул, по инерции покатившись в кусты, сминая их. Массивное тело дернулось в последний раз и застыло у ботинок Брудвара. Черные остекленевшие глаза животного смотрели на него с каким-то удивлением.

«Ты уж извини, но тут либо ты, либо я. Ничего личного». – Сжав рога, Брудвар вытащил топор.

– Отец, – подал голос Хагун, поднимаясь с колен. – Ты… Ты чуть не погиб!

– Все произошло так быстро, – растерянно добавил Гутлайф, опираясь на березу. – А я ведь попал ему в шею…

– Идите-ка сюда, – отец обнял сыновей, благодаря Предков за то, что смог уберечь их. К нему приходило осознание того, что все они были на волосок от смерти. – Главное, что мы живы. Сам не понимаю, как он не издох после твоего выстрела. Выносливый оказался, зараза. Первый раз такого вижу. А выстрел был хорош. Оба выстрела. Не каждый может попасть в движущуюся мишень.

– Научишь так же метать топор? – спросил Гутлайф.

– Хм, постараюсь, – загадочно улыбнулся Брудвар, вновь задумавшись о своем прошлом. Так уж сложилось, что игра в «топорики» и «ножички» с детства была для него одной из любимых.

Прибежали остальные. Изумились живучести сохатого, похвалили Брудвара и детей. Гурднир, узнав о смерти собаки, огорчился. Вождь пообещал прислать ему новых или дать столько щенят, сколько попросит. Егерь покряхтел, но предложением остался доволен.

Охотники передвинулись к озеру и развели костер. Необходимо было разделать тушу, пока мясо не испортилось. Гурднир оживился. Лихо, с явным знанием своего дела, егерь надрезал шкуру у задних ног, вспорол брюхо и продолжил аккуратный разрез от горла до хвоста. Братья наблюдали с интересом. Но когда Брудвар попросил их помочь и подрезать сухожилия, Хагун не выдержал зрелища и его вырвало.

«Ничего, должен привыкнуть. Еще и не такого насмотрится», – подумал Брудвар.

После того как с лося сняли шкуру, перешли к потрошению туши. Гутлайф с ехидной улыбкой работал за двоих. Хагун, бледный, как молоко, грелся у огня, бросая на брата злобные взгляды. Отец занял его жаркой мяса, пока остальные возились с тушей, пиля, рубя ее на части и складывая пахучие куски в мешки.

Когда с утомительным занятием было покончено, от величавого животного остались лишь неприглядные ошметки. Охотники собрались вокруг огня и приступили к трапезе. Горячее, ароматное мясо заедали луком и морковью, запивали элем и кислой брусничной настойкой, которой угостил всех Гурднир. Она оказалась столь крепкой, что Брудвар быстро захмелел. Вытянув ноги и оперевшись на поваленное бревно, с расслабленной улыбкой сытого кота он слушал разговоры воинов и детей, ощущая блаженство. В этот момент он был счастлив. Все переживания казались далекими и незначительными. Удивительно. А ведь еще пару дней назад он не мог заснуть из-за груза тяготивших его проблем.

Осень дохнула ветром. Озеро покрылось рябью, зашептали кусты, заворчали деревья. На грудь вождя, кружась в танце, упал кленовый лист цвета запекшейся крови и размером с ладонь. Вождь потер его шершавую поверхность пальцами. Задумался о том, как быстро и неумолимо течет время.

Когда-нибудь и он, и все, кем он дорожит, превратятся в прах. Вождя охватила легкая печаль. Хмель, гулявший по его крови, усилил ее, сделав почти невыносимой. Беззаботную расслабленность и покой сменила тревога.