Гаянэ Степанян - Книга аэда [litres]

Но сейчас, после бессонной ночи, сходя с рунического портала станции имени Ардаласского Легиона, Сафирет проклинала свои тщеславие и любопытство: ну право, какая разница, в каком клубе два психически неустойчивых подростка ставят спектакль про господина Кханка, которого пару тысяч лет назад вполне заслуженно казнили?! Она раздраженно толкнула стеклянную дверь и вышла в город.

Как всегда, по субботам на площади напротив станции было людно: собирался очередной митинг против партии власти. Скользнув взглядом по людям с транспарантами и мобилям Саргата, Сафирет заметила близнецов, спешивших ей навстречу.

– Здравствуйте, госпожа Шандэ, – заговорила Лисантэ. – Мы боялись, что вы передумаете!

– Нет-нет, как я могла?! – Сафирет отвечала не очень искренне: если бы у нее был мобильный телефон или любое другое средство мгновенной связи, она бы точно эту встречу отменила. – Нам далеко? Нужен паромобиль?

– Нет, – отозвался Агнеда. – Нам семь минут пешком.

«Цитадель» с раннего утра напоминала жужжащий улей. Когда Риемо пришел, на столиках уже красовались подсвечники, два полутораметровых канделябра разместились около сцены, девушки расставляли высокие белые свечи, а юноши проверяли, все ли электроприборы выключены. В обычном технологическом режиме работала только кухня. Никогда раньше кэльвы не собирались в своем клубе в столь ранний час. Они были воодушевлены и говорили только об аэдах.

Риемо разделял любопытство своих подопечных и их нетерпеливое ожидание сегодняшней гостьи. Со времен Аверунны и распада Шестимирного Ульма человечество потянулось по пути логиков: энергия, которую давали электричество и расщепление атома, казалась более дешевой, чем та, за которую требовалось платить силой чувств. В последние два столетия во всех Шести мирах аэды были в меньшинстве, и люди, которых называли универсалами, не занимавшиеся ни логикой, ни аэдическим искусством, предпочитали жить в мире поездов, самолетов, компьютеров, визоров и телефонов. Они мечтали о космосе и развитии робототехники, получали водительские права и передавали друг другу мгновенные сообщения через рету.

Но в этом уютном мире, где свет включался легким нажатием на кнопку, жили аэды, не нуждавшиеся в услугах электрической промышленности и не покупавшие бытовую технику. Аэды не смотрели визор, не слушали радио, и, к вящему неудовольствию политиков и производителей бытовых благ, их мнением удавалось манипулировать только с помощью газет. Чтобы получить свет и тепло, им было достаточно начертать руну на листке бумаги; они могли переносить людей по всем Шести мирам Кэдидарры, одной из возможных вселенных, могли разрушать камень и поднимать дирижабли в воздух лишь силой своей мечты о полете. Они жили в малоэтажных кварталах, только изредка выбираясь в большой город в те заведения, где были помещения, не подключенные к электросетям. И мало кто из обывателей мог похвастаться знакомством с аэдом.

Появление аэда в любом месте, открытом только для логиков и универсалов, было сродни появлению эльфа. Именно поэтому Риемо, как и все его подопечные, движимый огромным любопытством, пришел в клуб в столь ранний час. Но не только любопытство толкало его. Уже несколько дней он ощущал потоки дхарм, и с каждым днем чувство грядущей встречи с судьбой росло и крепло. И чем ближе было время лекции о Рагдаре Кханке, тем нестерпимее и оглушительнее звучал Голос Судьбы.

Своего апогея он достиг в тот момент, когда Риемо, подчиняясь его Зову, вышел из своего кабинета к лестнице. По ней спускались трое: Агнеда, Лисантэ и женщина лет двадцати с чем-то. Агнеда, не заметив замешательства Риемо, поспешил представить гостью:

– Это госпожа Сафирет Шандэ, наша лектор по поэзии эпохи Вальдераса. Госпожа Шандэ, это директор нашего клуба, господин Риемо Таэрдос.

– Приятно познакомиться, господин Таэрдос, – первой ответила она.

– Мне тоже очень приятно, госпожа Шандэ. – Он так растерялся, что не сразу вспомнил слова приветствия. – Позвольте поухаживать за вами.

– Благодарю, вы очень любезны.

Риемо помог гостье снять шубку. Одновременно он рассмотрел ее лицо: огромные карие глаза, оттененные длинными ресницами, прямой крупный нос… Ханшеллийка? И темные, но не черные волосы, волнами струившиеся по спине.

– Мы все вас очень ждали. Может, сначала чай, а потом лекция?

– Спасибо, но чай лучше после. – Сафирет хотелось поскорее закончить с лекцией и отправиться домой – отсыпаться.

В зале Сафирет увидела небольшую, освещенную свечами сцену, приподнятую на две ступеньки. Перед ней стояли столики, за которыми уже рассаживались слушатели: старшим не было и двадцати пяти. Сафирет бросила свою сумку на стуле у ближайшего столика и поднялась на сцену. Рядом с ней встал Агнеда.

– Друзья! – обратился он к залу. – Друзья, вы все знаете, что мы с Лис ставим пьесу о жизни Рагдара Кханка, декорации к которой любезно нарисовал Нирман. Нам хотелось бы, чтобы перед постановкой наша уважаемая преподавательница, госпожа Сафирет Шандэ, рассказала о жизни и творчестве создателя теории об осознании Кэлидаррой себя через людей. Госпожа Шандэ, прошу вас!

Сафирет разволновалась. О чем она думала, собираясь сюда?! Перед ней не обычные студенты, которые имя Вальдераса не всегда помнят. Перед ней – кэльвы, считающие Кханка праотцом своей философии и знающие о его жизни столько, сколько, скорее всего, она сама не знает. Почему она подумала об этом только сейчас? Раньше надо было соображать, а не тешить свое лекторское самолюбие мыслью о том, что нелюдимые дети Рукволы захотели от нее рассказ о Кханке…

– Что ж… – подавив волнение, начала она. – Всех приветствую, друзья! Агнеда, Лисантэ, господин Таэрдос, благодарю вас за приглашение. Итак, сегодня мы поговорим о Рагдаре Кханке…

– Рагдар Кханк – великий поэт эпохи Вальдераса. Он прославился как один из первых мастеров-аэдов, стихотворец, сподвижник Вальдераса и, главное, автор поэтического эпоса «Меч и Мечта Кшартара», в котором он переосмысливает содержание Священного Гальдара так, чтобы оправдать борьбу Вальдераса против культа Шести и истинного Гальдара. Эту информацию, как и прочие биографические факты, вы, скорее всего, знаете лучше меня, – признала Сафирет под одобрительные смешки зала. – Поэтому я начну с рассказа не о господине Рагдаре, а о его читателях. Кто те люди, благодаря которым его имя дошло до нас? Каких людей его строки волнуют до сих пор?

Отблески живого огня свечей выхватывали лица слушателей из мрака: и у юношей, и у девушек глаза были подведены темными тенями, крашеные волосы отливали ядовитыми цветами, губы были затушеваны тональным кремом или черной помадой… Они являли собой полную противоположность студентам университета, детям из приличных семей, среди которых любителей поэзии Кханка было ничтожно мало.