Гаянэ Степанян - Книга аэда [litres]

После Битвы у Трех Рек поэты и хронисты, несмотря на богатую историографическую традицию, не знали, что писать о человеке, обратившем в бегство тварей Извне. Карагартцы не могли объяснить поражение Воплощенной, а ульмийцы искали способ рассказать о победе так, чтоб победителем выглядел царь, а не его друг.

Пока Рагдар оправлялся после ранения, Вальдерас откладывал торжества в честь великой победы. Оживала забытая после поединка с Нартором детская зависть, дхармы нехорошо холодили пальцы, и тайный голос нашептывал днем и ночью, что царское имя померкнет рядом с именем паломника, спасшего Ульм от неминуемого поражения. Внезапно победа у Трех Рек оборачивалась личным поражением Вальдераса.

Он расспрашивал Рагдара, но тот объяснял свою власть над стихиями кэльвой.

– И что, – допытывался Вальдерас, – ты теперь в любой момент можешь метать молнии? Может, я зря трачу золото на армию? Если ты один разгоняешь тварей Извне, что тебе войско человеческое…

– Нет, – простодушно улыбался Рагдар. – Если бы все было так просто… Понимаешь, люди не вызывают во мне таких чувств, как твари Извне. А они… Я их так ощущаю, словно они застрявший в теле наконечник стрелы или множество заноз, от которых мне непременно надо избавиться.

– Всей нашей армии они не то что занозами, смертным приговором были! Но от этого ни облачка не прибавилось!

– Я же говорю, дело в кэльве! Против людей я так не могу, как бы глубоко ни погружался! Люди, даже если они мне отвратительны, все равно дети нашего мира. А вот твари Извне…

Опасения Вальдераса разделяли халиты: могущество Рагдара не объяснялось ни происками Запределья, ни поддержкой Четырех из Шести. И если руны Вальдераса еще можно было связать с благоволением Атальпас к последнему птенцу дома Сакхара, то гнев стихий, обративший вспять воинство Защитницы, связать ни с чем не выходило. Это означало лишь одно: появилась сила, равная могуществом Двоим из Шести, если не всем Атальпас.

Природа этой силы оставалась тайной, хоть первый халит провел в беседах с Рагдаром не один час, пытаясь постичь суть кэльвы.

Когда Рагдар выздоровел, ликовал весь Ульм. Невероятные события Битвы у Трех Рек успели обрасти еще более невероятными подробностями. Тысячи свидетелей взахлеб рассказывали родным и знакомым о чуде, которое явил первый мечник за минуты до окончательного поражения ульмийского царства.

Вальдерас объявил всенародные празднества в честь небывалой победы. Во время царского шествия по улицам столицы среди криков «Ауберат, Ульм» и «Ауберат, Вальдерас» вдруг раздался возглас: «Ауберат, Кханк!», «Ауберат, Рагдар!». И толпа, и даже воины моментально его подхватили.

Слушая, как толпа славит его лучшего друга, как воины в его честь бьют мечами в щиты, Вальдерас одобрительно улыбался, убеждая других и себя, будто все происходит по его воле и с его одобрения. Но где-то под сердцем тяжело ворочалась давняя зависть: шелест дхарм вкрадчиво нашептывал, что это должна была быть его победа, что его имя сейчас должны были славить, что это он трудился дни и ночи три года, оспаривая искусство чарования рун у самих Атальпас. Однако Атальпас снова напомнили, что он как был, так и останется бледнокожим ублюдком, даже назвавшись сыном Солнца, даже постигнув их тайны, не будучи Воплощенным. Все это время Рагдар скитался от храма к храму, выполняя черные работы, не требовавшие ничего, кроме грубой силы и выносливости. Но миг окончательной победы над Воплощенной прославил именно его.

Улыбаясь, Вальдерас стиснул зубы. Он вспоминал, как отступала его армия, как он сам и заклинатели безуспешно сдерживали натиск призванной Стаи, как карагартцы в спину добивали бегущих… Несомненно, случилось одно из самых тяжелых поражений в истории Ульма. Никогда Атальпас не выражали своего благоволения к Карагарту так явственно. И если бы не Рагдар, сейчас бы карагартские гвардейцы утешали ульмийских вдов, а из таверен доносилось бы «Ауберат, Ассанта».

И все это было так – несомненно так! Но Вальдерас вновь, как в детстве, ощущал себя несправедливо обделенным: что бы он ни предпринимал, к чему бы ни стремился, Рагдар всегда оказывался на полшага впереди – ненароком, легко, без усилий, походя, почти случайно и сам того не желая. Вот и теперь: Вальдерас не просто проиграл – проиграл унизительно, поддавшись эмоциям, просчитавшись в своей стратегии, не прислушавшись ни к царскому чутью, ни к предупреждениям Бальвира… Если б не Рагдар… И Вальдерас подспудно, боясь в этом признаться самому себе, даже жалел, что он появился. Уж лучше погибнуть, пожав все плоды своей недальновидности, чем стать царем-невидимкой в глазах собственного народа.

– Ауберат, Рагдар! – доносилось со всех сторон.

– Ауберат, Вальдерас! – выкрикнул Рагдар в ответ. – Ауберат, Вальдерас! Ауберат, Вальдерас!

И толпа подхватила клич своего любимца, но Вальдерас почувствовал еще большее раздражение…

Близился Кархалт гил Тиншасс. Вестники из Заречных храмов являлись в города, обходили кварталы богачей и трущобы бедняков, дни и ночи напролет возвещая о скором явлении Ахтессы, Звезды Мертвых.

Народы Ханшеллы поминали своих предков ежегодно. Но в Кархалт гил Тиншасс мертвые сами являлись в Заречные храмы: Звезда их царства освещала Поля Вечной Пахоты впервые за последние четыре тысячи лет.

За месяц до ночи Кархалта во дворец прискакал тесситский вестник. Не выказывая почтения к царю живых ни поклоном, ни жестом, подданный царя мертвых передал сидевшему на троне Вальдерасу письмо, запечатанное знаком свившегося червя.

– Я впервые вижу такие знаки! – удивился Вальдерас, развернув свиток.

– Мы пишем только на языке мертвых, – невозмутимо пояснил вестник.

– И чего хочет Заречный храм?

– Здесь написано, что в ночь Кархалта Заречный храм на Трех Реках призывает царя Ульма и царицу Карагарта. С Полей Вечной Пахоты пришла весть, что предки Сакхара и Тарниф, захороненные в криптах нашего храма, желают говорить с нынешними правителями.

– Мы будем с Ассантой в одном храме? – с трудом скрывая радость, спросил Вальдерас.

– В разное время. Дочь Тарниф до жабьего часа, ты – после.

– Что мне до́лжно делать?

– В ночь Кархалта граница между царством живых и царством мертвых почти стирается. Мир мертвых наполняет тальпы Неназываемого, но Многоименного. Кроме тесситов, ни один живой, перейдя черту, не вернется оттуда. Поэтому приходи не как человек Вальдерас, а как Создатель, павший в схватке с Господином Запределья, но вернувшийся к Создательнице после того, как Неназываемый, но Многоименный даровал ему живое тело.