Гаянэ Степанян - Книга аэда [litres]

– О Создатель, – обратился к Вальдерасу один из них, – законы Неназываемого, но Многоименного чрезвычайно совершенны! О Создатель, не подвергай сомнению законы Неназываемого, но Многоименного!

Вальдерас снял царский венец и положил его к ногам говорившего. Тесситы разомкнули алебарды.

Зловоние усиливалось. В сгустившейся загробной зге Вальдерас снова различил альгирд алебард.

– О Создатель! Законы Неназываемого, но Многоименного чрезвычайно совершенны! О Создатель, не подвергай сомнению законы Неназываемого, но Многоименного!

Вальдерас оставил пояс с ножнами у ног тессита и продолжил спуск.

Коридор сузился настолько, что идти по нему можно было только боком, и Вальдерасу казалось, что он уже похоронен. Через равные промежутки его встречали стражи – каждый раз он отдавал им украшение или что-то из одежды.

В тальпу Неназываемого, но Многоименного Вальдерас вошел нагим. Волоски на теле дыбились от холода и страха, ноги и руки покрылись гусиной кожей, в глазах мутилось от зловония гниющего мяса, и он едва сдерживал рвоту.

К Вальдерасу подошли двое, и в мертвенно-тусклом свете альгирда они казались скелетами, а вовсе не раскрашенными известью людьми. Кто-то торжественно возгласил:

– Неназываемый, но Многоименный! В Битве с Господином Запределья Создатель стал трупом! Ты слышишь гниение его плоти! Мы избавим его от гнили, чтоб новую плоть твоей милостью обрел он!

Легкие Вальдераса работали, как меха, но наполнялись лишь трупным зловонием. Его стало рвать. Чьи-то руки, не дожидаясь, когда он закончит, потащили его к столбу в центре тальпы. Запястья туго связали, а потом веревки врезались в кожу, и ноги оторвались от земли.

Он повис, высоко вздернутый за руки, голый, беззащитный и беспомощный. Сознание покинуло его.

Едкий запах мускусной соли, перебивавший даже вонь гниения, привел его в чувство. Ушей коснулось шипение тесситского языка. Вальдерас стоял на коленях напротив альгирдового трона, где восседал исполинский человекоподобный скелет, упиравшийся бегемотьим черепом в землянистый свод. Скелет был сложен из костей бегемотов и облачен в царские одеяния. Справа от трона, на месте первого амира, стоял тессит – глава храма, судя по отделанному альгирдом доспеху. Известь покрывала его лицо так, что в тускло-ядовитом свечении казалось, будто на черепе нет плоти.

– Ты достиг в личине Создателя Великого Ничто. Ты умер, и прежнее твое тело подвешено с прочими трупами. Склонись перед Неназываемым, но Многоименным, Вальдерас Сакхара, – сказал верховный тессит. – Склонись перед тем, кто правит Полями Вечной Пахоты чрезвычайно совершенно!

Вальдерас опустил лицо перед троном, признавая, что даже царь ничтожен перед ликом смерти.

– У твоего рода для тебя весть.

– Я надеюсь услышать напутствие матери и отца, – решился заговорить Вальдерас впервые с начала обряда.

– Ты не услышишь их, потому что их прах не был предан ни одному Заречному храму. Ты услышишь меня. – Ладони Вальдераса холодно вспотели: он узнал голос Нардха. Он хотел поднять голову, ожидая увидеть восставшего деда, но ладонь стоявшего рядом тессита властно надавила на затылок.

– Опасайся своей матери, Вальдерас! – продолжил голос Нардха.

– Остерегайся Кшаллы! – подхватил незнакомый голос.

– Бойся ту, что именует себя Каллеатой! – присоединился третий.

– Не верь снам Извне! – вновь заговорил Нардх.

– Твоя мать играет тобой, не за тебя! – еще один незнакомый голос.

– Бойся матери! Остерегайся Кшаллы! Не верь неназванной Даэрре Атальпас! – Голоса становились все громче, они уже говорили не по очереди, а все одновременно.

– Сол-Га – штисс Каллеата! Сол-Га – штисс сссх’тинг Кшалла! Шенс! Дшзагг! Гзирх-лисса-Каллеата! – к хору присоединялись новые и новые голоса.

– КАР’САН’ДЗЗЗИРХ’!

Лица тесситов обездвижились, а губы безвольно повторяли слова под диктовку неясной силы, овладевшей разумом людей. Вальдерас остался один живой среди мертвецов. Он забыл о холоде, о зловонии: казалось, что под шипение на языке мертвых в глаза, в ноздри и глотку забивается земля.

– КАР’САН’ДЗЗЗИРХ РАГДАР! КАР’САН’ДЗЗЗИРХ» РАГДАР!

Внезапно все смолкло. Тесситы с недоумением осматривались, словно забыли, как и зачем здесь оказались.

– Ты получил весть, царь? – спросил верховный.

– Да, но… В сказанном на языке живых я не уловил смысла. А на языке мертвых не понял даже слов.

– Никто из братьев не перевел?

– Все братья говорили… Сначала на языке живых, а потом…

– Все?! – Тессит задумался. – Верно, важная была весть, раз мертвых пришло лишь на одного меньше, чем живых…

– Но как мне понять сказанное? Они говорили, что я должен остерегаться матери и Каллеаты. Я не знал матери! А Каллеата… – Вальдерас запнулся.

– Мы не толкуем слова мертвых. Мы лишь передаем их.

– Но хотя бы переведите! Вы что-то говорили о моем лучшем друге, – и Вальдерас повторил последнюю фразу, как запомнил.

– Он есть слово воли, – начал было переводить тессит, но сам себя перебил: – Это бессмысленно. Такое можно сказать только о тессите, а твой друг не тессит. Ты неправильно запомнил. Поторопись, царь! Тебе надо успеть из Великого Ничто в Великое Начало раньше, чем восстановится граница между миром живых и мертвых.

Ассанта распорядилась разбить лагерь недалеко от Заречного храма. Часы перед поединком она коротала за партией госха с Кшаран.

– Моя царица! – на пороге стояла Смертная Сестра. – К тебе ульмиец с вестью от Вальдераса Сакхары. Назвался Рагдаром Кханком. Безоружен.

Кшаран ощутила недоброе покалывание дхарм…

– Или казни, или прогони, – шепнула она. – Только не впускай его, умоляю!

– Пусть войдет, – приказала Ассанта, даже не взглянув на Кшаран.

Рагдар вошел и почтительно встал на колено, опустив лицо.

– У меня разговор только для твоих ушей, царица.

– Это не тебе решать! – прошипела Кшаран, но Ассанта не позволила ей продолжить, повелительно подняв ладонь.

– Оставь нас, царевна.

– Ассанта?!

– Ступай.

Спорить было не только бессмысленно, но и рискованно.

– Не тебе стоять передо мной на колене, Равный.

Рагдар поднялся.

– Ты хочешь убить меня? Или отговорить от поединка? – Ассанта намеренно не называла его по имени, как будто это могло ослабить его власть над ней. Но в коленях она чувствовала дрожь и слабость.

– Пожалуй… – Его взгляд упал на игральную доску. – Пожалуй, я хочу сыграть в госх. Я люблю его, но обычно проигрываю. Царевна Кшаран играла за кварцевых?

Ассанта кивнула.

– Я продолжу ее партию. – Рагдар уселся со стороны своих фигур.

– Тогда твой ход.