Н. Джемисин - Врата Обелиска [litres]

Шаффа смотрит на Умбру. Тот наклоняет голову набок, и на какой-то миг между ними вспыхивает серебро. Та штука, что внедрена в их сэссапины, отзывается странным образом. Но затем Шаффа хмурится, и она видит, как он отталкивает серебро. Ему больно это делать, но все же он так делает, обращая к ней яркий взгляд, крепко стиснув зубы и покрываясь испариной.

– Думаю, ты можешь быть и права, малышка, – только и говорит он. – Запри людей в клетке, и они сделают все, чтобы сбежать оттуда, но не сотрудничать с теми, кто их запер. Полагаю, что произошедшее здесь было неизбежно. – Он бросает взгляд на Умбру. – И все же. Их Стражи наверняка были слишком небрежны, раз позволили группе орогенов напасть на них. Та с духовой трубкой… урожденный дичок, скорее всего и ее обучили тому, чему не следовало бы, еще до того, как привезли сюда. Это она была заводилой.

– Небрежные Стражи, – говорит Умбра, глядя на Шаффу. – Да.

Шаффа улыбается ему. Нэссун в замешательстве хмурит брови.

– Мы уничтожили угрозу, – говорит Шаффа.

– Большую ее часть, – соглашается Умбра.

Шаффа с еле уловимой иронией кивает ему прежде, чем повернуться к Нэссун. Он говорит:

– Ты была права, сделав то, что сделала, малышка. Благодарю за помощь.

Умбра не сводит глаз с Шаффы. Особенно с его затылка. Шаффа внезапно поворачивается, глядя на него в ответ с застывшей на лице улыбкой и смертоносным спокойствием во всем теле. Через мгновение Умбра отводит взгляд. Нэссун понимает. Серебро в Умбре успокоилось или, по крайней мере, стало таким как всегда во всех Стражах, но мерцающие нити внутри Шаффы по-прежнему живы, активны, рвут его. Однако он с ними борется и готов схватиться и с Умброй, если необходимо.

Из-за нее? Нэссун изумленно ликует. Из-за нее!

Затем Шаффа садится на корточки и берет ее лицо в руки.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Его взгляд на миг устремляется к восточному небу. Сапфир.

– В порядке, – говорит Нэссун, поскольку так и есть. На сей раз связаться с обелиском оказалось гораздо легче, отчасти потому, что это не было внезапно, и отчасти от того, что она начинает привыкать к внезапному наступлению странности в ее жизни. Хитрость в том, чтобы позволить себе упасть в него, и падать с той же скоростью, и думать о нем, как о большой колонне света.

– Потрясающе, – говорит он и встает на ноги. – Пошли.

Итак, они оставляют за спиной Антарктический Эпицентр с зеленеющим на полях урожаем и остывающими трупами в административном здании, а также блестящими разноцветными человеческими статуями, разбросанными по садам, баракам и стенам.

Но в следующие дни, когда они идут по дороге и лесным тропинкам между Эпицентром и Джекити, каждую ночь ложась спать в чужих амбарах или вокруг своего костра… Нэссун думает.

Ей больше нечего делать, кроме как думать, в конце концов. Умбра и Шаффа не разговаривают друг с другом, и между ними какая-то напряженность. Она достаточно хорошо ее понимает, чтобы не оказываться с Умброй наедине, что легко, поскольку Шаффа старается не допускать этого. В этом нет особой необходимости; Нэссун думает, что то, что она сделала с Эйтцем и людьми Антарктического Эпицентра, она сможет проделать и с Умброй. Использовать обелиск – не сэссить, серебро – не орогения, и, стало быть, даже Страж не в безопасности. Ей, однако, даже нравится, что Шаффа ходит с ней в баню и воздерживается от сна – Стражи, похоже, такое могут, – чтобы присматривать за ней по ночам. Приятно, что снова кто-то – хоть кто-то – защищает ее.

Но. Она размышляет.

Нэссун тревожит, что Шаффа уронил себя в глазах товарища-Стража тем, что решил не убивать ее. Еще больше ее тревожит то, что он страдает, стискивает зубы, делая вид, что это улыбка, даже хотя она видит, как серебро сжимается и горит внутри его. Теперь оно не успокаивается ни на минуту, и он не позволяет ей ослаблять его боль, поскольку на следующий день Нэссун будет усталой и заторможенной. Она смотрит, как он терпит, и ненавидит ту маленькую штуку в его голове, которая так его мучает. Она дает ему силу, но что хорошего в силе, если он на строгом поводке у этой штуки?

– Почему? – спрашивает она как-то вечером, когда они разбивают лагерь на плоской, приподнятой белой плите чего-то – не металла и не камня, все, что осталось от руин какой-то мертвой цивилизации. В районе наблюдались признаки действий налетчиков или неприкаянных, и в крошечной общине, в которой они остановились прошлым вечером, предупредили, чтобы они держались настороже, так что с высокой точки они заранее увидят нападение. Умбра отошел ставить силки, чтобы поймать что-нибудь на завтрак. Шаффа воспользовался возможностью полежать в спальном мешке, пока Нэссун стоит на страже, а она не хочет держать его настороже. Но ей надо знать.

– Зачем эта штука у тебя в голове?

– Мне ее внедрили туда, когда я был еще очень юн, – говорит он. Он устал. Сражение с серебром в течение нескольких бессонных суток сказалось на нем. – Я не спрашивал «почему»; просто так было надо.

– Но… – Нэссун не хочет раздражать его следующим вопросом. – А так было надо ? Ради чего?

Он улыбается, хотя глаза его закрыты.

– Мы созданы, чтобы охранять мир от опасности, которую представляют такие, как ты.

– Я понимаю, но… – Она качает головой. – Кто тебя создал?

– Конкретно меня? – Шаффа открывает один глаз, затем слегка хмурится. – Я… я не помню. Но в целом Стражей создают другие Стражи. Нас находят, или выводят, или передают в Уоррент для обучения и… изменения.

– А кто делал Стражей до вас и до них? Кто сделал это первым ?

Некоторое время он молчит – пытается вспомнить, понимает она по его лицу. То, что с Шаффой что-то не так, эти глубокие дыры в его воспоминаниях, тяжелое давление линии разлома на его мысли, это Нэссун просто принимает. Он то, что он есть. Но ей надо знать, почему он такой… и, что еще важнее, она хочет знать, как сделать ему лучше.

– Я не знаю, – говорит он наконец, и она понимает, что разговор закончен, поскольку он выдыхает и снова закрывает глаза. – В конце концов, это «почему» не имеет значения, малышка. Почему ты ороген? Иногда просто нужно принимать свой удел.

Нэссун решает замолчать, и через несколько мгновений тело Шаффы расслабляется, и он засыпает в первый раз за несколько дней. Она послушно несет вахту, распространяя свое восстановившееся ощущение земли, чтобы улавливать вибрации маленьких животных и других передвижений в ближайшей округе. Она может сэссить и Умбру, который методически держится на грани ее чувствительности, устанавливая силки, и из-за него она вплетает серебряную нить в сеть своего сознания. Он может увильнуть от ее сэсуны, но не от этого. Она уловит и любого неприкаянного, если он подойдет на расстояние полета стрелы или броска гарпуна. Она не даст никому ранить Шаффу, как ее отца.